|
|
|
№ 26-27 (3718-3719), 15 декабря 2005 года
|
 |
|
факультет в моей жизни
|
|
|
Востоковедение:
увлечение, специальность или образ жизни?
Востоковедение – увлечение, специальность или образ жизни?.. Я никогда не задумывалась над этим вопросом. Только сейчас, уже после семи лет ежедневного изучения пожелтевших страниц редких словарей, зазубривания масдаров, чтения по вечерам завораживающих историй из жизни придворных поэтов, – а она порой могла в одночасье измениться, и после сказочного дворца прежний фаворит остаток жизни был вынужден прозябать в нищете. Их произведения полны лирических мотивов и путешествий в манящий загадочный мир Востока, а иногда заставляют расчувствоваться далеко не сентиментального востоковеда...
|
 |
Ханна Омархали |
|
Только сейчас я задумываюсь...
Помню, как в первый раз прочла «Шахнаме» Фирдоуси, как жадно перебирала страницы, жалея о каждой прочтенной – и радуясь каждой оставшейся странице. Тогда ли я решила поступить на Восточный факультет? Не знаю... Но уже будучи в десятом классе, я твердо знала, что буду поступать на Восточный факультет, на кафедру иранистики! Первая попытка «покорить Восток» оказалась неудачной, но судьбоносной! После года кропотливой и тщательной подготовки к экзаменам вторая попытка была более чем удачной, и я поступила на отделение, которое открыли спустя почти 60 лет «забвения»: иранистика – курдоведение.
В марте 1959 г. академик Иосиф Абгарович Орбели, будучи заведующим ленинградским отделением Института востоковедения АН СССР, издал приказ о том, чтобы выделить из состава иранского кабинета группу курдоведов, которую он и возглавлял до конца жизни (1961). И.А.Орбели – ученый мирового уровня: в 1941-47 гг. он был директором АН Армянской ССР; в 1934-1951 гг. – директором Эрмитажа; в 1955-1960 гг. деканом восточного факультета ЛГУ; в 1956-1961 гг. заведующим Ленинградским отделением Института народов Азии АН СССР. Его ближайшим соратником был Канат Калашевич Курдоев, который помогал при создании курдоведческой группы. Заслуги этих двух ученых и их труды можно перечислять очень долго. Благодаря им была создана группа по курдоведению, которая до сих пор существует в стенах Института востоковедения РАН. А в год моего поступления (1998) благодаря стараниям академика И.М.Стеблин-Каменского на восточном факультете появилась группа иранистов-курдоведов.
Курдоведение... Могла ли я, будучи курдянкой по происхождению, мечтать о таком?.. Изучать историю, литературу и язык собственного народа, представители которого не могут даже в некоторых странах произнести вслух «курд», за это они могут быть посажены. Только за одно слово «курд»... Я же имела возможность ходить по коридорам, сидеть в аудиториях и говорить «курд», «курд», «курд» сколько угодно раз! Я была счастлива! Не меньшую радость мне приносило изучение персидского языка, самого сладкого и звучного языка Востока (после родного, конечно). Я с удовольствием заучивала наизусть стихотворения персидских поэтов, ни с чем не сравнимые по глубине мыcли и мудрости. Да, изучая фарси, научишься и правильно жить...
Когда мы научились довольно хорошо читать и писать и перешли на второй курс, то мы начали изучать классический персидский язык и приступили к чтению классического представителя этого времени – Саади. Занятия вел сам профессор Иван Михайлович Стеблин-Каменский – декан восточного факультета. Всем студентам (а «всех» было трое) Иван Михайлович раздал тексты произведения «Гулистан». Не знаю почему, но мне он протянул не печатное издание, как другим студентам, а самую потрепанную и пожелтевшую из книг и сказал, что я справлюсь: это была старая литография... С тех пор я не понаслышке знаю, что такое литографированный текст! Не один вечер я ломала голову над очередным словом, догадываясь, что бы здесь могло быть написано, пока не привыкла к письму и не научилась читать и такой почерк. Мне никогда не забыть наставления Саади в его «Гулистане», равно как и то, как я «дописывала» в уме точечки, различающие буквы и, соответственно, слова, читая эту литографию.
С каждым годом я сожалела еще об одном пройденном курсе: мне очень нравилось учиться. Я «летела» на занятия, как Меджнун к своей возлюбленной Лейли, и так же, как Меджнун, уходила с большой грустью.
Санкт-Петербургский государственный университет славится своим высоким уровнем образования: я не раз убедилась в этом, побывав в разных странах.
Если кто-то думает, что на кафедре иранской филологии Восточного факультета СПбГУ изучают только персидский язык, то он ошибается. Мы изучали много разных языков: кроме классического персидского языка мы учили современный фарси, древнеперсидскую клинопись и среднеперсидский язык (пехлеви). Это были одни из самых любимых занятий, которые вел академик РАН Михаил Николаевич Боголюбов. (Я счастлива, что до сих пор у нас с Михаилом Николаевичем сохраняются очень теплые и дружественные отношения.) Еще мы читали с ним «Шахнаме». Да, я вновь читала Фирдоуси, но уже в оригинале! Даже сейчас, когда у меня хорошее настроение, я, выискивая в памяти некоторые строки из «Шахнаме», начинаю напевать их арузом (метрическая система, на основе которой написано персидское классическое стихотворение)! Мы изучали также арабский язык, два диалекта курдского языка (курманджи и сорани), английский язык. Позже, когда у меня появилось чуть больше свободного времени (в магистратуре), я начала изучать испанский язык. Потом в списке появился и немецкий.
Помимо самих языков мы изучали историю, этнографию, географию, экономику и политическую ситуацию страны изучаемого языка. Но это не все... У нас еще были общие лекции по психологии, этнопсихологии, политологии, религиоведению, философии религии, социологии, педагогике, статистике, истории философии, русской философии конца XIX начала XX веков, экономике, законодательству и Конституции России, культурологии, лингвистике и литературоведению, истории всемирной литературы, и даже по медицине, математике, информатике и концепциям современного естествознания. Слушали лекции по компьютерным технологиям в науке и образовании, логике и методологии науки, статистике, не говоря уже о посещении любимых всеми студентами занятий по физической культуре. Было также много различных спецкурсов по специальности.
* * *
На втором курсе я уже определилась с темой моего научного исследования – йезидизм. Я глубоко признательна академику РАН Михаилу Николаевичу Боголюбову и академику РАН Ивану Михайловичу Стеблин-Каменскому за то, что они поддержали мой выбор, несмотря на то что я была студенткой кафедры иранской филологии, а тему выбрала по религиоведению. Иван Михайлович согласился руководить моей работой (и до сих пор в аспирантуре является моим научным руководителем).
Большинству наших современников слово «йезидизм», возможно, незнакомо. А между тем йезидизм – древнейшее вероисповедание курдов и одна из самых таинственных религий Востока. До того как ислам пришел на земли Курдистана, многие курды вместе с классическим зороастризмом исповедовали именно ее. В результате многовековой истории гонений йезидизм во многом стал тайной, «катакомбной» религией. Но, как это ни поразительно, ему удалось сохранить основные черты, присущие крупной религии, с ее догматикой, богословием, таинствами и обрядами. Отличительной чертой этой религии, как и зороастризма и индуизма, является то, что йезидизм – не миссионерская религия, принять ее нельзя: йезидом можно только родиться. Еще йезидское общество основано на кастовом принципе деления, и все общество делится на три касты, две из которых представляют духовенство, а одна – мирян. Браки между кастами строго запрещены, соответственно, приверженцем той или иной касты тоже рождаются.
Вот я и родилась... родилась в йезидской семье, принадлежащей к касте духовенства, роду Омархали.
|
Фотоархив |
Н.А.Невский с женой-японкой. |
|
Востоковедение, в частности изучение йезидизма, стало моей специальностью. Год за годом я углубляла знания в этой области: сложность моей работы заключалась в том, что йезидизм – это бесписьменная религия, представляющая собой устную традицию, что значит: почти полное отсутствие письменных источников и скудные сведения в заметках путешественников. Некоторые мои однокурсники почти не выходили из библиотек, переводя в течение нескольких лет обучения отрывки из одной рукописи. Мне же пришлось начать полевые исследования, что, признаюсь, мне очень нравится! Я объездила многие города и села России, Армении и Германии. В начале XX в., сразу после геноцида армян в Османской империи, геноциду подверглись и йезиды, в результате чего десятки тысяч йезидов погибли, а те, кто спасся, переселились в Армению и Грузию. В Германию же йезиды переехали, спасаясь от преследований со стороны турецких властей в 1980-х, и теперь большинство йезидов Турции живут как раз в Германии.
Поскольку я защитила свою магистерскую диссертацию на «отлично», мою работу рекомендовали к публикации. Немного переделанная и доработанная, она была опубликована издательством СПбГУ (Ханна Омархали. Йезидизм. Из глубины тысячелетий. СПб., 2005), за что я очень признательна всему коллективу издательства и его директору – Роману Викторовичу Светлову.
Параллельно с основной темой моего научного исследования я работала над переводами с фарси на русский язык современных писателей, и в последнем конкурсе переводов, проведённом в СПбГУ, мой перевод занял 1-е место в номинации «Лучший перевод прозы».
В последние годы я участвовала во многих международных конференциях, проводимых как в городах России, так и в Польше, Германии, Франции и Великобритании. В июне этого года в Лондоне мне посчастливилось встретиться с единственным религиозным и духовным главой всех йезидов – Мир Тахсин-бегом (он случайно был там проездом). Мы провели часа четыре вместе, разговаривая и обсуждая проблемы общины. А на следующий день он со своей четвертой женой Дельвин уехал в Германию, а оттуда в иракский Курдистан, где он постоянно и живет. (В иракском Курдистане, а именно в районе Шейхана, находится единственный йезидский храм – Лалеш.)
Мои научные исследования на этот раз привели меня в Германию, в Нижнюю Саксонию, где я продолжаю читать, исследовать, спрашивать и записывать. Чем больше я получаю ответов на свои вопросы, тем больше вопросов у меня возникает. В процессе проводимых мною полевых исследований я объездила более десяти городов Германии, встречалась с представителями йезидского духовенства, йезидскими факирами – дервишами, облаченными в рубище, которые ведут жизнь, отказываясь от всех мирских благ...
* * *
Исследование йезидизма стало моим образом жизни. Я замечаю, что чем больше занимаюсь изучением йезидизма, тем глубже хочу его изучать, поскольку все больше понимаю, что мало его знаю. Мне очень знакомо и близко описание Абу Хамида ал-Газали, которого богословы часто сравнивают с отцами христианской церкви Августином Блаженным и Фомой Аквинским, о том, как он обращался к разным формам достижения истинного знания: «Я без конца бросался в пучину этого глубокого моря, бороздил, как храбрец (а не как опасливый трус) его дно, залезал в трясину темных вопросов, бросался навстречу любой проблеме, шел напролом сквозь любые трудности...».
Часто только прочувствовав сам, убеждаешься в правоте банальных истин, например, таких как «знание – это океан», а если это знание касается религии, то это бескрайний и бездонный океан! Открывая очередную дверь, ты не успеваешь порадоваться, что наконец-то ты ее открыл, как видишь перед собой еще несколько дверей и продолжаешь вновь открывать новые двери, а за ними обнаруживаешь еще и еще. Множество людей хочет немедленно получить доступ к духовным истинам, понять и постичь тайны религии, для чего на самом деле не хватит всей жизни...
Востоковедение – увлечение, специальность или образ жизни?
Меня привела на Восточный факультет моя увлеченность Востоком. Закончив учебу на факультете и получив степень бакалавра, потом магистра, я стала специалистом – востоковедом. Окончив университет, я поступила в аспирантуру и продолжаю заниматься востоковедением. Теперь я могу с уверенностью сказать, что востоковедение стало моим образом жизни, поскольку то, чем я занимаюсь, доставляет мне огромную радость. Но самое важное, на мой взгляд, то, что я нашла себя! Я думаю, все со мной согласятся, что найти дело, в котором человек смог бы полностью себя выразить, непросто. Разгадывание религиозных ребусов, преодоление разного рода преград, которые мне пришлось пройти за мои недолгие годы научной жизни (и предстоит еще пройти) приносят мне только радость. Я верю в существование страхов и преград, но не верю в их жизнь: всё можно при желании преодолеть, причем всегда с улыбкой на лице! Возможно, вы скажете: «Ну вот, опять банальная истина!», но я все же скажу: в жизни нет ничего невозможного!
Востоковедение... Ни одного дня, ни одной минуты разочарования в своем выборе! 
Ханна Омархали,
аспирант кафедры иранской филологии
|
