№ 23 (3713), 14 ноября 2005 года
главная | оглавление | <... | ...>	далекое — близкое

Мы диалектику учили
не по Гегелю

Исаак Александрович Майзель,
старейший из действующих философов Петербурга,
рассказывает о своей жизни, о молодости,
о том,
с чего начинался философский факультет

Я закончил среднюю школу в 1937 году – тогда почти все ленинградские философы были репрессированы, философия была подавлена, и в университете не было ни философского, ни экономического образования. Я поступил на исторический факультет. Тогда там читали курсы лекций крупные ученые – академик В.В.Струве, профессор Б.Д.Греков и другие. Очень хорошо было поставлено изучение древних языков – обязательным предметом была латынь, преподаватель Товстих читал нам древнегреческий. Более того, мы начали изучать языки Древнего Египта и Древнего Шумера (язык Шумера преподавал замечательный человек и крупнейший ученый И.М.Дьяконов). Нашу небольшую группу готовили к тому, что мы будем востоковедами. Летом 1939 года я был в археологических экспедициях – в Ленинградской области и в Крыму, на Керченском полуострове, где мы под руководством В.Ф.Гайдукевича исследовали античное поселение Тиритаку.

И.А.Майзель. 1945 г.

Когда мы в сентябре 1939 года вернулись на факультет, там происходили очень важные изменения: были созданы два новые отделения – философское и экономическое. К тому времени я уже немного познакомился с философией – большую роль здесь сыграло, увы, прочтение «гениальной» (как тогда говорили) работы Сталина, который написал философскую главу о диалектическом и историческом материализме в «Кратком курсе истории ВКП(б)». Но вместе с тем в мои руки попала пара философских книг, изданных еще до революции – и философия заинтересовала меня. Возможность заняться философией сразу далеко отодвинула все мои исторические привязанности. Я как-то сразу почувствовал (и не один я), что философия – это то, что должно стать моим будущим.

По просьбе студентов на философском отделении был с самого начала создан, наряду с первым, второй курс (я был одним из тех, кто активно выступал за его создание). Туда пришли студенты с различных факультетов – физического, исторического… Они давали клятву «уложить пятилетний курс в 4 года». Я подал заявление, чтобы меня, оставив на 3 курсе исторического факультета, зачислили параллельно на 2 курс философского отделения. Но оказалось, что по закону это невозможно, так же как и нельзя перевестись с более высокого на более низкий курс. Сначала многие пытались бороться, но не отступились только двое: это был я и Вера Яковлевна Комарова, которая тоже загорелась мечтой о философии – впоследствии она посвятит себя античной философии.

Я был комсомольцем и написал письмо в ЦК комсомола с просьбой помочь нам. Через несколько дней мне пришло письмо – оно до сих пор у меня хранится, – где был приказ Государственного комитета по делам высшей школы о том, что нам с Верой Яковлевной разрешили заниматься одновременно на историческом и философском отделении. В ЦК комсомола были хорошие люди!

Начались занятия. Заместителем декана по философскому отделению стал Александр Сергеевич Поляк. Это был замечательный человек. Душа отделения, он любил и знал всех студентов. Благодаря ему на факультете создалась очень хорошая, дружественная атмосфера. На отделении было не так много студентов – около 50 человек на двух курсах. А.С.Поляк болел за отделение, приглашал лучших преподавателей, помогал студентам. Это был по-доброму остроумный человек.

Знакомство с философией началось курсом истории античной философии, который читал Борис Михайлович Стычкин. Он очаровал нас. Когда он рассказывал об античных мудрецах, у нас было впечатление, что он сам принадлежит к числу этих мудрецов. Его прекрасно продуманные, великолепно литературно обработанные, глубокие лекции запомнились на всю жизнь.

Затем интересный курс – по истории философии Средних веков – прочел Моисей Кинкулькин. Это было очень непросто, ведь время было сугубо атеистическим, а средневековая философия строится на религиозных основах.

Историю философии Нового времени читал молодой преподаватель Давид Розенштейн (между собой студенты звали его Додик), блестяще знающий свой предмет. И его лекции также сочетали в себе глубину мысли и умение заинтересовать студентов.

Эти три человека – Стычкин, Кинкулькин и Розенштейн – стали зачинателями философского направления в нашем университете. Они были удивительными людьми – превосходно знали свой предмет и – каждый по-своему – прекрасно читали лекции. Учебников у нас не было (были только учебники, изданные до революции), так что на преподавателях была двойная нагрузка. Только перед войной вышла двухтомная «История философии», которую за цвет обложки называли «Серая лошадь». (В 1960-х вышла 8-томная «История философии», которую называли «Красным ослом» – идеологии там порой больше, чем философии).

В 1940 году философское отделение было преобразовано в самостоятельный факультет. У нас появился свой декан. Сначала им стал партийный работник Капустин, но он недолго продержался. Большую часть моего студенческого времени дканом был Борис Александрович Чагин – у него, пожалуй, не было той отточенности, того блеска, которые характеризовали других профессоров, о которых я говорил. Но он был хороший, добрый человек; знающий и сочувствующий студентам – и студенты с уважением к нему относились. Он был довольно крупным философом, но в рамках той идеологизированности, которая требовала, чтобы в любом труде, в любой лекции обязательно говорилось о Ленине, а еще больше о Сталине и его «гениальных идеях». Как административное лицо он обязан был проводить определенную линию. Работа в нескольких вузах не оставляла ему много времени на студентов. А.С.Поляк в это время оставался заместителем декана.

У нас появилась своя комсомольская организация. Секретарем ее был избран Саша Петров – это был очень подтянутый, работоспособный человек; его мы очень ценили… Он прошел войну. Уже после окончания университета он противопоставил себя своим товарищам. «Что же вы – сказал он – называете меня Саша? Ведь студенты слышат это! Называйте меня по имени-отчеству, Александр Афанасьевич…» Какое-то время он был в ректорате, а потом пошел на партийную работу (сперва в Ленинграде, потом в Москве) – а тот, кто втянулся в аппаратную работу, тот уже не мог быть свободным человеком. Он усвоил дух партийности, строгости: ни шагу ни вправо, ни влево – только в заданных рамках. Он очень изменился… Однажды он должен был лететь в одну из «братских социалистических республик», самолет поднялся в воздух – невысоко – и упал. Никто кроме Петрова не пострадал – а Саша Петров погиб…

Друзья-историки и философы. Справа И.А.Майзель и В.Я.Комарова. 1938 г.

Я был сначала редактором факультетской газеты, а затем – заместителем секретаря комсомольской организации. Тогда я познакомился с первыми аспирантами факультета, среди которых был Виктор Штофф, ставший впоследствии моим другом.

Когда мы учились, у нас был очень мощный блок естественнонаучных дисциплин. Великолепный, увлекательный курс математики нам читал очень известный преподаватель Исидор Павлович Натансон. Он настолько блестяще его прочел, что все мы попросили продлить чтение этого курса – и занимались математикой еще один семестр. Курс физики читал Лев Эммануилович Гуревич. Он тоже был замечательным лектором, стиль у него был другой, чем у Натансона – более строгий. Гуревич стал для нас образцом ученого – подтянутый, очень корректный, очень логично излагающий свои мысли и умеющий заинтересовать студента даже тогда, когда речь идет об очень трудном материале. Читался у нас и курс биологии, тоже увлекательнейший. Читал его Антон Витальевич Немилов – тоже замечательный человек. Это был, действительно, цвет ученых, которые пришли к студентам. А мы, студенты, в библиотеках брали книги по математике, по физике, по биологии, чтобы не ударить в грязь лицом…

Когда началась война, у нас начали читать курс психологии – но я этого уже не застал…

В начале войны погиб А.С.Поляк. Б.М.Стычкин погиб во время войны в Средней Азии. Д.Розенштейн прошел почти всю войну, дошел до Германии и был убит уже недалеко от Берлина. Вера Яковлевна Комарова воевала и имеет боевые награды.

Когда началась война (я к этому времени закончил 3 курс философского факультета и 4 курс исторического), наш философский курс был брошен на окопные работы на Карельский перешеек. Командир наш (какой-то младший чин) давал нам задание, убеждался, что мы готовы к работе, а затем снимал сапоги и развешивал портянки на кустиках – к этому сводилось его руководство. Задание наша группа философов выполнила первой. Нам была дана премия – три плитки шоколада.

Затем мы перешли в истребительный батальон (он должен был ловить и истреблять шпионов) – но и он просуществовал недолго. Мы прошли хорошую практику – на одной из свалок Васильевского острова учились ползать по-пластунски. Я был назначен запевалой, и когда мы шли на свалку и со свалки, раздавалась команда: «Майзель, запевай!»

Затем меня направили в 4 гвардейскую ополченческую дивизию (там мы практиковались в умении штыкового боя, используя старинные австрийские винтовки, к которым не было патронов и запчастей, русских винтовок не было). Но оттуда я через 2-3 дня был отчислен: вышел приказ Ворошилова, согласно которому студенты-выпускники должны были быть откомандированы из армейских рядов для окончания учебы, причем выпускным курсом велено было считать четвертый.

Я решил, что не могу смириться со своим положением – мои друзья с исторического и философского факультетов ушли на фронт. Около недели я ходил в военкомат на Фонтанке и доказывал, что меня должны взять в армию. Мне говорили, что я, с моей близорукостью, не пригоден на фронте, но один лейтенант проникся ко мне сочувствием – и направил меня ответственным секретарем бюро комсомола в эвакогоспиталь в Инженерном замке. Там я командовал большой группой юношей и девушек, как и я, непригодных к военной службе. Мы сбрасывали с крыш зажигалки во время бомбежек, помогали медикам – заботились о раненых, число которых все время росло.

Я помню, как в канун 7 ноября 1941 года мы должны были пойти в Ленэнерго – взять подарки для раненых. Мы пошли – и в это время начался обстрел города. С нами была маленькая девочка, мы звали ее Ромашка, ей страшно было идти, она плакала, но шла…

Год спустя я был зачислен в школу резерва политработников, но в середине обучения меня направили в штаб ленинградского фронта – там я должен был вести работу с документами. Однажды мне попалось дело студента-философа, который выдавал себя за майора армии, но был разоблачен. Когда я закончил работу в штабе, то получил назначение в действующие войска. Но скоро меня снова вызвали в Ленинград.

Я очень хорошо помню, как я в мороз (был февраль 1943) поздней ночью пришел в город – а утром уже был на Литейном, 4, в «Большом доме». Я получил назначение в Управление военной контрразведки Ленинградского фронта (я знал немецкий язык, а в управлении нужен был переводчик). Сегодня многие не понимают, что это было за учреждение. Я с уверенностью могу утверждать, что, по крайней мере тот отдел, где был я, имел дело только с зафронтовой работой.

Три мушкетера. И.А.Майзель и профессора философского факультета Ю.С.Мелещенко и А.И.Новиков.

У немцев была организация Абвер, которая сочетала в себе разведовательные и карательные функции – нам удалось ее расшифровать. Среди горы трофейных документов мне удалось найти отчет о том, что стало с генералом Власовым… Однажды ко мне попали немецкие документы, которые доказывали что один из моих университетских товарищей, студент-философ Везеберг, сам пришел к немцам и предложил свои услуги. Как сложилась его судьба, мне неизвестно.

Это была очень трудная работа – и вместе с тем интересная. Мой рабочий день заканчивался примерно в час ночи, после чего я шел в помещение, где содержались пленные немцы – и они учили меня немецкому языку, внося таким образом свой вклад в дело победы над фашизмом.

В апреле 1945 в составе оперативной группы под командованием генерала Быстрова я поехал в Курляндию. Там я работал с пленными. Среди них мне запомнился один – воевавший за немцев бельгиец. Он был танкист, и у него был выбит один глаз. Я допрашивал его. На вопрос, почему он пошел воевать, он ответил, что считает – все европейцы должны бороться с коммунизмом. А когда я выяснял, кто он по своему роду деятельности – оказалось, что он философ. Но у меня не было времени разговаривать с ним о философии…

После войны я хотел вернуться и закончить университет. Но меня не отпустили – лучшее, что я мог выбрать – это преподавание в школе военной контрразведки.

Утром 9 мая 1945 года я приехал на Балтийский вокзал Ленинграда – и пошел домой, где меня ждали жена и сын…

Два с половиной года я проработал в школе контрразведки – и в качестве поощрения мне позволили месяц не работать и за это время закончить университет. На философском факультете никого из прежних людей не осталось – и я сдавал экзамены на историческом. Месяц не спал, и в итоге получил диплом об окончании исторического факультета.

Через некоторое время меня пригласили в Институт водного транспорта – где я и проработал до 1974 года. 15 лет я возглавлял там кафедру философии. Затем я еще 15 лет заведовал кафедрой в Кораблестроительном институте.

Я помню, как однажды в школе контрразведки преподаватель Иванов пригласил меня к себе на лекцию – хотел показать мне, как надо читать лекции… Я пришел.

Раздалась команда «Товарищи офицеры…» (все встают, когда преподаватель входит). И вот он выходит на трибуну (в руке он держит «Краткий курс истории партии»), и говорит: «открывая «Курс истории партии», написанный товарищем Сталиным, мы читаем (он зачитывает): «Царская Россия позже других европейских стран вступила на путь капиталистического развития…» Таким образом, товарищ Сталин убедительно показал, что Россия вступила на путь капиталистического развития позже других стран», – и так далее. Вот как надо читать лекции!

Но я к этому времени уже прикоснулся к философии. Я читал книги Бонифация Михайловича Кедрова (позднее мы подружились, и были друзьями до самой его смерти) и других философов. И мне удалось читать лекции курсантам по-своему, причем я взял на себя чтение философской проблематики, которую другие преподаватели не жаловали.

В начале 1970-х я преподавал в университете (сначала на экономическом факультете, потом и на философском). Я читал лекции, посвященные проблемам науки, научно-технической революции.

В моей «философской судьбе» огромную роль сыграл Одиннадцатый всемирный конгресс истории и философии науки (он проходил в Польше, советской делегацией руководил академик Кедров). Главной темой конгресса стала science of science, наука о науке. В 1958 году (через год) симпозиум, посвященный этой теме, прошел в нашей стране, а science of science стали называть «науковедение».

Наука – техника – цивилизация. Вот тот круг проблем, к которому пришел я в итоге.

Хотя я был одним из первых студентов философского факультета – мне не удалось его закончить… Но я не порывал связей с философским факультетом: защищал в его стенах кандидатскую, а затем докторскую диссертации, опубликовал в его изданиях ряд работ, активно участвовал во многих его мероприятиях (включая празднование юбилея) и вообще старался идти с ним в ногу – хотя порой и не без трудностей…

Я сознаю, что не создал своей школы. Но мои соображения о науке были усвоены многими молодыми философами, для многих я был оппонентом по защите диссертаций, многие опирались на некоторые мои идеи.

Я оставался и остаюсь верен философскому факультету.

16 апреля 2005 года Исааку Александровичу Майзелю исполнилось 85 лет. Сегодня он продолжает читать курсы лекций по истории философии, истории социологии, по философии и социологии науки.  

Записал Вадим Хохряков

На 20-летие философского факультета

Как бы приветствовал юбилей философского факультета В.В.Маяковский

Уважаемые товарищи потомки! Слушайте
   поэзии
      набатный язык!
Знайте:
      свет разорвал потёмки!
Когда факультет
      философский
         возник.
Мой факультет!
      Факультет – во!
Верчу головой в коридоре я.
Напра-во,
      нале-во:
         аудитории, лектории, лаборатории!
Что за знанья
   в этом здании!
Мало людей –
      много идей!
Оружия любимейшего вид –
         цитаты, сноски –
            будит в нас отвагу.
Фронт философии
      незыблемо стоит –
Назад –
      ни шагу!
И вперёд –
      ни шагу!
Под категории навесным огнём
      до бега ли?
Так двадцать лет
      в победах пролетали.
Мы диалектику учили не по Гегелю –
         и всё-таки философами стали!

И.А.Майзель,
написано к юбилею создания философского отделения
исторического факультета ЛГУ

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков