|
|
|
№ 20 (3710), 29 сентября 2005 года
|
 |
|
|
|
|
У науки есть
один критерий – наука
Иногда говорят, что наука – это захватывающее расследование, вроде детективной истории. А академик Юрий Викторович Наточин сравнивает науку с любовью: влюбленность и научная идея посещают человека одинаково непредсказуемо и внезапно.
|
 |
Юрий Викторович Наточин |
|
— Юрий Викторович, когда мы договоривались по телефону о встрече, вы сказали, что в последнее время больше всего вас занимает проблема происхождения жизни на земле...
— Меня волнуют очень многие проблемы, происхождение жизни — одна из них. Новая идея пришла мне в голову несколько месяцев назад. Во всех учебниках пишут, что жизнь возникла в море. Но это невозможно! И я могу очень просто вам объяснить, почему.
Мы состоим из клеток. В живой клетке много калия. А снаружи в крови, внеклеточной жидкости — натрий. Море — натриевое. Когда возникла первая клетка, она должна была иметь инструмент, чтобы вбирать в себя калий и выгонять натрий. Без калия клетка жить не может, синтез белка невозможен без калия. Море всегда было натриевым. Мы сотрудничали с геологами и проанализировали состав воды на несколько миллиардов лет назад. Значит, там не могла возникнуть богатая калием клетка. Жизнь возникла в другом месте. Где? Только в калиевом водоеме. И такие условия были. Потом происходили извержения вулканов, натриевый пепел попадал в водоемы, и смогли в них выжить те организмы, которые научились отделять калий и натрий. Никто раньше не ставил вопрос, когда возникла необходимая клетке плазматическая мембрана. В калиевой среде была важна не она, а оболочка клетки, в натриевой среде и пресных водах необходима плазматическая мембрана.
И отсюда возникает крайне важная проблема – развитие растений и животных. Когда появилась калиевая клетка в натриевой среде, появилась ветвь животных. Оказалось, что у растений натрия почти нет, он присутствует на уровне микроэлемента. А у животных натрия почти столько же, сколько калия. Та ветвь живого, которая дала растения, так и осталась калиевой. А приспособленные к натриевой среде клетки пошли другим путем. Когда оказалось, что снаружи натрий, а внутри калий, на мембране клетки возник электрический мембранный потенциал. Что это дает? Импульс, возможность проведения возбуждения. Это делает возможным появление нервной системы. Поэтому одна ветвь смогла сделать нервную систему, а другая – нет. Я совсем недавно отдал в печать статью на эту тему – в ней рассматривается путь развития от протоклетки к человеку.
А вот другая проблема, которой я увлечен. Что вы сегодня съели на завтрак?
— Кофе, бутерброд с сыром.
— И что с ними произошло?
— Расщепление белков до аминокислот.
— Правильно. Так нас учат. А что если это не так? В кишечнике, у человека в том числе, могут всасываться не только аминокислоты, но и полипептиды и белки в нерасщепленном виде. Для того, чтобы это экспериментально показать, мы взяли нерасщепляемый флуоресцентный белок, чтобы с помощью микроскопа можно было видеть его локализацию, и оказалось, что он проходит стенку кишки, попадает в кровь, и дальше отнюдь не в печени, но в почке накапливается и в клетках почки преобразуется в аминокислоты. А для чего это нужно? Вспомните трагические годы блокады. Что у истощенных людей сохранилось в неизмененном виде? Без каких органов невозможна жизнь?
— Сердце, мозг.
— А где взять материал для обновления этих органов?
— Мягкие ткани, мышцы…
— А как клетки мягких тканей превратить в аминокислоты? Все дело в том, что клетки разрушаются, и белки попадают в кровь, поступают в почку, и уже там расщепляются до аминокислот. Потом аминокислоты возвращаются в кровь и идут на возобновление клеток мозга, сердца.
Вместе с сотрудниками мне приходилось заниматься самыми разными проблемами. Например, приспособление человека к космосу. Это была первая работа в мире. Мы обследовали космонавтов, шел 1964 год, был полет Егорова, Феоктистова и Комарова. Работа была засекречена. Но выводы были сделаны настолько важные, что в 1965 году их разрешили опубликовать в журнале «Космические исследования», работа продолжается и теперь.
Еще одна проблема – каким образом разные живые существа приспосабливаются к средам с разной соленостью. Ведь они могут жить в море, в океане, в Байкале, где почти нет солей, в Каспии, в Черном море, в Белом. Везде разная среда. Вместе с сотрудниками, аспирантами и студентами мы были на Каспии и Белом море, Камчатке и Сахалине, во Владивостоке и на Байкале, в Мурманске, в пустыне Кара-Кум, во многих местах, где мы смогли понять, каким образом приспосабливаются эти существа. И удалось решить некоторые чисто практические проблемы. В 70-х годах началось обмеление Каспия, Аральского моря. И в Центральном комитете партии обсуждалась идея переброса в Каспий вод Черного моря, вы наверняка об этом знаете.
— Поворот северных рек.
— В том числе. А как вы думаете, у разных морей соленость одинаковая? В Черном море почти в два раза меньше концентрация солей, чем в мировом океане, но больше, чем в Каспии. И наша работа показала, что каспийский осетр не выдержит этого повышения солености. Поэтому переброс вод невозможен. Эта работа легла в основу письма к властям, и удалось предотвратить возможную экологическую катастрофу.
Очень важное направление нашей работы – это медицина, клиника. Исследования в области медицины касаются неврологии, пульмонологии, нефрологии. И здесь удалось тоже решить многие проблемы, помочь людям, наши данные используют в качестве новых методов лечения.
|
 |
Разговаривать на серьезные темы лучше всего простыми словами |
|
— Планируется реформа Академии наук. Как вы оцениваете возможные преобразования?
—Попытка силового объединения Академии наук и университетов, на мой взгляд, абсолютно неприемлема для России. Сотрудничество необходимо, но объединение сегодня вредно, потому что это разрушит науку в России. Петр I создал модель, по которой три века в нашей стране развивалась наука. Он создал Академию наук, а при ней университет и гимназию. Они развивались вместе, но независимо.
—Президент Академии наук будет назначаться сверху, а не избираться. Темы научных работ будут утверждаться в зависимости от их целесообразности и соответствия потребностям времени.
— Это плохо. Беспрецедентно плохо. Вспомним физику, генетику, физиологию. Потому что если бы власти в 1934 году пошли по этому пути, то должна была быть уничтожена ядерная физика. Она считалась тогда никчемной, бесперспективной наукой. И не было бы тогда у нашей страны атомной бомбы. Не было бы ядерного щита, благодаря которому мир на все оставшиеся шесть десятилетий двадцатого века оказался фактически защищен от третьей мировой войны.
Никто не знает, никому не дано предугадать будущее фундаментальной науки. Разве мы знали двадцать лет назад, что будет Интернет? Разве мы знали в середине пятидесятых годов, что появится молекулярная биология? Кто мог предсказать это? Никто. Фундаментальная наука интересна своей непредсказуемостью. Я как председатель научного совета РАН по физиологическим наукам недавно должен был представить планы на два десятилетия вперед, поэтому я в курсе этих новаций. Планировать в фундаментальной науке можно не темы, не проблемы, а только направления, которые было бы целесообразно финансировать. Но генерация идей, так же как и чувства любви –абсолютно непредсказуема. Разве в 1905 году кто-то мог предсказать, что Эйнштейну придет в голову теория относительности?
Я считаю, что нужно было бы дать свободу творчества тем, кто может заниматься научным творчеством. Этих людей легко определить. У них есть интеллектуальный капитал, публикации. Единственный выход – свободное развитие науки в стране и свободное существование творческой мысли.
До семнадцатого года президентом Российской Академии наук обычно был человек, который относился к императорскому дому. Он утверждался государем. В 1917 году после февральской революции должность президента Академии наук стала выборной. И с тех пор Академия наук во время всех перипетий власти выбирала своего президента.
Наука в нашей стране пережила много преобразований. Например, когда-то нельзя было стать заведующим лабораторией, если ты не член партии, ввели возрастной ценз. Для меня это непонятно. Для меня есть один критерий – наука. Ни пол, ни возраст, ни вероисповедание, ни национальность, ничто не может быть критерием для возможности ведения научной работы. Как только вступают в силу какие-то ограничения, это сразу приводит к нарушению свободы творчества. Нарушаются основы творчества. Наука – это творческая профессия.
—Психологи утверждают, что человек генерирует идеи только до определенного возраста…
—А как же то, что я вам рассказывал про эволюцию? Мне далеко за 30, а идея эта пришла мне в голову несколько месяцев тому назад.
Мы должны оперировать фактами, а не придумыванием неких образов, которые предлагают психологи. Когда Иван Петрович Павлов получил Нобелевскую премию за работу в области пищеварения, ему было 55 лет. Потом Павлов начал новую страницу своей жизни, разрабатывая физиологию высшей нервной деятельности, условные рефлексы.
Десять лет назад я организовал медицинский факультет. В начале сентября 1994 года мне позвонила Людмила Алексеевна и предложила участвовать в этом проекте. И меньше чем за год, за девять месяцев, как и положено, был организован факультет. Абсолютно новое дело на ровном месте.
— В завершение беседы я, с вашего позволения, снова буду грешить образами. Складывается такое впечатление, что вся современная жизнь противоречит философии науки. Сейчас даже любовь пытаются программировать и предсказывать – чтобы получилось наверняка и с желаемым результатом. Получается, что наука – эдакий бастион, на который уже начинаются серьезные атаки…
—Ну и что. Есть две стороны в этой жизни. Одна сторона – ваш внутренний мир. А вторая – мир вокруг вас. Пока жив человек, он будет генерировать идеи. А наука – это то, что живет идеями. Поэтому невозможно ее уничтожить в этом смысле слова. Административно – да, можно играть. Но эти игры плохо заканчиваются. Гитлер смог разрушить германскую науку. И до сих пор она не поднялась до того уровня, на каком была в мире в начале века. Российская Академия наук устояла в последнем трудном пятнадцатилетии. Академия сохранила нераспроданным весь материальный запас федерального имущества. И нападки на нее, как вы правильно говорили, попытки что-то смоделировать – это игры, главное, чтобы власть не пошла на поводу у людей, которые их инициируют.
Есть еще один аспект, который меня беспокоит. У меня волосы дыбом встают, когда я слушаю радио, и там постоянно дают советы, как худеть, как поправляться, как жить, как лечиться. Большей профанации трудно себе представить. У меня была идея, и я говорил об этом с Людмилой Алексеевной: на всех без исключения факультетах выделить определенное число часов для курса физиологии человека. Иммунитет от дурного знания может быть только один – хорошее внутреннее осознание предмета. Рассказать о природе человека, как он жив и чем он жив, могут только физиологи. Я считаю, что это обязательная грамотность, столь же необходимая, как грамотность в русском языке. Это должен быть обязательный университетский курс. Вы можете принять или не принять предлагаемые вам лекарства или диету, но вы должны знать возможные последствия. Человек не может быть грамотным, образованным и широко эрудированным без знания самого себя.
— А что же делать тем, кто уже выпустился из университета? Читать учебник «Основы физиологии»?
— Нет. Пусть приходят – расскажем... В начале будущего года я хочу провести совместно с МГУ всероссийскую школу, где самыми сильными физиологами России будет прочитан полный университетский курс лекций. Потом этот курс будет записан на лазерные диски, чтобы в любой точке страны люди могли прослушать полный курс физиологии, прочитанный лучшими специалистами, которые не только разбираются в предмете, но и умеют читать лекции.
— Если вернуться к теме реформы академии, что опаснее – преобразование административное или лишение налоговых льгот?
— Хотите уничтожить науку – отмените налоговые льготы на землю, и спустя короткое время не останется НИИ. Предотвратить такие изменения — это дело граждан России. Если они хотят, чтобы страна жила не на нефтяной трубе, а за счет интеллекта, они должны защитить тот интеллектуальный источник, который и есть наука. Вряд ли нужно доказывать, что без науки не может быть медицины, здравоохранения, образования – ничего не может быть. Наука должна быть свободна, независима, сильна. Естественно, она должна быть перестроена, но в соответствии с внутренней логикой ее развития. 
Записала Венера Галеева
Фото Сергея Ушакова
|
