|
|
|
№ 27 (3686-3687), 26 ноября 2004 года
|
 |
|
|
|
|
А годы летят,
наши годы, как птицы,
летят...
Юбилей химфака – это юбилей всех его выпускников. Но нам повезло больше других – мы родились как химики и были выпущены химфаком в свет в 1954 году. Так что сегодняшний юбилей – это еще и 50 лет со дня нашего выпуска. Пятьдесят лет – большой срок и есть что вспомнить. Но эти воспоминания не научный трактат, обязанный быть точным в изложении фактов, а весьма субъективный (хотя и коллективный) рассказ о том, что мы знаем, помним (через более чем 50 лет со времени излагаемых событий) и чувствуем.
Мы окончили университет в 1954 году, а поступили, следовательно, в 1949-м. Чтобы получить аттестат зрелости, нам пришлось в школе сдать 11 выпускных экзаменов, а тем, кто не заслужил золотой медали, для поступления в университет сдать еще 8: написать сочинение, сдать литературу устно, математику 3 раза (устно и письменно), физику, химию и иностранный язык; и все это – за одно лето! Проходной балл для ленинградцев был 4,17; для иногородних, возможно, выше, так как для них поступление дополнительно лимитировалось количеством мест в общежитии. В те годы наш факультет, как, впрочем, и весь университет, отличался известной долей антисемитизма: в наши ряды «просочилось» всего около восьми «лиц еврейской национальности», при том, что это были в основном медалисты. Стоит, однако, подчеркнуть, что в студенческой среде, на бытовом уровне, антисемитизмом и не пахло.
Всего на факультет исходно было принято 125 человек. Нас разбили на 5 групп. Первую группу составляли юноши: деканату так было удобнее организовать им занятия на военной кафедре. Девушки были страшно разочарованы! Ведь мы учились в школе раздельно, мальчики и девочки, и только в вузе рассчитывали познакомиться, наконец, с представителями противоположного пола. Во вторую группу вошли оставшиеся юноши и часть девушек, третью составляли исключительно медалистки. Все прочие составили последние две группы.
Однако такое деление продержалось недолго. Начало пятидесятых годов – это самое «жаркое» время «холодной войны», время создания атомного и водородного оружия. Требовались химики вполне определенного профиля. Поэтому на втором году обучения наш курс «переформировали», отобрав физически здоровых, анкетно безупречных, успевающих студентов и в административном порядке, практически не спрашивая согласия, перевели их на закрытую специальность или, как говорилось, на закрытый факультет, или, на студенческом жаргоне, «в спецы». Таких оказалось около пятидесяти. В дополнение к ним перевели 10 человек с физфака, а на третьем курсе еще 15 человек студентов из Средней Азии. В результате спецов оказалось примерно половина курса.
Закрытый факультет размещался в здании НИХИ, где существовала чрезвычайно строгая пропускная система. Самым «главным» человеком в НИХИ был начальник первого отдела В.Виноградов. Он поддерживал очень строгую дисциплину, определявшуюся якобы секретным характером работы спецов. Всем студентам были выданы папки (коробки) с тесемками, в которых хранились несколько рабочих журналов: для записи лекций, работы на семинарах, для записей лабораторных работ. Каждый журнал был пробит дыроколом, через дырки продета веревочка, концы которой на последней странице журнала припечатаны сургучной печатью 1-го отдела. Здесь же стоял штамп: «В журнале № ** пронумеровано, прошнуровано и печатью скреплено *** страниц». Кроме этих журналов никаких других бумажек иметь в НИХИ не разрешалось: все записи должны делаться в журнале, где «прошнуровано и печатью скреплено». Виноградов в течение рабочего дня несколько раз проходил по комнатам, и если видел любую бумагу с записями, ее немедленно отбирал и уничтожал. Перед уходом домой надо было сложить журналы в папку, закрепить тесемки пластилином, запечатать собственной печатью и сдать в 1-й отдел.
На самом деле ничего секретного в лабораториях не было, но все эти процедуры были подготовкой (в частности, и психологической) к тому, что ждало спецов в будущих местах работы – действительно закрытых и засекреченных городах и предприятиях, имевших только адрес почтового ящика. Наиболее известными «ящиками» были Челябинск-40 и Арзамас-16. В качестве компенсации за возможный в будущем риск спецам платили огромную по тем временам стипендию; достаточно сказать, что по окончании университета те из них, кто избежал распределения в «ящик», получали меньшую зарплату, чем стипендию на последнем курсе химфака.
Несмотря на такое деление, основные лекции читались как общие всему курсу, так что деление на «спецов» и «неспецов» не нарушало общения студентов.
Страна тогда жила трудно, всего полтора года, как отменили продовольственные и промтоварные карточки. Многие из нас в материальном отношении были очень стеснены, поэтому вопрос о получении стипендии стоял очень остро. Стипендию же, как правило, давали только тем, кто на экзаменах не получил ни одной тройки. Кое-кто подрабатывал на разгрузке вагонов или в других местах. Одевались мы очень скромно, но не стеснялись своей убогой одежды. В нашем студенческом гимне пелось:
«...По халатам рваным и прожженным
Мы химиков повсюду отличим».
Из предметов, которые нам преподавали, следует прежде всего назвать курс общей химии, который на первом курсе блестяще читал профессор Сергей Александрович Щукарев. Лекции его были богато иллюстрированы коллекционными материалами и опытами, которые виртуозно показывала Мария Александровна Иванова. На вчерашних школьников, пришедших из нищих, плохо оборудованных школ с порой случайными людьми в роли преподавателей (в военное и первое послевоенное время с преподавательскими кадрами было трудно), эти лекции и опыты производили огромное впечатление. Следует отметить высокую культуру Сергея Александровича, его богатый язык, его артистизм. Все это делало лекции, интересные по содержанию, особенно привлекательными, поскольку, с одной стороны, убеждало в правильности выбора специальности, а с другой – ставило перед нами высокую планку университетского уровня образования, культуры и заставляло стремиться к тому, чтобы соответствовать этому уровню.
Лабораторные работы в практикуме по общей химии вели М.А.Иванова, Т.А.Оранская, М.П.Морозова, С.Н.Андреев, С.М.Ария – его знали и любили за ум, знания и чувство юмора даже те, кто непосредственно у него не учился.
На втором курсе мы слушали аналитическую химию в изложении крупного отечественного ученого Юрия Витальевича Морачевского. Практикум по аналитической химии был в те годы пожалуй самым большим на факультете: первый семестр – качественный (качанализ), второй семестр – количественный анализ. Задачи качанализа требовали зачастую достаточно большого времени, и практикум, по крайней мере три дня в неделю, был открыт с 15 до 22 часов. Бывали случаи, когда «под занавес» в лаборатории появлялся кто-то из родителей, обеспокоенный пропажей своего чада, которое в этот момент из последних сил центрифугировало, выпаривало и фильтровало. Практикум проходил в больших залах, где работали одновременно человек 50. Каждый решал свою задачу, но времени для общения хватало, и этот лабораторный дух очень способствовал сплочению студенческого коллектива.
Органическую химию нам читал замечательный лектор профессор Борис Николаевич Долгов. Практикум по органической химии – в значительной мере органический синтез – заканчивал наше специфически химическое экспериментальное образование. Практикум по общей химии на первом курсе знакомил нас с приемами и техникой лабораторных работ; в практикуме аналитической химии мы сами учились работать в лаборатории; наконец, в практикуме оргсинтеза мы осваивали технику работы с лабораторными установками.
Курс физической химии читали последовательно несколько человек, но его узловые моменты мы слушали в изложении академика Бориса Петровича Никольского. Вспоминаются своеобразные по характеру изложения лекции по общей термодинамике Игоря Николаевича Бушмакина и его особая манера принимать экзамен, на котором он молча писал одну часть уравнения, а экзаменующийся, также молча, должен был написать другую. После третьей ошибки Бушмакин молча отдавал зачетку и ставил «пару».
«Спецы» с благодарностью вспоминают лекции специальных курсов Иосифа Евсеевича Старика, Андрея Николаевича Мурина, Александра Павловича Ратнера, Георгия Рудольфовича Рика.
Можно еще долго перечислять профессоров и преподавателей, общение с которыми мы вспоминаем с любовью и благодарностью всю свою жизнь, но нельзя не упомянуть тех, кто не имел прямого отношения к нашей специальности, но, тем не менее, нам дал очень много. Это старший преподаватель кафедры немецкого языка Юлий Аркадьевич Меркель, старший преподаватель кафедры английского языка Екатерина Карловна Белоконь, доцент Виктор Александрович Штоф, читавший нам курс диалектического и исторического материализма, а затем курс философии, который он тесно привязывал к естественным наукам, что было нам важно и интересно.
В то время у парторганизации факультета, нашего местного «рулевого», существовала установка на поголовное вовлечение студентов в общественую работу. Помимо само собой разумеющихся должностей старост, комсоргов и профоргов групп, курса и факультета, членов комсомольских бюро курсов и факультета, мы были «охвачены» и другими видами общественной деятельности. Одним из приятных и интересных дел было участие в художественной самодеятельности, которой увлекались многие на нашем курсе. На факультете работали драмкружок и хор, который, кстати, завоевал первое место на конкурсе ЛГУ. В концертах художественной самодеятельности принимали участие также солисты. Из студентов нашего курса нельзя не упомянуть пианистку Марину Барташову, виолончелиста Игоря Скульского, певцов Веру Соколову и Мишу Могилева. Некоторые студенты пели в знаменитом университетском хоре под руководством Г.Сандлера. Всю жизнь играл в клубных спектаклях Борис Михайлов.
Большое место в жизни факультета занимала стенная газета «Катализатор». Студенческое научное общество работало не слишком эффективно, однако многие студенты начинали экспериментальную работу на кафедрах уже со второго курса. Многие занимались в спортивных секциях и добивались хороших результатов на соревнованиях.
Менее интересным, но, как нам казалось, нужным делом была шефская помощь в занятиях по программе средней школы учащимся ПТУ. Наш курс неоднократно участвовал в воскресниках: по разборке пострадавшего при бомбежке общежития на Мытнинской набережной, по строительству и посадке деревьев в закладывавшихся тогда парках Победы, Приморском и Московском.
Летом наши студенты уезжали на строительство Пожарищенской и Михалевской гидроэлектростанций (оказавшихся, правда, потом нерентабельными). Отбор «бойцов» в стройотряды был очень строгим, а желающих участвовать – очень много. Эти стройки научили ребят чувствовать плечо друг друга, а также держать в руках простейший строительный инструмент. Все бывшие строители с большой теплотой впоминают свои трудовые свершения тех лет. Заметим, что никаких денег за свою работу они не получали.
На курсе и на факультете регулярно проводились комсомольские собрания, на которых обсуждались разные текущие дела. Заканчивались они обычно хоровым пением. Наш репертуар: «Полночь странствует над Союзом...» (это, кажется, песня из какого-то спектакля), «Чье-то сердце загрустило, Так любить оно хотело...», или «Шел солдат из Оклахомы...» (или из Алабамы?), наконец, «По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там...», ну и, конечно, «Гимн химиков».
Не все собрания, однако, вспоминаются так благостно. До сих пор стыдом жжет одно из них, на котором мы дружно исключали из комсомола Юру Адамова, как помнится одним – за то, что он читал Хемингуэя, другим запомнилось, что он ходил в зеленой шляпе. И то, и другое считалось предосудительным. Исключение из комсомола в те времена было тяжелым наказанием, которое могло испортить человеку всю последующую жизнь.
Все мы, ленинградцы и не-ленинградцы, тянулись к культуре, старались «на полную катушку» использовать возможности, предоставляемые нашим замечательным городом. Мы много ходили по театрам; билеты на самый верх, на галерку, были нам вполне доступны по цене. Посещали лекции, в частности, лекции известного в то время искусствоведа Энтелиса, ходили на концерты. Концерты в Консерватории тогда были очень дешевыми, почти бесплатными. Старались приобрести абонементы в Филармонию, что тогда было совсем не просто: для этого нужно было несколько дней дежурить и отмечаться в очереди, а последнюю ночь перед продажей провести около кассы. Как теперь говорят, «фанатом» Филармонии был у нас Сугут Ямалдинов.
После третьего курса нас еще раз перетасовали в соответствии с выбранной нами узкой специализацией. Распределение по специализациям происходило, в основном, добровольно, только некоторые, почему-то «немодные» у студентов кафедры заполнялись деканатом в принудительном порядке. На кафедрах над курсовыми и дипломными работами мы трудились увлеченно. Материалы наших дипломных работ были впоследствии опубликованы в научных журналах.
Весной 1954 года происходило распределение новорожденных специалистов по местам будущей работы. Процесс этот был крайне болезненным, так как существовало «свыше» предписание как можно больше ленинградцев разослать как можно дальше от дома – это при том, что жилищная проблема и тогда существовала в стране. Понятно, что ленинградцам уезжать из родного города надолго, если не навсегда (мы же рисковали лишиться ленинградской прописки, а получить ее вновь было очень трудно) не хотелось. Кроме того, при назначении на работу мало учитывалась наша узкая специальность, и нередко неорганика посылали туда, где требовался электрохимик, а аналитика – вместо органика. Назревали драмы, которые решались по-разному.
В итоге, после многих переживаний, слез, тревог, обманутых ожиданий, обид, напрасных волнений, конфликтов в местах назначения (когда молодой специалист оказывался ненужным или ему не давали жилплощадь и т.д.), не сразу, а через несколько лет наши выпускники распределились следующим образом. Более 70 человек остались в Ленинграде, во ВСЕГЕИ, ГОИ, ВНИИСКе, ГИПХе, на «Светлане», в институтах Академии наук (ИВС, РИАН, Физтех и др.). Из их числа около 10 человек остались на родном факультете сотрудниками, лаборантами или аспирантами. Семь человек из их числа благополучно «защитились» и затем всю свою жизнь преподавали химию новым поколениям студентов. Многие из «спецов» попали в «ящики» в закрытых городах, таких как Кирово-Чепецк, Лермонтов, Шевченко, Кыштым, Усть-Каменогорск и др. Нам до сих пор неизвестны адреса и судьбы этих наших однокурсников. Многих наших выпускников можно встретить в семи бывших союзных республиках, ныне в «ближнем зарубежье» – в Эстонии, Латвии, Украине, Белоруссии, Казахстане, Узбекистане, Киргизии, а также в России в городах Уфе, Обнинске, Апатитах, Новосибирске, Вятке, Якутске.
Что же мы представляем собой, кем мы стали, что дали нашей стране? Отсев с нашего курса был небольшим, и все окончившие стали высококвалифицированными специалистами. У нас есть два академика: академик РАН, президент Менделеевского общества А.И.Русанов, недавно получивший весьма престижную Менделеевскую премию, и академик АНУ, директор Государственного научного центра радиохимии окружающей среды Э.В.Саботович; 10 докторов наук: специалист по геохронологии И.М.Горохов, Л.С.Кудрявцева, лауреат международной премии «Талант» Б.В.Львов, мать-героиня Е.Б.Никольская, Е.П.Петряев, лауреат Государственной премии О.К.Стефанова, заслуженный работник высшей школы А.В.Суворов, М.Д.Фадеева, директор РИАНа Л.Н.Лазарев, С.Я.Скочилова. Более 30 человек имеют степень кандидата химических наук, в их числе лауреат Государственной премии Л.Г.Айо, заслуженный работник культуры (учившийся, помимо ЛГУ, также в Консерватории) М.Могилев, рано ушедший из жизни Саша Никеров, защитивший практически одновременно кандидатские диссертации по химии и по математике, и другие.
Наши однокурсники много сил отдали работе в области радиохимии. Э.Саботович и Б.Михайлов участвовали в ликвидации последствий взрывов на «Маяке» и в Чернобыле, Э.Саботович и С.Голенецкий участвовали в экспедициях по следам Тунгусского метеорита, в кругосветном плавании были Б.Львов и Д.Рогачев, в Вене в МАГАТЕ много лет работал В.Разбитной, а в «Энергии» у Королева – А.Девятова и Л.Шишленина. Проблемами вечной мерзлоты занимается Ю.Шишкин. Трудами, в том числе и наших однокурсников, анализировался грунт с Луны, создавались новые полимерные материалы для подводного флота, материалы для люминесцентных ламп и много другое. Велись фундаментальные исследования в различных областях химии.
Но годы идут, и наше поколение уже вырабатывает свой ресурс. Академик Русанов еще заведует кафедрой коллоидной химии, но заведующие всеми другими кафедрами любимого химфака уже младше нас! Наши милые девушки стали бабушками и даже прабабушками. Большинство уже на пенсии. Примерно треть курса ушла от нас навсегда.
Прошло 50 лет со дня окончания нами химфака ЛГУ, но мы по-прежнему поддерживаем связь между выпускниками. Уже много лет существует небольшой оргкомитет, возглавляемый бессменным президентом Всеволодом Беренблитом. Каждые 5 лет он организует «большой съезд», на который раньше приезжали наши товарищи из разных концов страны. Мы собираемся в Летнем саду у памятника Крылову, узнаем друг друга, одних – сразу, других – с трудом, делимся новостями, делаем перекличку и поминаем минутой молчания тех, кого уже нет с нами. Раньше мы могли позволить себе из Летнего сада закатиться в «роскошный» ресторан: в Прибалтийский, «Москву», Пулковский. Теперь встречи по разным причинам стали более скромными: собираются в основном ленинградцы, а «кутить» идем в здание НИХИ (теперь – Менделеевский центр). Раза два в год мы встречаемся «малым кругом» – обзваниваем всех, приходит тот, кто хочет и может. Собираемся у кого-нибудь дома. Эти встречи нам очень дороги, они помогают нам переносить старость и «эпоху перемен».
У нас прекрасные дети. Многие из них также окончили ЛГУ – химический, биологический, математико-механический, физический, филологический факультеты. Есть среди них уже и доктора наук. Мы гордимся своими внуками: недавно одному из них была присуждена Потанинская стипендия. 
Т.В.Мандельштам,
кандидат химических наук,
экс-доцент кафедры органической химии,
А.В.Суворов,
доктор химических наук,
профессор кафедры неорганической химии
|
