|
|
|
№ 13 (3761), 30 сентября 2007 года
|
 |
|
культура
|
|
|
«Лучшие слова
в лучшем порядке…»
Возможно, поэт не нуждается в том, чтобы кто-то рисовал его словесный портрет — за него говорят его стихи. Возможно, не каждый читатель нуждается в том, чтобы иметь перед собой портрет автора тех строк, которые заставляют его вспомнить, оживить образы, задуматься, или же просто очаровывают читателя своим порядком, структурой, внутренним устройством. Но любой молодой поэт, еще не известный широкому кругу читателей, должен быть представлен.
Александр Львов, стихи которого мы помещаем в этом выпуске — студент первого курса философского факультета. Выбор факультета был осознан: Александр поступил сюда с целью найти ответы на вопросы, которые его волнуют. Его стихи публикуются впервые.
Мы встретились с Алексан дром в Михай ловском саду, и сразу стало ясно, что он поэт. И.Бродский в своем эссе «Покло ниться тени» писал: «Не надо быть цыганом или Ломброзо, чтобы верить в связь между внешностью индивидуума и его поступками: в конечном счете, на этом основано наше чувство прекрасного». Поэтичность обли ка Александра проявляется в его походке, манере держать руки, скрестив на груди, и больше всего — во внимательности взгляда. Этот взгляд не удается поймать сразу: большую часть времени Александр рассеянно смотрит в сторону или под ноги, но так, будто видит нечто, чего не видят остальные. Вряд ли можно подозревать его в том, что он просто внимательно разглядывает свои ботинки. Скорее, смотрит внутрь себя.
Постоянная саморефлексия является одновременно и причиной, и следствием его поэтической деятельности. Обращаясь к своим переживаниям, он чувствует потребность выражать их в стихотворной форме, поскольку, по его мнению, только поэтический язык способен адекватно и наиболее полно отразить ощущения; передать не только смысл, суть, но и настроение. Поэтому стихотворное послание, обращаясь одновременно к уму и сердцу читателя, всегда находит наиболее короткий путь к его душе. Самый короткий, но не самый легкий путь.
Александр начал писать стихи примерно полтора года назад. Как сам он признается, стимулом к творчеству стала зависть: однажды он прочел «замечательные и складные» стихи Георгия Иванова и подумал, что мог бы написать нечто подобное, и, наверное, не хуже. Поэтому первые его попытки стихосложения были несколько подражательными. Позже писать стихи стало потребностью, естественным развитием любого размышления и переживания. А теперь — вошло в привычку.
Любимыми поэтами — теми, чье творчество ему близко, — Александр называет О.Мандельштама и А.Блока. Ему нравится и то, «о чем» пишут эти авторы, и то — «как», сама их манера. Александр считает, что для него очень важно замечать преемственность авторов, проникнуть в традицию стихотворного творчества. Он без ложной скромности говорит о том, что считает себя поэтом. В этом нет ни капли заносчивости или самонадеянности, а только трезвая оценка своих усилий, уверенное понимание необходимости самого процесса творчества для себя. Конечно, он не всегда доволен результатами своего труда, но, дописывая что-то до конца, когда заканчивается мысль
или прерывается ассоциативный ряд, он ставит точку и знает, что все должно быть написано именно так, а не иначе.
Даже в обычном разговоре он аккуратно подбирает слова, перебирает, ищет наиболее подходящие, точные; очень внимательно слушает задаваемые вопросы; чутко реагирует на комментарии собеседника. Подыскивает совершенные слова.
В завершение нашей беседы, я задаю вопрос: «Александр, нет ли какого-нибудь факта о вас, о котором я не спросила, но вы хотели бы, чтобы об этом было упомянуто»? Он отвечает: «Ну, можете написать, что я люблю енотов». Он говорит об этом не для красного словца и не в качестве шутки, а просто как человек, который привык обращать внимание на мелочи, поскольку они и есть — самое важное.
Дарья Мельникова
|
Александр Львов |
Ложится страдание невыразимо
На душу, как выцветший лист в колею, —
И дни, столь желанные, катятся мимо,
И ночи весенние рады дождю.
Берусь за перо — но возможно ли горечь
До капли из сердца излить на листок?
В красивом, но мертвом чернильном узоре
Не вырастет прежний прекрасный цветок.
Ужели остаться во власти бессилья —
В ущелье заваленном — мне суждено;
И в горьком порыве, почувствовав крылья, —
В надежде — я снова берусь за перо
И взглядом больным натыкаюсь на окна —
Господь, Ты послал ли проклятье смотреть? —
Ни лето, ни осень. Прозрачные стекла;
Там зелено что-то и много поблекло —
Как в сердце моем: и не жизнь, и не смерть. |
 |
 |
Каплями падает время, жизни кремень заостряя…
Кажется: это так долго… это веками продлится…
Радостно сердце трепещет, хрупкий свой бег ускоряя —
И вырываясь из камня белой стремительной птицей!
Память — бесформенный орган! — в разуме дымом клубится,
Вешает груз на надежду — словно боится свободы;
Сердце, увы, неспособно вечно вне времени биться —
Стуком разбившихся капель тонут в безмерности годы.
Люди не боги; всем суждено на погибель родиться,
Лишь востроокие смогут пользу извлечь из рожденья;
Жизнью зовется неверная — многим чужая — девица,
Смерть же — последняя женщина, что всем дана
в наслажденье. |
|
My soul is dark — oh,
quickly stringThe harp
I yet can brook to hear…
Lord Byron
МУЗЫКА
То рыдает виолончель,
Одиноко и томно в ночи завывает —
Иль из сердца шальная метель
Бесприютное счастье вон выгоняет?
Этот вечер какой-то чудной…
Дивной музыкой полнится темная зала:
Раз — и море рокочет струной,
Над которым Луна корабли провожала;
Два — ужом завернется в кольцо —
Это легкие пальцы по грифу взлетели;
Три — и ветром ударит в лицо —
Сразу, вдруг, чтобы деки вздохнуть не успели!..
Музыкант! Не хватает мазка —
Пусть в душе разрастется тоска
Ярко-красным кустом злого чертополоха!
Мне ль не помнить, как струны звенят:
В прежний радостный день целовали фаланги
Моих пальцев тугой звукоряд
|
На груди шестиструнной певучей цыганки…
За волною крадется волна —
И на памяти берег, поросший травою,
Робко-робко ложится она,
Точно волосы девушка гладит рукою.
А чуть поодаль, где волнорез
Залежавшейся радости море встречает,
Там рассыпался в пыль и исчез
Музыкальный пассаж, что триоли рождают…
Я печален — а может быть, пьян —
Не вином — чистым воздухом музыки нежной,
Что клубится вокруг, как туман
На ирландской равнине — безгласной, безбрежной.
Коль на большее я не гожусь,
Коли живы в уме лишь вчерашнего тени, —
Пусть во мне распускается грусть
Самым ярким цветком на лугу размышлений.
|
|
|
