№ 13 (3761), 30 сентября 2007 года
главная | оглавление | <... | ...>	листая старые страницы

Смена формата:
университетское издание в 1990–е годы

Для того чтобы осмыслить историю университетского издания, следует рассматривать его, с одной стороны, в сравнении с идеальным образцом и, с другой, в связи с условиями време- ни. Идеальный образец неизменен: журналисты информируют общество о наиболее значимых событиях и процессах, действуя в соответствии со своими убеждениями и не переступая границ, обозначенных демократическим законодательством; учитывая специфику издания, можно добавить, что его главными темами должны быть не политика, экономика или спорт, а наука и образование. Условия же времени, которыми во многом определяется, о чем и как писать, весьма разнообразны и непостоянны, порой они способствуют процветанию журналистики, а порой оказываются для нее неблагоприятными и даже губительными.

***

До конца 1980–х газета «Ленинградский университет» была не менее и не более правдива, чем газета «Правда». Как орган ректората и парткома, университетское издание являлось проводником идей коммунистической партии, чем предопределялись оценки социально-политических реалий от всесоюзного уровня до кафедрального. Научные, образовательные, культурные темы освещались более свободно, однако и здесь не всякое разумное мнение могло быть высказано и не любое крупное событие — стать предметом обсуждения. Известное университетское вольнодумство заявляло о себе устно в кругу друзей и, в редких случаях, в аудитории, но не в газете.

С наступлением гласности отечественная журналистика преобразилась. Стало можно практически все, не осталось ни табуированных тем, ни единственных верных оценок. Журналисты принялись увлеченно исследовать те уголки культурного пространства, которых в недавнем прошлом вроде бы и не существовало — религия и мистика, культура русского зарубежья и андеграунда, рок-музыка… Вокруг традиционно «неприкосновенных» политических вопросов развернулись бурные дискуссии. В борьбе с соблазном пойти на поводу у не всегда взыскательного читательского вкуса рождалась серьезная аналитика, публицистика, призванная охарактеризовать действительное положение дел в стране и наметить пути дальнейшего развития. Какие-то издания, делая ставку на массовость и развлекательность, сознательно снизили интеллектуальную планку, другие благополучно переболели «желтухой», третьи сразу вышли на качественно новый уровень журналистской работы.

Повсеместно идущий процесс либерализации в 1987 году захватил и университетскую газету, что отразилось как на тематике материалов, так и на их тональности. В начале последнего десятилетия XX века на страницах «ЛУ» продолжилось обсуждение перспектив развития страны, реформирования различных областей жизни, получили освещение самые острые проблемы перестроечного и постперестроечного времени. В январе 1990 года университетское издание отозвалось на трагические события в Прибалтике, в том же году были опубликованы статьи К.Н.Юзбашяна и Андрея Кибрика об армяно-азербайджанском конфликте. В связи с объединением Германии студент исторического факультета Сергей Лобачев опубликовал краткий очерк о возведении и падении Берлинской стены. Впоследствии не остались без внимания события августа 1991 года и октября 1993 года, война в Чечне, выборы 1996 года.

В начале 1990–х наиболее выигрышной, с журналистской точки зрения, была политическая тема: авторами статей и героями интервью в университетской газете выступали такие заметные фигуры, как В.Ягья, Ю.Болдырев, Г.Старовойтова, А.Дегтярев, А.Собчак, А.Илларионов, Б.Ельцин. В рубриках «Политклуб», «Политическая сцена», «Проклятые вопросы» предметом анализа становилось текущее положение дел, высказывались различные взгляды на историческую роль действующего руководства страны. А в рубрике «Полемика» универсанты могли озвучить свои собственные политические предпочтения. Например, 14 февраля 1996 года на суд читателя были вынесены два материала — «Почему я голосовал за коммунистов» студента Александра Бузаладзе и «Почему я не голосовала за коммунистов» старшего научного сотрудника НИИЗК Натальи Красновой.

Внутренние университетские проблемы тоже стали достоянием гласности. В этой связи достаточно вспомнить публикацию требования студентов о своевременной выплате стипендий, обращенного к ректору С.П.Меркурьеву. Всего несколькими годами раньше такое требование было просто невозможно, в крайнем случае, служило бы сигналом о начале кампании по смене ректора, спланированной высшим партийным руководством, — а в начале 1990–х годов это был голос молодежи, отстаивающей свои права.

***

На пороге десятилетия в университетской газете появились материалы о возрождении интереса к религии в атеистически воспитанном обществе, о возвращении авторитета православной церкви. По инициативе верующих универсантов и горожан на протяжении нескольких лет обсуждался вопрос о восстановлении университетского храма Святых апостолов Петра и Павла в здании Двенадцати коллегий, 15 июня 1990 года в ректорат было подано соответствующее заявление. Однако еще в декабре 1994 года в статье «Церковь или музей? Вот в чем вопрос» выражалось сомнение, станет ли университетский храм более посещаемым местом, чем расположенный в бывшей домовой церкви музей, и вообще, не является ли рост религиозности признаком снижения культурных запросов интеллигенции. С 1996 года в Петропавловской церкви проводятся богослужения. Меньше повезло проекту профессора А.В.Солдатова, изложенному в статье «Создадим кафедру богословия», — сытое научным атеизмом университетское сообщество не прельстилось новой формой идеологически ориентированного образования.

Нелегко давалось осмысление родного православия, еще сложнее было выработать отношение к новым религиозным движениям. Тем не менее редакция отреагировала на появление последних: на страницах университетского издания читатель мог ознакомиться и с переводом статьи «Новое приобретение Муна: советские студенты» из «Нью-Йорк Таймс», и с публикацией инструктора школы медитации В.Трунилова «Примите с огромной радостью ваше человеческое существование».

Пристального внимания в начале 1990–х годов удостоились экстрасенсы, визионеры и астрологи, деятельность которых, повергавшая в изумление широкую публику, в университетском издании рассматривалась, по большей части, скептически. Журналисты искренне интересовались малознакомой темой, что нашло отражение в серийных публикациях «Интервью с Нострадамусом» или «Академии душезнатцев», корреспонденциях ловцов снежного человека. Но граница между игрой в неведомое и повседневной жизнью, как правило, сохранялась: какими бы убедительными ни представлялись свидетельства очевидцев необычных явлений, приоритет экспериментального научного знания в редакции соблюдался. Об историческом значении астрологии и практическом — астрономии подробно рассказал корреспонденту «ЛУ» профессор кафедры небесной механики К.В.Холшевников. Название статьи «Конец мифа об НЛО? К истории одной фальсификации» кандидата технических наук Юрия Шокина говорило читателям, в какой степени заслуживают доверия слухи об инопланетянах. Еще более определенно астрономы и математики университета отозвались на распространение магических представлений городскими СМИ в статье «Деньги не пахнут: популярная газета в погоне за рублем рекламирует средневековое мракобесие!» Церковный взгляд на природу сверхъестественных способностей и явлений изложил о.Родион.

***

Пробуждение интереса к религии в форме православия шло рука об руку с переосмыслением дореволюционной истории России, а также с открытием культуры русской эмиграции. Так, в университетском журнале появились статьи, посвященные истории царской семьи, потомкам известных дворянских фамилий. На пороге 1990–х в моду входила монархистская идеология, и газета «ЛУ» отметила этот социально-политический процесс рядом публикаций, в числе которых была беседа Сергея Зелинского с членами совета СанктПетербургского монархического центра Б.К.Ильиным и Д.М.Павловым «Не падайте духом, поручик Голицын!» Параллельно восполнялись пробелы в научном знании, пересматривалась история «белого» движения. Доцент В.Бортневский представил на суд универсантов серию очерков о белогвардейских военачальниках — генералах С.Л.Маркове и М.Г. Дроздовском, донском партизане Чарнецове.

Писали не только о трагедии 1917–1918 годов, но и, например, о личности великого князя К.К.Романова, президента Академии наук и поэта, публиковавшегося под псевдонимом К.Р., чьи стихи «Растворил я окно» и «Уж гасли в комнатах огни», положенные на музыку П.И.Чайковским, стали популярными романсами. Выходили из полувекового забвения или незаслуженной безвестности имена поэтов С.Есенина и Н.Заболоцкого, философа и музыковеда Я.Друскина, теософа Д.Андреева. Воскресали человеческие образы, несовместимые с диктатурой пролетариата — например, образ сестры милосердия Марии Добролюбовой, «Прекрасной Дамы», вдохновлявшей своим самоотверженным служением А.Блока, Н.Клюева, Н.Минского.

***

У многих перестроечная свобода ассоциировалась с альтернативными направлениями в искусстве, у молодежи — прежде всего с рок-музыкой. Имена В.Цоя, К.Кинчева, Ю.Шевчука стали символами нового времени. Тексты таких песен, как «Мы ждем перемен» или «Мое поколение», говорили молодым людям больше, чем программы и постановления партийных съездов и пленумов. И в университетской газете регулярно появлялись материалы, посвященные рок-музыке, до тех пор, пока последняя несла какую-то мировоззренческую нагрузку. По существу, тема была закрыта статьей «Роковые страсти» от 16 января 1996 года, в которой Елизавета Агамалян констатировала перерождение молодежной субкультуры: «Костя Кинчев поет “Джаз” и давно не верит, что “Все в наших руках”».

На фоне актуальных заголовков и свежих материалов отчеты о собраниях университетской парторганизации, появлявшиеся вплоть до ее роспуска в августе 1991 года, были явным анахронизмом. Однако общий тон по отношению к прошлому и тогда, и впоследствии оставался достаточно сдержанным, несмотря на перемены, издание сохраняло интеллигентное университетское лицо. В сентябре 1993 года в газете появилась статья «Есть ли будущее у коммунистов университета?», автор которой, А.Никитин, призывал к воссозданию первичной организации как механизма поддержания связей между обособляющимися факультетами. А в 1995 году группа универсантов посредством публикации вступилась за добрую память Ленина, чьи исторические заслуги мэр города А.Собчак перед этим оценил крайне невысоко, а останки предложил захоронить обычным порядком.

***

Смена тематических «поколений» происходила эволюционным путем, и «молодые», прокладывая себе дорогу, «старикам» в почете не отказывали. Просто со временем стало очевидно, что читатель ждет чего-то нового, современного и — соразмерного простому человеку. В публикациях заново осмысляются взаимосвязи между нравственными ценностями и реалиями рыночной экономики, по-прежнему анализируются масштабные политические процессы. Но теперь номер уже неполон без таких материалов, как глава «Чем привлекательна свалка?» из книги по детской психологии М.Осориной или статья под заковыристым названием «Смерть «Gaudeamus»’а? или Internet + “Ой, мороз, мороз” = …» в рубрике «Студент на пороге XXI века». Главным образом, за счет таких публикаций — не каждого касающихся, пробных, спорных, но поспевающих за течением повседневной жизни — газета перерастает в журнал. Кроме того, обращаясь к «помолодевшему» сообществу универсантов, издание заговорило на вечно юном языке художественной графики в исполнении Александра Гущина.

В 1990–е годы веяние времени чувствуется во всем. Не только появились новые слова, новые герои дня, новые авторы — за несколько лет разительно изменились свойства информационного пространства и роль журналистики. Из мелкой детали идеологической машины университетская газета превратилась в отдельный живой организм, способный по своей воле менять направление и характер движения, избирать среду обитания и питательную базу и наделенный только одним инстинктом — искать правду журналистского существования.

***

Интересно наблюдать, как редакция «ЛУ» вырабатывала свой неповторимый стиль. Интуитивные поиски, неуверенные шаги и счастливые находки — в каждом номере. А еще был открытый опыт размышлений над судьбами новой журналистики. Каким должен быть журналист? Где пролегает грань между человеком, личностью и профессией? Что журналист должен делать и чего ему делать категорически нельзя? Изменение социально-политических условий требовало новых ответов на эти вопросы.

Прокладывая собственный курс в неизведанных водах свободной журналистики, сотрудники университетской редакции живо интересовались, как ведут себя в тех же условиях другие СМИ. Такие материалы, как посвященная газете «Час пик» статья В.Кожемякина «Дредноут независимой печати» или беседа А.Арешина с ведущими программы «Взгляд» Александром Политковским и Владимиром Мукусевым — это открытый диалог с коллегами о задачах и возможностях новой журналистики. Прислушивались и к голосу предреволюционного поколения. Об этом свидетельствует, например, историческая зарисовка сатирической журналистики 1905–1907 годов А.А.Савельева.

В статье «Феномен Невзорова» от 25 января 1991 года Антон Губанков писал: «Нехватка такта, культуры вкупе с напористостью в борьбе за зрителя сделали А.Невзорова лидером журналистского китча. Лидерство это стало отчетливым лишь в последнее время, когда он, столь агрессивный в борьбе со злом, вырвался из клетки криминальных страстей на большую дорогу большой политики. В мире нашем, в отличие от уголовного, зло не лежит на поверхности, и пытаться уничтожить его без внутренней культуры и четких нравственных ориентиров — занятие бесполезное. Впрочем, столь же бесполезное, как прямолинейные атаки на китч или отрицание невзоровского таланта».

В этой оценке чужого творчества содержится журналистский кодекс чести, которого на всем протяжении 1990–х годов старались придерживаться в университетской редакции. Если эффективность труда журналиста измерять степенью информированности общества, то профессионалом следует признать того, кто способен воспринимать окружающую действительность во всем многообразии ее проявлений, опознавать подлинное значение каждого и делиться плодами своей наблюдательности с другими людьми. Журналист без образования, без интеллектуальной и нравственной культуры этого не может. Он или просто не видит, как его деятельность влияет на характер отношений между людьми, или без особых колебаний соглашается манипулировать общественным сознанием, искренне не понимая, для чего еще, кроме зарплаты и громкого имени, он работает. У того, кто в погоне за сенсациями делает ставку на острый нюх, притупляется зрение.

Возникновение свободной журналистики — неоспоримый факт, в университетской редакции не только замеченный, но и осмысленный. Основные черты нового явления были описаны в книге И.П.Лысаковой «Пресса перестройки», рецензию на которую профессор В.Н.Козлов опубликовал в университетской газете 28 декабря 1993 года. Среди прочих признаков демократизации общества в рецензии особо отмечался переход прессы от клишированного бюрократического языка к раскованной разговорной речи. В то же время, в области высокой аналитики этот переход, по мнению Игоря Сухих, был далек от завершения: «Конечно, прорыв, который совершила «профессорская» публицистика… нельзя недооценивать. Она постепенно освобождала общественное сознание от власти «лукавой цифры»… попросту — от вранья, и создавала более или менее адекватную картину реальности. Но — воздействующую прежде всего на разум…»

***

Осмысление природы журналистского творчества шло постоянно. Но если в начале 1990–х первоочередное значение имел вопрос, что такое журналистика, то впоследствии на передний план выдвинулся другой: как работает журналист, как стать настоящим профессионалом? В номере от 26 февраля 1999 года опубликованы сразу два интервью с известными журналистами, в свое время окончившими Ленинградский университет, — автором и ведущим программы «Тихий Дом» Сергеем Шолоховым и главным редактором газеты «Час пик» Натальей Чаплиной.

Из рассказа Сергея Шолохова видно, насколько неожиданной может быть дорога в телестудию, в том числе для самого журналиста. Со стороны посмотреть — случайность. Учился на филологическом факультете, исследовал творчество Тургенева и Бунина, одновременно размышлял над темой совместимости гения и злодейства, раскрытой Пушкиным в «Моцарте и Сальери», поступил в аспирантуру Театрального института на отделение источниковедения… И вдруг стал популярным телеведущим! Везение? Не без этого. Но вместе с тем Сергей Шолохов показывает, насколько велик вклад качественного филологического образования в популярность «Тихого Дома»: «Я часто задаю героям своих передач вопросы, сформулированные классической литературой, потому что это — лакмусовая бумажка для общества, в котором я в данный момент нахожусь, а выдающиеся представители этого общества являются для меня показателями того, чем живет это общество, куда оно движется…» Именно эти простые, известные по школьным учебникам вопросы и являются центром притяжения, вокруг которого объединяются другие элементы мастерства — умение непринужденно вести беседу, навыки обращения с техникой, искусство управления творческим коллективом и так далее.

Наталья Чаплина сразу после школы пошла работать в газету «Смена» и поступила на заочное отделение факультета журналистики, работала редактором детской газеты «Ленинские искры». Она отметила, что главное в журналистике — угадать вектор интересов читателя, понять, что ему близко и дорого, какие проблемы его волнуют сегодня. А чтобы угадать, нужен широкий кругозор, хотя бы приблизительное представление о самых разных областях жизни. Но не менее значимо уметь донести до людей то важное, чего они ищут и ждут, учитывая особенности восприятия разных категорий читателей. Помимо опыта, журналисту для воспитания широты взгляда и овладения профессиональными навыками требуется всестороннее образование.

***

Начало 1990–х годов, естественно, было отмечено повышенным интересом к злободневным политическим темам. Масштабы происходящих изменений не оставляли возможности отсидеться в мирных разделах «Наука» и «Образование». Однако в самые бурные времена именно благодаря этим разделам легкий кораблик «ЛУ» сохранял устойчивость, которой мог бы позавидовать иной ледокол отечественной журналистики.

О науке в университетской газете писали всегда. Освещение конференций, интервью с ученымиюбилярами, рассказы о прежних заслугах и недавних научных открытиях были основной работой университетских журналистов при любых обстоятельствах. Газета периодически давала обзоры монографий, учебников, сборников статей, написанных сотрудниками и преподавателями, выпускниками Университета.

В 1990–е годы наука оказалась в трудном положении. Экономический упадок, обнаруживший нежизнеспособность советской системы хозяйствования, привел к тому, что российская наука в лице одних своих представителей села на голодный паек, в лице других — пошла по миру. В этой ситуации журналистика невольно приняла на себя еще одну, непривычную роль. Если раньше газетные и журнальные публикации служили целям просвещения и популяризации, то теперь стало важно также просто напоминать о важности науки, показывать, как она связана с разными сторонами жизни. В условиях системного кризиса перестало быть очевидным, что наука вообще нужна, в перестроечные годы ее авторитет неуклонно снижался. Со своей стороны газета «ЛУ» делала все, чтобы смягчить и замедлить этот процесс хотя бы в стенах Университета.

Во многих отношениях 1990–е годы стали для отечественной науки периодом упадка, но не во всех: безусловный плюс — ослабление государственного регулирования научной работы, появление возможности беспрепятственно общаться с зарубежными коллегами и открыто обсуждать практически любую проблему. Естественные и технические науки из-за резкого сокращения финансирования понесли большой ущерб, зато у гуманитариев, после упразднения марксизма-ленинизма как единственно верной методологии, появилась небывалая свобода творческого поиска. Благодаря прозрачности государственных и мировоззренческих границ в 1990–е годы было реализовано множество совместных проектов. В частности, в 1993 году на социологическом факультете СПбГУ был создан Российско-германский центр социальных наук.

Не приукрашивая бедственного положения российской науки, университетское издание стремилось определить ее реальные перспективы. В условиях рынка ученые получили право извлекать экономическую выгоду из своих разработок, и некоторые исследователи стали преуспевающими коммерсантами. Откликом на идущие процессы стала серия публикаций, в которых обсуждались возможности превращения интеллектуального капитала в материальный. Это, например, интервью Е.Голубева с вицепрезидентом компании профессиональных консультантов ТРИЗ-ШАНС И.Л.Викентьевым «Есть ли у нас рынок идей?» или беседа С.Борисова с патентными поверенными РФ — заведующим Межвузовским патентнолицензионным отделом И.Ф.Леоновым и его заместителем, доцентом Т.И.Матвеевой, — озаглавленная «Интеллектуальная собственность в России: Куда идем мы с Пятачком большой-большой секрет…» И все же единичные успехи ученых-бизнесменов только ярче высвечивали разницу между наукой и торговлей. Для большинства университетских ученых ответ на вопрос, вынесенный в название статьи «Бизнес не порок, или богатство и наука — вещи совместные?», был очевиден: может, бизнес по своей природе и не плох, но для занятий коммерцией и одновременно плодотворной исследовательской деятельностью нужен, как минимум, особый, редкий склад личности.

Наука всегда и везде была дотируемой деятельностью, а принципиальное решение финансовых проблем науки является делом государства. В статье «А кто же спасет нас?» профессор Б.С.Павлов выразил надежду, что отсутствие интереса к науке в России носит временный характер, и призвал коллег сохранить ее до момента, когда она понадобится. Очевидно, эти взгляды были близки многим универсантам: несмотря на то, что, по данным опроса, проведенного в декабре 1992 года, только 5,3% сотрудников СПбГУ считали свою зарплату удовлетворительной, 44,6% связывали свое будущее с Университетом.

Не впрягаясь в чужой воз и в организационных вопросах полагаясь на дальновидность государственных управленцев, университетские ученые старались предельно отчетливо сформулировать, каковы нормальные условия продуктивной исследовательской работы. Согласно одной точке зрения, льстящей самолюбию универсантов, совмещение исследовательской и преподавательской деятельности идет на пользу обеим. Другая точка зрения, менее популярная в высшей школе, была выражена профессором А.Ф.Замалеевым в статье «Если наука вузовская, то это не наука!» Он показал, что, хотя разделение науки на вузовскую и академическую искусственно, и НАУКА не знает административного деления, на практике совместить два вида работы получается сравнительно редко. Почему? Ответ прост: «Академический сотрудник располагает тем необходимым досугом, который требуется ученому для размышления, самосозерцания. У вузовского преподавателя, постоянно перегруженного лекциями, семинарскими занятиями, вечно обремененного заботами об экзаменах, зачетах, естественно вырабатывается восприятие самого научного творчества. Он слишком “методизирован”, слишком занят пропедевтикой — учебной программой».

Кто и насколько прав? К чему следует призывать и понуждать тех, от кого зависит будущее российской науки? Газета предоставила возможность высказаться сторонникам разных взглядов, выявила сложность проблемы — и тем самым выполнила свое предназначение, оставив окончательное решение за читателем.

Равным образом редакция воздержалась от неуместных оценок и в случае с выборами ректора. В номере от 15 апреля 1994 года рядом, на одном развороте, были опубликованы программы кандидатов Л.А.Вербицкой, В.Н.Красильникова и В.А.Фомичева. Каждый участник голосования, прежде чем поддержать кого-то из претендентов, мог ознакомиться с различными взглядами на будущее Университета, соотнести альтернативные цели и оценить методы их достижения.

***

Большим делом перестроечного и последующего времени стало воссоздание подлинной истории советской науки. Данные «канонической» историографии пополнялись воспоминаниями о тех, кто принимал участие в развитии отечественной науки, но по каким-то причинам не попал в официальные летописи, публикациями писавшихся «в стол» работ, свидетельствами архивных материалов. На пороге 1990–х годов на страницах университетского издания появились статьи, посвященные ученым, подвергшимся репрессиям и несправедливо забытым (Н.И.Вавилов, В.Э.Сеземан) или эмигрировавшим и потому неизвестным (П.Б.Струве, И.А.Ильин, П.А.Сорокин, С.Л.Франк, Н.И.Ульянов). Перепечатывались размышления представителей религиозно-философского ренессанса, впервые опубликованные накануне революции, но весьма созвучные современности: «О даре свободы» о. С.Булгакова, «Единство России» о. В.Зеньковского. В надлежащем контексте прозвучали имена карьеристов от науки («лысенковщина»).

Университетская газета стала дверцей в хранилище университетской памяти, предоставив преподавателям и сотрудникам возможность поделиться с коллегами тем, что на протяжении десятилетий оставалось личным горем или семейным преданием. К именам универсантов, погибших в Великой Отечественной войне, добавились другие. Разоблачая преступную сталинскую политику в области науки, газета публиковала краткие очерки жизни и творчества ученых, ставших жертвами репрессивного аппарата. Из статьи «Посмертно реабилитирована» А.Розиной (25 мая 1990 года) универсанты узнали о трагической судьбе молодой выпускницы филологического факультета Евгении Рабинович, которая в 1936 году была незаконно арестована и осуждена по 58 статье и затем по решению тройки расстреляна в Соловецком лагере. О репрессиях 1970–80–х годов читателям университетской газеты рассказала Антонина Ивановна, участница Второй международной конференции по правам человека. Выпускница факультета журналистики ЛГУ 1967 года, она отказалась провести кампанию против писателя Олеся Гончара на страницах «Правды», за что подверглась систематической травле: лишилась работы и прописки, была насильно помещена в психиатрическую больницу, потеряла мужа, которого психиатры «залечили» до смерти в 1984 году.

***

Образование — вторая, наряду с наукой, структурообразующая тема университетского издания. По традиции, предметом публикаций становились начало и конец учебного года, подготовка к сдаче сессии, защита курсовых и дипломных работ, журналисты оповещали университетскую общественность об организационных решениях, принятых на Ученом совете и подписанных ректором. В 1990–е годы перемены в образовании происходили, может быть, не так стремительно, как в других областях жизни, но и здесь динамика была налицо. Достаточно заметить, что за десять лет в Университете появилось три новых факультета (медицинский, менеджмента и международных отношений), открылись десятки новых специальностей и кафедр. Случалось, проекты модернизации и реструктуризации прежде, чем быть реализованными, обсуждались инициаторами в широком кругу читателей университетской газеты.

Как и наука, образование финансово зависит от государства. В первой половине 1990–х годов правительство не всегда выполняло свои обязательства перед вузами, в связи с чем работники системы высшего образования неоднократно выходили на митинги с требованием своевременного начисления зарплат в полном размере. В январе 1994 года положение казалось настолько безрадостным, что и.о. ректора Л.А.Вербицкая призналась универсантам: «У меня такое чувство, что проблемы высшего образования сегодня никого не волнуют». И все же, несмотря на многочисленные трудности, учебный процесс шел своим чередом.

Журналисты старались показать образовательный процесс глазами студентов, преподавателей, руководства. В условиях свободы печатного слова оказалось, что эти три точки зрения далеко не всегда и не во всем между собой согласуются. Рассказывая корреспондентам о своей учебе, буднях и праздниках, студенты оставили напускную серьезность, с какой комсомольские лидеры повторяли сентенции старших партийных товарищей, раскрепостились. На страницы «СПбУ» выплеснулся жизнерадостный студенческий фольклор — и современный, и «антикварный» (о веселых выдумках студентов-физиков 1940–х годов поведали читателям доктора наук И.Г.Абрамсон и Э.Е.Фрадкин в номере от 26 февраля 1999 года). В то же время, молодые люди стали вдумчивее относиться к своему будущему в трудно предсказуемом взрослом мире, почувствовали большую ответственность за выработку собственного миропонимания.

Переход к рыночной экономике ознаменовался изменением подхода к проблеме трудоустройства. Система распределения ушла в прошлое, и, хотя в Университет по-прежнему поступали заявки на дипломированных специалистов того или иного профиля, в целом выпускники остались один на один с работодателями, поиск работы стал личным делом каждого. К кому-то экономическая конъюнктура оказалась более, к кому-то — менее благосклонна. Как правило, не у дел рисковали остаться теоретики без жесткой практической хватки. Поэтому в 1994 году декан математикомеханического факультета Г.А.Леонов приободрил своих студентов и сомневающихся, куда поступать, старшеклассников: «Наших выпускников ждут банки и страховые компании».

На протяжении всего десятилетия продолжалась дискуссия, в какой форме молодым людям следует отдавать долг Родине. Денис Григорьев в 1990–м году описал прелести казарменного быта: «Хуже всего не боль от побоев, не физическая изможденность, а моральное ощущение униженности и невозможность ответить… Найти защиту по закону невозможно, возненавидят все, кто едет на твоем горбу к беззаботной «дедушкиной» жизни или к следующей звездочке на погоны». Пятью годами позже в статье «Армия против вузов» подверглась сомнению рациональность призывной системы.

В равной мере касались и студентов, и преподавателей вопросы о задачах и характере высшего образования, о перспективах трудоустройства. Результатом развития образовательных и академических международных обменов явилась потребность привести российские образовательные стандарты в согласие с международными нормами. В этой связи в начале 1990–х годов в газетных публикациях обсуждались различные модели высшего образования, анализировались традиции американской, европейской и японской образовательных систем. Переход к двухуровневой системе высшего образования начался в СПбГУ в первой половине 1990–х годов, задолго до подписания Россией Болонской декларации. Так, 28 декабря 1993 года было опубликовано интервью с заместителем декана филологического факультета С.И.Богдановым «Заокеанский диплом в Петербурге», из которого универсанты узнали о начале первого приема абитуриентов в Канадский колледж при СПбГУ.

Важной чертой времени стало широкое распространение компьютеров — прежде всего этот процесс охватил переимчивую молодежь и преподавательскоакадемическую среду. Заведующий компьютерным отделом «СПбУ» Сергей Стремилов поделился с читателями своими размышлениями о принципиально иной структуре информационного общества, в котором предстоит жить студентам 1990–х годов, и о возможностях дистанционного обучения.

***

Университетские наука и образование существуют в многомерном культурном пространстве, где сухая книжность соседствует с поэзией, музыкой, театром. Как и прежде, в 1990–е годы в некоторых областях культурной жизни достижения универсантов были не менее значительны, чем в науке. Например, в 1990–1991 годах университетский хор, в 1949 году созданный и на протяжении сорока пяти лет руководимый Г.М.Сандлером, упрочил позиции российского певческого искусства на международной сцене, выступив с концертами в Италии и Франции. Размышляя на склоне 1990–х годов о месте изящных искусств в Университете, доцент философского факультета Е.Г.Соколов показал, насколько они близки, родственны развивающейся науке и основательному образованию: «Университет по-прежнему — единое интеллектуальное и культурное пространство, и его главная задача в грядущем тысячелетии, будучи откорректирована, останется все-таки неизменной — не рост производства специалистов в узких областях, не подготовка чиновников от науки. Но воспроизводство культурной элиты общества. Смысл только в этом». И многомерность культурной жизни правдиво отражалась университетским изданием: периодически на его страницах появлялись то беседа с А.Битовым или Ю.Лотманом, то репортаж о матче на первенство мира по шахматам, то интервью с главным архитектором Петербурга…

В 1990–е годы заметно разнообразилась светская хроника Университета. Обычным делом стали визиты зарубежных гостей, многим из которых вручались дипломы почетного доктора ЛГУ/СПбГУ. Университет посетили советник по образованию президента Дж. Буша Карл Катлер, министр торговли США и советник президента США по экономическим вопросам Рональд Браун, министр культуры и образования Франции Жак Ланг, президент компании «Проктэр&Гэмбл» Джон Пеппер. 19 октября 1994 года в Актовом зале Главного здания универсантов приветствовала ее величество королева Великобритании Елизавета II, а несколькими месяцами раньше в присутствии мэра Анатолия Собчака состоялось торжественное вручение диплома почетного доктора СПбГУ Патриарху Алексию II за выдающиеся заслуги в возрождении национальной духовной культуры и отечественных традиций изучения Библии.

В 1990–е обнаружилось, что прекрасная половина Университета известна за пределами alma mater не только своими научными достижениями — здесь училась Мисс Россия–93 Анна Байчик, работала Женщина мира 1992/1993 года Л.В.Бондарко.

***

Подводя итог обзору университетского издания за 1990-е годы, следует отметить, что в это время журналистика ближе всего приблизилась к идеальному состоянию. С одной стороны, это стало возможно потому, что, как никогда за предшествующие шестьдесят лет, ослабли противные ей требования времени. С другой стороны, огромное значение имел творческий подход редакции, которая в условиях практически неограниченной свободы сумела искусно использовать этот ценный дар во благо. Проявив необыкновенный такт и строгий вкус, сотрудники за десять лет заново отстроили здание университетской журналистики, повысив его тематическую этажность и расширив аналитическую полезную площадь. Журнал, каков он сегодня, в основных чертах сформировался в 1990-е годы.

О чем писали в девяностые? Обо всем. И если в первой половине декады университетское издание, считаясь с глобальными переменами, вынуждено было плыть по бурным волнам большой политики, то во второй обозначился четкий курс на родную бухту науки, образования и студенческой жизни.

Как писали в девяностые? Разносторонне. В университетском издании был представлен широчайший спектр точек зрения, мнений, оценок — что не удивительно в условиях, когда можно было без оглядки на цензуру высказываться по любому вопросу. Авторы неустанно массировали болевые точки общественного сознания, освобождаясь и освобождая читателей от болезнетворных догм недавнего прошлого, демонстрировали высокий уровень аналитики, не чурались развлекательных жанров.

Кто писал в девяностые? Все. Сотрудники редакции, студенты, преподаватели, руководство университета, общественные и политические деятели городского, российского и всесоюзного масштаба. В отсутствие жесткого идеологического контроля встреча под одной обложкой авторов с разным жизненным опытом и разными представлениями о назначении человека была реальным, обогащающим всех участников диалогом.

Итак, какая же она, университетская журналистика 1990–х годов? Молодая и непосредственная. Вдумчивая и мудрая. Памятливая и надеющаяся. Объективная в своих пристрастиях хроника университетской жизни. Расставаясь с ней, напоследок еще раз прислушаемся…

Как радостный птичий щебет в марте, доносится до нас из 1994 года звонкий голос Ольги Долговой. Вокруг неприветливые оголившиеся деревья, грязные проталины, неуверенные и ломкие, как прошлогодние колосья, солнечные лучи — а она поет свою легкомысленную песню «Ближе к телу, или еще раз о моде», забыв обо всех трудностях голодного весеннего существования: «В последнее десятилетие много говорят о вредности солнечных лучей, старящих кожу, являющихся причиной кожных болезней вплоть до рака кожи. Вероятно, это послужило причиной возвращения на пляжи цельнокроеного купальника, более подходящего для спортивных игр на свежем воздухе, а также позволяющего замаскировать некоторые недостатки фигуры. Появление новых, более эластичных синтетических материалов сделало купальник более легким, как бы облизывающим фигуру».

Теперь-то мы видим в этих строчках очень точный смысл: «все это будет носитьсся», следовательно, «все это следует шить». И жить...  

Петр Нешитов,
кандидат философских наук

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков