|
|
|
№ 11 (3759), 31 августа 2007 года
|
 |
|
|
|
|
Человек-крик
Помню, он стоял без шапки посреди огромной лужи: то ли не знал, к какому «берегу» причалить, то ли вообще не представлял, где он находится и как он оказался в таком мокром положении. «Вам помочь?» «Да, да, я не понимаю. Я никому не нужен». «Вы прекрасно говорите по-русски…» «Так я почти русский. Потом я был еще поляком, но в конце концов стал французом и до сих пор француз». Опаньки…«Давайте руку. Вот так. А теперь идемте в редакцию».
За горячим чаем и традиционными сушками с маком мы выяснили, что странного лохматого и бородатого гостя зовут Марек Хальтер. «Я знаменитый человек. Писатель. Мои книги выходят миллионными тиражами. Я приехал в Россию. Чтобы открыть здесь Французский колледж. Но я никому не нужен, меня никто не хочет слушать». И он грыз сушки с таким зверским видом, как будто расправлялся со своими врагами.
Я рискнула позвонить ректору Университета Станиславу Петровичу Меркурьеву: так и так, по Университету в полной неприкаянности бродит какая-то французская знаменитость. Может быть, у ректора найдется несколько минут поговорить и, наконец, понять, с чем приехал «французский гость»? «Вы уверены, что это не мошенник?», — ухмыльнулся в трубку Станислав Петрович. «Может быть, и мошенник, только уж больно интересные вещи он рассказывает, и личность вполне колоритная. Наверное, имеются и «верительные грамоты»».
Верительные грамоты нашлись. Нашлись интересные темы для обсуждения с ректором Университета. Так Марек Хальтер появился в новейшей российской истории, привнеся дух и колорит русско-польско-французского дружества.
Сегодня, когда мы вспоминаем историю университетской прессы в связи с ее 80–летием, свидетельства очевидцев написания того или иного материала становятся не менее ценными, чем сам материал. Эта небольшая преамбула к очерку «Человек-крик» как бы удостоверяет наше участие в появлении Марека Хальтера в различных интересных проектах, которых было множество за минувшие 15 лет от первой публикации о нем и именно в нашей университетской прессе.
Наталия КУЗНЕЦОВА,
главный редактор журнала «СПбГУ»
«Я дал себе слово помогать людям, которые не знают, что на свете есть свобода».
М.Хальтер
Когда смотришь кадры старой кинохроники, всякий раз возникает вопрос, где эти люди сейчас, как сложилась их жизнь под катком нашей разнообразной истории… Вот этот черноволосый мальчик с букетом, который бежит к мавзолею и протягивает цветы Сталину в день празднования Победы. Он стоит, вытянувшись в струнку, и рука диктатора ласково гладит его голову: «Хороший мальчик!»
— Собрали детей всех республик и запустили в день празднования Победы на мавзолей. Я представлял Узбекистан. До сих пор чувствую на себе руку Сталина.
«Хороший мальчик» сидит рядом со мной и грустно улыбается. У него вообще грустная улыбка. Наверное, это единственная зримая память о тех годах, которые Марек Хальтер со своими родителями провел в СССР. Это как знак, как отметина страшного детства сначала в еврейском гетто в Польше, а затем под крылышком у «гуманнейшего» в мире государства.
|
 |
Марек Хальтер |
|
Хорошо еще, что в 1946 году удалось уехать обратно в Польшу, где семью Хальтеров разыскал дядя, в годы войны сражавшийся в маки? под Лионом.
Франция произвела на Марека ошеломляющее впечатление. После двух тоталитарных режимов — фашистского и советского — оказаться в по-настоящему демократической стране — такое для подростка не проходит бесследно. Марек Хальтер говорит, что именно тогда он дал себе слово помогать людям, которые не знают, что на свете есть свобода. А уже позже пришло осознание того, что нельзя бороться вообще, абстрактно, за всех, надо — за каждого.
И ведь как все складывалось удачно, чтобы стать благополучным буржуа. Были поначалу сложности с языком — Марек нашел работу у Марселя Марсо. Помните, грустный мим, печальные пантомимы?
— Марсель в жизни, как и на сцене, был невеселым человеком. А в последнюю нашу встречу он показался мне и вовсе трагическим героем, — замечает М.Хальтер.
Выучил язык (очень помог в этом Марсель Марсо), закончил школу живописи, стал модным, преуспевающим художником. Марек говорит немножко гордо: «Я жил с живописи». Позже стал жить «с писательского труда». Его книга «Память Абрахама» стала бестселлером, вышла шестимиллионным тиражом во Франции, была переведена на другие языки.
— Все хотят знать о своих предках, почувствовать свои корни. Вот и я занялся изучением истории своей семьи и проследил ее от… Христа. Все Хальтеры были причастны к печатному слову. Летописцы Хальтеры, переписчики древних книг, издатели Хальтеры, журналисты, писатели. Хальтеры работали с Гутенбергом, печатали газету «Марат — друг народа», с Наполеоном вошли в Польшу. Моя мать была писателем, другом Эренбурга и Шолохова…
Знай гениальный провидец товарищ Сталин, кем станет «хороший мальчик» с букетом, его тут же на мавзолее хватил бы удар. Благополучная жизнь, исторические изыскания, кабинетная работа — не это стало для Марека Хальтера главным. Обещание, данное в отрочестве, требовало активных действий — вопреки принятому общественному мнению, вопреки соображениям безопасности и личного комфорта.
Когда в 1968 году восемь советских граждан вышли на Красную площадь, протестуя против ввода войск в Чехословакию, Марек решил помочь всем восьмерым, помочь Солженицыну.
— Очень часто идеализируешь людей, за которых борешься. Эмиль Золя, который боролся за Дрейфуса, очень хотел встретиться с этим человеком. Встретился, поговорил 15 минут и резюмировал — он, конечно, не виновен, но не ведает, что творит; я бы предпочел другого невиновного.
Солженицына Марек Хальтер представлял себе идеальным героем, но…
— Он оказался типичным россиянином, со всеми «плюсами» и «минусами». Я был у него в Вермонте и ощутил, что в Америке он, видимо, подсознательно воспроизвел себе маленький ГУЛАГ: деревянный мрачный дом, забор с колючей проволокой, дверь с электронным запором… И кажется, Александр Исаевич обиделся на меня. Вообще у советских диссидентов с юмором плоховато… Единственный, кто обладает им в полной мере — Буковский. В Цюрихе, когда Буковского меняли на Корвалана, журналисты атаковали советского диссидента шквалом вопросов: «Скажите, к какому лагерю вы принадлежите — к правому или левому?» «К концентрационному», — отвечал Буковский. «Сколько заключенных в ГУЛАГе?» — «260 миллионов!». Буковскому же принадлежит замечательный афоризм: «Свободой нельзя быть беременным наполовину».
Операция в Цюрихе была подготовлена не без участия Марека Хальтера. Сколько их было, таких операций, когда французский художник и писатель вступался за справедливость и свободу. А в Афганистане с 1979 года говорили пушки и требовалось оружие, оружие и оружие. Но Марек Хальтер — убежденный противник всякого насилия, и помочь афганцам он мог только словом. Он купил три мощных радиопередатчика и поехал в Афганистан. На кассете было записано обращение героя Сталинградской битвы генерала Григоренко. Почище любой шоковой терапии действовали слова опального генерала, разносящиеся над позициями «ограниченного контингента советских войск»: «Я — Герой Советского Союза генерал Григоренко, обращаюсь к вам, советские солдаты…»
«Правда» и «Известия» жестоко заклеймили Марека Хальтера за его операцию «Слово» в Афганистане. Так что даже в годы перестройки не сразу ему удалось получить разрешение на въезд в СССР.
Три года назад он вернулся в Москву. Вернулся совсем в другую страну. Здесь его встречал Андрей Дмитриевич Сахаров и сразу же повел на Манежную площадь: в то время там шли нескончаемые митинги: «За Ельцина», «За Армению», «против партократов»…
— Но никто не выступал… за демократию. Я сказал Сахарову: «Конечно, это прогресс, это важно, что просыпается политическое самосознание, но они не знают, что такое демократия. Святой Августин сказал по поводу веры в Бога: «Корни веры — в ностальгии. Но если нет опыта демократии, откуда же взяться ностальгии? Ответ напрашивался — надо прививать опыт. Так родилась идея Французского университета в России.
Ну, уже если быть совсем точным, то идея французского университета на российской почве появилась в XVIII веке. Еще Вольтер и Дидро предлагали Екатерине II открыть подобное учебное заведение. Императрица милостиво внимала и открыла… немецкий университет.
Через 200 лет Марек Хальтер осуществил идею великих просветителей. В МГУ с сентября прошлого года читают лекции французские ученые из Сорбонны. Лучшие из лучших, и во многом подвижники, так как Марек Хальтер, конечно, не в состоянии платить им достаточный для их квалификации гонорар! Первую лекцию читал Мишель Крозье, социолог. Он изложил основные тенденции сложных современных обществ, и 800 его слушателей аплодировали ему стоя.
Так же восторженно принимали лекции Марка Ферро об источниках Октябрьской революции. На вопрос из зала: «Откуда у вас такие сенсационные сведения» историк дал ссылки на страницы собрания сочинений В.И.Ленина.
Историк эпохи Наполеона Жан Тюлар наглядно продемонстрировал, как за веком Просвещения пришла революция, закончившаяся революционным террором, затем — реакция, взрыв национализма, и как следствие — приход Бонапарта. К кафедре вышел юный студент, совсем мальчик, и спросил: «Так вы считаете, нам в России сейчас нужен Бонапарт?».
— Нет ответа на такие вопросы. Да мы и не стремимся отвечать. Мы даем знания, чтобы русские сами могли найти ответы. Есть один путь, к которому, к сожалению, редко обращаются во время крупных исторических катаклизмов, который, особенно в России, всегда играл очень большую роль — это культура. У нас о человеке судят: порядочный — непорядочный. У вас: культурный — некультурный. До 14 лет я не видел ни хлеба, ни масла. Но теперь я понимаю: без масла можно жить. Страшно будет, если у такого великого народа не останется надежды. А надежду дает знание истории, а главное — уверенность, что человек в состоянии влиять на нее и изменять. Неудивительно, что зал, где читаются лекции Французского университетского колледжа в МГУ, буквально берут штурмом молодые люди, которые хотят приобщиться к нашей общей культуре, так долго остававшейся под запретом. Это служит напоминанием тем, кто забыл или не знал, что демократия — не только
исчезновение очередей у магазинов, но и свободный доступ к знаниям. Со временем, возвратив себе культуру, которая наша тоже, русские смогут интегрироваться в Европу, ее историю и ценности. И тогда самым естественным образом они, наконец, догонят нас, в том числе в самом ценном,
что у нас есть, в демократии.
Опыт работы в Москве подсказал Мареку Хальтеру, что в его силах открыть второй университетский колледж, но уже в Петербурге. А откладывать своих решений он не привык.
И вот уже в Петербургском университете готовятся принять первого лектора — Франсуа Фюре и говорить о Великой Французской революции. На первой своей книжке Марек Хальтер попросил оставить автограф хорошего знакомого — редактора известного во Франции журнала Le Mond. И тот, обращаясь к автору книги, написал: «Un homme un cri» ( человек-крик”). В детстве Марек Хальтер понял, что не может молчать, и его крик — это реальная помощь людям, которые, может быть, даже не знают, что так остро нуждаются в ней здесь, в нашей растерзанной, но по-прежнему единственной и родной стране.
— Вам трудно жить, господин Хальтер?
— Да.
— Вам интересно жить?
— Жить всегда интересно, Смерть, знаете ли, весьма неинтересное занятие! 
Газета «Санкт-Петербургский университет».
Февраль, 14, 1992 год<
|
