|
|
|
№ 10 (3758), 28 июня 2007 года
|
 |
|
|
|
|
«У Петербурга и Москвы
нет критериев для сравнения…»
Представлю собеседницу: Людмила Улицкая — известный прозаик. По образованию биолог-генетик. Окончив биофак МГУ, работала в Институте общей генетики АН СССР. С усмешкой замечает, что если бы в свое время ее не выгнали с работы за перепечатку самиздата, быть бы ей доктором биологических наук, а не автором полутора десятков книг.
Первые ее рассказы появились в журналах в конце 1980-х годов. Широкую известность писательница приобрела в 1992 году после появления в «Новом мире» её повести «Сонечка». За это произведение Улицкая получила французскую премию Медичи (1996) как за лучшую переводную книгу года. А за роман “Казус Кукоцкого” ее наградили российской Букеровской премией (2001). Присуждаемая ежегодно за лучший роман года на русском языке, премия завоевала и сохраняет репутацию самой престижной литературной премии страны. В России эта награда считалась традиционно мужской, однако Людмила Улицкая нарушила эту традицию. Позже Юрий Грымов снял 12-серийный фильм «Казус Кукоцкого».
Книги Людмилы Улицкой переведены на 17 языков. Вышли 4 фильма по ее произведениям. А недавно ее имя было превращено в бренд — в 2006 году изданы четыре книги серии «Детский проект Людмилы Улицкой».
|
 |
Людмила Евгеньевна Улицкая |
|
— Вы писательница московская, но имеете определенные симпатии к Петербургу, и к нашему Университету в частности. Только в Петровском зале мы трижды встречались с писательницей Улицкой…
— У меня к Петербургу симпатии сугубо сезонные. Совершенно не выношу Петербург зимой — если приезжаю в это время, на меня тут же депрессия наваливается. Это отсутствие света для меня просто катастрофа! В Москве зимой гораздо больше света, а постоянная темень меня очень удручает… Зато летний Петербург — это просто счастье. В студенческие годы я здесь, в Университете, делала курсовую работу — это было в Петергофе, на кафедре генетики. То было время Лобашова… И три месяца, которые я здесь прожила, были замечательные. Тогда я немножко с Петербургом сроднилась. Хотя он — город достаточно неприветливый, и с ним не так уж легко сойтись, подружиться. По моим воспоминаниям юности, лето в Петербурге было очень интересное. Жила я в Петергофе, в общежитии, и ездила в город оттуда…
А теперь я бываю в Петербурге хотя бы раз в год, день-другой. Для меня эти поездки связаны с Русским музеем, с мужем (муж Людмилы Улицкой — художник и скульптор Андрей Николаевич Красулин — Е.Г.). В Петербурге проходят замечательные выставки, в Москве нет ничего похожего на те выставочные пространства, которые есть здесь.
— Можете ли вы сравнить Петербург и Москву — по восприятию, по отношению?
— Нет, конечно. Это все равно что сравнивать хрустальную вазу и живого котенка. Разница между Москвой и Петербургом явная, но сравнивать их все равно нельзя. У них просто нет схожих параметров… В каком-то смысле Москва вообще не город по сравнению с Петербургом. А с другой стороны, я бы предпочла жить в Москве, которая вся, как мне представляется, гораздо более насыщена энергетически. Мои дети долго жили в Нью-Йорке, и когда они вернулись, старший сын сказал с большим удивлением: «Слушай, Москва-то — столица мира!…» Он работал в разных городах и странах и имел в виду, что Москва — столица мира так же, как Лондон, Париж, Нью-Йорк, Амстердам. Что это город вполне столичный…
Мне же в Петербурге всегда не хватало некоего столичного… не хочу сказать — шика, потому что шик Москвы — чудовищный, позорный. Не хватало интенсивности жизни. В Москве другая энергетическая напряженность, другая скорость жизни — в поведении людей, в принятии решений, во всем. Московская интенсивность жизни мне представляется выше — хотя я могу ошибиться, ведь я здесь не живу.
— И вам этой скорости не хватало бы, если бы вы жили здесь?
— Не знаю. Я никогда не пробовала. Думаю, что если бы мне захотелось замедлиться, для этого нужно было бы вообще уехать из города…
— Вы выступали в разных аудиториях — в Университете, где собираются в основном студенты и преподаватели, или, допустим, в книжном магазине, куда приходит читатель из города, непредсказуемый, неизвестный… Где вы себя ощущаете лучше?
— Должна признаться, я не так уж люблю эти встречи. Это для меня работа, и работа рутинная. Думаю, что участвовала в нескольких тысячах встреч. Причем начались они за границей, в Германии. Там просто принят такой формат общения с писателем после выхода книги. И я научилась общаться с читателями, умею это делать. Немножко приспосабливаешься к аудитории, понимаешь, о чем говорить. Труднее всего для меня — общаться с детьми.
Поэтому первый вопрос, который я задала, когда узнала об этом призе: «А что, действительно дети выбрали?» Сегодня не совсем доверяешь премиям — они часто запрограммированы. И когда мне сказали, что это дети — я обрадовалась. Значит, без дураков — это не жюри, у которого свои соображения пристрастия, симпатии или вражды, стратегии, отношений. В любой премии большая подковерная возня. У каждой премии есть своя репутация, но даже при хорошей репутации всегда есть некая закулисная сторона — и почти всегда довольно неприятная.
И когда мне сказали, что здесь был выбор детей, то, конечно, для меня это большая честь. Детей не обманешь, лапшу на уши им не навешаешь. Если им нравится — они читают, не нравится — не читают, и никакой пиар-кампанией не заставишь ребенка читать. Скажем, «Гарри Поттер» не нуждается в пиар-кампаниях, ЭТО дети читают. Моя подруга, живущая в Нью-Йорке, рассказывала со смехом: утром она вышла в парк, с собакой погулять. На лавке сидит мальчик, который читает очередную книгу «Гарри Поттера» — и уже половину толстенной книжки он прочитал. А этот том начали продавать ночью! Она ему говорит: «Ты, наверное, жульничаешь?» — «Да нет. Я сегодня в 6 утра встал и начал читать. В парке, чтобы дома никого не беспокоить…» Вот это дорогого стоит. Никакой пиар такого не создаст!
— Для вас детская тема в творчестве — органична? Или это исключение из ряда «взрослой» литературы?
— Нет у меня никакой «детской темы». Бывают вещи, в которых присутствуют дети, сильнее или слабее. Можно ли, к примеру, о книге «Девочки» сказать, что это — детская тема? Нет, конечно…
Да, конечно, у меня есть три детских книжки, которые называются «Истории о…», очень красиво изданные. Их я написала больше двадцати лет назад, когда мои собственные дети были маленькие, и писала я для них. И в те же годы, пока росли мои дети, у меня было много детских пьес. Писала много, общаясь со своими детьми, тогда я больше жила их интересами, чем своими… В советские времена эти книжки не напечатали, хотя они очень понравились в «Детгизе», единственном детском издательстве в ту пору. Но мне сказали: «Это для каких-то не наших детей. Может быть, слишком умных…» Я тогда обиделась — за остальных детей. И сказала: «Что ж, мы будем писать для умных — одни книжки, а для глупых — другие?..» Но должна сказать, это был период, когда советская литература в большой степени ориентировалась на глупых людей. Умный человек тех книг прочитать не мог, он и не читал.
А сейчас, когда эти мои детские истории решили напечатать, я очень беспокоилась. Ведь они пролежали двадцать с лишним лет в столе — за это время книжка может не тоьлко постареть, а просто умереть… Дети другие стали. Оказалось, им нравится — и Одинокая мышь понятна, и жеребенок Равкин понятен, и сороконожки, и кот Михеев, и столетник Вася, чему я, конечно, очень радовалась. Хотя я эти истории видела вначале как мультфильмы, мне казалось, что эти сказки — разработки для мульфильмов…
— Почему ваш сборник рассказов — именно о девочках?
— В XIX веке было точно определено: есть детские книги для мальчиков и есть книги для девочек, они были разные, по-разному структурированы. О детских годах мальчиков написано много: «Детские годы Багрова-внука» Аксакова, «Детство Никиты», А.Толстого, трилогии Л.Толстого и Горького, а о девочках — гораздо меньше. Можно вспомнить «Дневники» Марии Башкирцевой, которые произвели сенсацию, «Детство Люверс» Бориса Пастернака, еще несколько книг. Книги о мальчиках показывают социум, состояние умов, уровень цивилизации. А детство девочки как-то выходило за эти рамки. И меня это очень занимало, потому что я вижу глубокую разницу, я ощущаю, что мальчики и девочки по-разному взрослеют, у них разное восприятие жизни.
— У вас сын и дочь?
— У меня два сына. Но я сама — бывшая девочка и помню, как это происходило у меня, и как взрослели мои мальчики…
— Слышал о вашем грандиозном издательском «Детском проекте»…
— Да, сейчас я организовала и веду проект «Другой. Другое. О других» — для 12-летних. Это будет собрание книг по культурной антропологии. В идеале — семейное чтение, то есть книги, которые должны читать и дети, и их родители. И они должны быть интересны и тем, и другим — так мы задумывали. Книги касаются всех сфер человеческой жизни — там, где жизнь людей одних культур отличается от жизни людей других культур. Авторы книг разные, я только «рулила» этим проектом. Искать специалистов для детского проекта далеко не пришлось: у меня много друзей-ученых — кликнула клич, и нашлись нужные люди.
Вышли пока первые четыре книги. Одна книга о том, как люди представляют себе устройство мира — в разных культурах и в современной науке. Другая — о том, как устроена семья у разных народов, как они между собой могут общаться, как это сложно. Есть книжка о том, почему люди разных культур по-разному одеваются, еще одна — о том, почему у них разная еда. Порой вражда, неприязнь возникают, если не знаешь чужих обычаев. Одна из следующих книг — о ссорах и примирениях в разных культурах. Как начинаются ссоры и как они заканчиваются? Нелишне об этом знать.
В основе агрессивного неприятия других лежит именно страх перед другими, чужими, непонятными людьми. А мне не хотелось бы, чтобы страх овладел миром. Чем выше образовательный уровень человека, тем легче ему разобраться в сложных современных коллизиях. Книги могут научить, показать на примерах, что другой человек — не хуже и не лучше нас, он просто другой. И что в эту сумму «другого» входят разные параметры: семья, одежда, пища, музыка и тому подобное. Эти книжки должны организовать некоторый «забор», который оградит прежде всего детей от агрессии, враждебности, неприятия другого и даст им культурное основание, которое позволит им лучше общаться. 
Вопросы задавал Евгений Голубев
|
