|
|
|
№ 8 (3756), 30 мая 2007 года
|
 |
|
|
|
|
Эдуард Кротман:
«У меня есть мечта»
В репетиционной комнате Студенческого клуба полумрак. За стеной звучит великолепное сопрано… Главный информационный повод для интервью с дирижером — совместный концерт Студенческого хора СПбГУ с Хором полицейских из Франкфурта-на-Майне, но находятся и другие темы.
|
 |
Э.Е.Кротман |
|
— Эдуард Евгеньевич, известно, что Григорий Моисеевич Сандлер был человеком своеобразным, острым на словцо, темпераментным. Как вам удалось понравиться ему и, главное, удержаться под его началом?
— Да, Григорий Моисеевич принял меня на последнем курсе. Я тогда и училище-то еще не закончил. Мне было семнадцать лет. Григорий Моисеевич попросил старшего хормейстера, который здесь основательно работал, привести кого-то из молодых студентов — выпускников хорового училища в помощники. В хоре было тогда человек пятьдесят-шестьдесят, это довольно большое хозяйство, и старший хормейстер не управлялся. Я пришел с двумя своими товарищами, но они долго здесь не задержались.
— А сейчас сколько человек в хоре?
— В основном составе около ста, а в концертах обычно принимает участие около пятидесяти. Но когда умер маэстро и я стал руководителем, произошел мощный отток. Людей стало значительно меньше. Ушли те, кто любил старого шефа, могли работать только с ним. Потом, поскольку хор все-таки студенческий, влились новые силы, новое поколение, хор в один сезон вырос до 115 человек.
— Вы говорите, что два человека ушли, а какие вы продемонстрировали качества, почему остались?
— Мне здесь очень понравилось, да и студентом я был трудолюбивым. Работать было приятно, потому что я сразу отнесся к Григорию Моисеевичу как к Учителю. Старался впитывать все, что он говорит и делает. В последние годы жизни это был уже достаточно худенький старичок, но с ураганным характером и огромным запасом энергии, который он яростно изливал на коллектив, который к нему тянулся. Да, он был очень своеобразный человек, применял и крепкое словцо. Но не зло, а с любовью, всегда в рамках рабочего процесса и по делу, только для того, чтобы достучаться до людей и получить результат немедленно. Не оскорбляя людей, он умел добиваться своего, стиль его был уникален и абсолютно неподражаем.
Я учился в училище, потом в Консерватории и сравнивал, чему учат в учебных заведениях и что происходит здесь, на практике. Все, чем я владею как дирижер, я приобрел здесь. Только здесь.
— Вы поступили к Сандлеру хормейстером, расскажите, в чем заключалась эта работа?
— Не вдаваясь в тонкости нотной грамоты, хоть на слух, хоть по памяти, хормейстер должен научить людей петь. В какой именно степени — в этом и заключается его мастерство. Ведь много существует хоровых коллективов, но одни — при равном количестве репетиций — могут спеть только двухглосную русскую народную песню, без особых претензий, а другие, например, «Реквием» Верди. Планка, поднятая Григорием Моисеевичем, позволяла хору исполнять произведения любой сложности. В том числе и те, что исполняют самые «крутые» профессионалы.
— А какие этапы проходит хор на репетициях в процессе разучивания?
—Традиционно хор делится на четыре основных голоса: два женских и два мужских. Высокие женские голоса называются сопрано, низкие женские — альты. Тенора — это высокие мужские голоса, басы — низкие. Это основа хора. Чтобы запеть на четыре голоса, нужно провести очень большую работу, с каждой партией — отдельно.
Нужно научить людей слушать. Слушать друг друга, добиться слаженности. И процесс этот достаточно трудоемкий: отдельно выучивается партия сопрано, отдельно альтов, параллельно работают тенора и басы. И только потом все сливается в четырехголосии. Хормейстер должен работать с каждой группой, должен владеть фортепьяно, быть музыкально образованным человеком, уметь что-то исправить в партитуре, услышать, помочь, дать певцам основы вокала. Объяснить, как надо дышать, как извлекать звук…
— Скажите, а бывает, что люди хотят петь, но не могут?
— Голос есть у всех, главное — это слух. На прослушивание приходят десятки людей. Все могут петь, но не все остаются. Хор — живое существо, оно дышит. В иные годы очень много приходит людей, а иногда — мало, и это абсолютно нормально. Главное, что число хористов, нужное для исполнения крупных произведений репертуара, всегда удавалось удерживать на необходимом уровне.
— В вашем репертуаре два реквиема. Чем исполнение «Реквиема» Верди отличается от исполнения «Реквиема» Моцарта?
— В первую очередь количеством исполнителей. «Реквием» Верди более крупное по своему масштабу произведение. Масштабнее оркестр, медная группа очень значительная. А «Реквием» Моцарта можно исполнить меньшими силами. «Реквием» Верди длиннее раза в два, да и по музыкальному языку Верди, конечно, посложнее, это более поздняя композиторская школа. Но глубина выражения чувств в этих мировых шедеврах одинаково потрясает.
— Расскажите, когда провожали Григория Моисеевича, хор пел или безмолвствовал?
— О, это было просто безумие, хор пел, конечно. Огромное стечение народа, присутствовали выпускники хора всех поколений того времени. Именно эта встреча послужила толчком к основанию Хора Ассоциации выпускников. Они увидели, сколько их, и решили объединиться.
Хор университета — это огромное движение, интерес к нему не пропадал даже в наиболее беспокойные в социальном смысле 90-е годы. Даже когда все общество сотрясалось, люди приходили петь.
— Если сравнить нынешних студентов и студентов Сандлеровской поры, есть разница?
— Раньше у людей г?лоса было больше, они пели в школах, пионерских лагерях, домах творчества… Культура массовой песни развивала голос. Да и застолья опять же... Сейчас очень много приходит студентов, у которых голос спрятан. Это психологическая проблема и одно из самых очевидных отличий. Люди прячутся. Тихо разговаривают, вкрадчиво так, стараются быть незаметными. Требуется год-два, чтобы распеть человека и раскрыть, но бывает, что это так и не удается.
— Много ли у вас преподавателей Университета?
— Обычно нет. Но если и есть, то по манере поведения, внешнему виду они мало чем отличаются от студентов. Наш хор молодежный и мы стремимся, чтобы он соответствовал своему названию. Более взрослые голоса — это уже иной звук. Понятно, что с годами меняется краска звучания. Обычно после окончания университета люди еще поют лет пять. Но потом неизбежно уходят в работу, в семью, в мир взрослых дел. Поэтому сейчас между Студенческим хором и Хором Ассоциации выпускников существует некий вакуум поколений: взрослые не могут отдавать пению по три часа два-три раза в неделю. Ближе к пенсионному возрасту, когда появляется свободное время, они приходят в Хор Ассоциации выпускников. Но и среднее звено, кстати, тоже не пропадает бесследно. Хористы 30–50-летние собираются на ставший ежегодным Фестиваль памяти Григория Моисеевича Сандлера, который проходит в январе-феврале. Туда подтягиваются все.
— Ваш учитель, Григорий Моисеевич, какими словами он побуждал людей открыть голос?
— Он говорил так: «Отбросьте нижнюю челюсть, она у певца все равно отомрет в процессе эволюции, певцу она не нужна»; «Ноздри должны развеваться, как знамя полка»; «На лице должен быть сумасшедший оскал-улыбка, и хотя картина получается не очень величественная, но звук будет великолепный и слушатели все простят»…
— Какие традиции Сандлера остались в хоре и появились ли уже ваши традиции, традиции Кротмана?
— Традиции Сандлера — это сам Сандлер. У меня, конечно, не получается работать так, как работал маэстро, но я и не должен к этому стремиться. Общее в том, что мы — мой учитель и я — следуем простой и глубокой аксиоме, которая заключается в том, что каждый человек индивидуален. И мы каждому, кто пришел в репетиционный класс, должны помочь раскрыть себя. Есть традиции, которые не удержать, приходится расставаться с ними. Раньше было больше праздников и каждый из них — будь то Новый год, 8 Марта или День Победы — мы всегда отмечали застольем. Сейчас этого почти нет. Капустники живут, вылазки на природу — с удовольствием. Студенты хотят отмечать праздники по-своему.
Главная же традиция, которую я считаю для себя важнейшей, которую стараюсь продолжать — это традиция лидерства: надо, чтобы хор был лучшим. Он должен петь хорошо и быть лучшим среди всех молодежных студенческих коллективов не только города, но и России. Должен держать заданную планку. Пока это получается.
|
 |
Репетиция хора. |
|
— Внутри хора сохранились предания о жизни или памятных выступлениях, скажем, дореволюционного коллектива?
— Боюсь, что нет. Устные предания по вполне понятным причинам утрачены. Я встречал лишь достаточно сухие заметки о количестве концертов и числе участников. Хотя с хором и оркестром работали Майкапар, Гаук, корифеи музыкального Петербурга того времени.
— У вас висит афиша, приглашающая на совместное выступление с Хором немецких полицейских. Как возникла такая идея?
— Обычное дело: переписка. Мы часто общаемся с зарубежными коллегами, и в этот раз предложение получили от них. Хор полицейских из города Франкфурт-на-Майне выразил желание приехать, выступить. А у нас сложилась новая программа — с песнями из репертуара Фрэнка Синатры, плюс популярные произведения из мюзиклов и кинофильмов в переложении для хора.
Пару лет назад мне попался американский сборник, очень интересный. Мы сделали пробную программу и концерт прошел «на ура», захотелось продолжения. Подключился наш хормейстер и концертмейстер Сергей Тарарин, очень талантливый человек. Он сам был весь этот вечер за фортепиано. В этой программе популярнейшие шлягеры, хиты не только американские, но и французские: Мишель Легран, Френсис Лей, Владимир Косма. Эта музыка становится классикой в своем роде. И поем мы ее в академической манере, не ударяемся в эстраду. Единственное, что мы можем себе позволить — выйти не в концертных платьях, а в более демократичной одежде, близкой по стилю к повседневной, чтобы создать на сцене соответствующее настроение.
— А вы не находите, что в вашем совместном выступлении 16 мая заложен внутренний конфликт: студенты и полицейские, немцы и русские?
— Нет, все абсолютно политкорректно, вся программа тщательно взвешена. На фотографии их человек 200, но к нам приехал хор из 30 участников. У нас уже был подобный опыт с немецким хором, тогда мы исполняли Брамса, Баха, подготовили ответ в виде Рахманинова, Чайковского, с акцентом на духовную музыку. Мощно прозвучали обе стороны: певцы наши от себя такого даже не ожидали — такой заряд дали, что я едва мог управлять хором. Мы публику довели до слез, гроза витала в воздухе… В свое время с хором из Варшавы хорошо спелись: когда выезжали к ним на гастроли, подружились, пели и на репетициях, и в метро, и на улицах… С ними все было проще, без напряжения: славянская культура взяла свое.
— Профессия дирижера предполагает и управление, и манипулирование людьми ради воплощения музыкальных идей. Что лично вам ближе?
— Моя задача — задача художественного руководителя, увлечь людей. Поставить цель и вести к ней. Важно не просто зажечь, важно вникать в проблемы каждого, ведь все живые. Все — не винтики. Важно знать, кто болеет, кто занят, кто устал, кто не в тонусе. Иногда полезно отвести в сторонку и спросить. Иногда можно прикрикнуть: эмоциональная встряска тоже возвращает к работе.
— Скажите, из ста человек вы всех знаете, входите в обстоятельства жизни каждого?
— Да, но не сразу, конечно. В течении года-двух происходит знакомство, и на второй-третий год обучения о человеке многое известно. Впрочем, некоторые уходят так быстро, что не успеть запомнить их имен.
— А как часто не совпадают ваше мнение о концерте и мнение хористов?
— Ну, обычно мне в лицо никто свое мнение не осмеливается высказывать. Я не жесткий, но достаточно твердый руководитель и знаю, что мнение певца не может быть объективным, поскольку он не может знать всю картину. К тому же, всегда есть над чем работать, всегда можно выступить лучше.
— Ваша последняя гастрольная поездка была…
— В Испанию. Ехали на автобусе через всю Европу с севера на юг, довольно долго. Человеку зрелому тяжело было бы ехать в автобусе на гастроли, согласитесь, а студентам хоть бы хны. Если уставали — выскакивали на полянку, 15 минут в волейбол, размялись, посмеялись — и дальше. Мне же больше запомнилась предпоследняя поездка, в Польшу. Выступали с Хором варшавского университета, с лучшими польскими оркестрами, делали записи на радио, исполняли кантату К.Орфа «Кармина Бурана», подружились.
— Это было до польского вето на переговоры с ЕС?
— Да, но мне кажется, даже если бы это произошло в разгар скандальных событий, на отношения студентов это не повлияло бы. Они все-таки говорят на своем языке и за разногласиями в высших сферах не следят. Они — особое племя, и я их стараюсь политически не ангажировать.
— Расскажите немного о ваших перспективах…
— Одно время я работал с двумя профессиональными коллективами — был главным хормейстером Театра Консерватории и руководителем камерного хора Смольного собора — но сейчас мне хочется работать только здесь. Мне хочется привлечь в хор больше людей, ведь даже если он увеличивается до 60–80ти участников это уже совсем другое «хоровое тело», другой инструмент. Сейчас, условно говоря, это клавесин. А может быть — орган.
Был момент, когда я всеми этими хорами управлял одновременно, но потом понял, что это, наверное, нехорошо — так рассеивать внимание. Лучше сконцентрироваться и добиться качества с одним коллективом, чтобы росла вокальная подготовка и индивидуальное мастерство участников. И в определенный момент я понял, что работать со студентами интереснее, чем с профессионалами, это совершенно другая отдача. Профессиональные певцы — они прохладны. Для них это каждодневная работа, они не могут так выкладываться, как студенты, получающие от работы только радость. Если я прихожу на репетицию больной, ухожу здоровый, если прихожу грустный, ухожу веселый — такая это терапия.
|
Маленькая справка о большой истории
Один из старейших любительских хоров России, Хор студентов Санкт-Петербургского университета, был создан в 1889 году — более ста пятнадцати лет назад, и тогда это был мужской коллектив, в который набирали по конкурсу. В числе руководителей хора были такие известные музыканты, как М.Штейнберг, Г.Майкапар, А.Гаук, А.Гладовский. С 1949 года руководителем коллектива стал Григорий Моисеевич Сандлер. За более чем столетнюю историю хор провел более полутора тысяч концертов, как на территории Советского Союза, так и за рубежом: коллектив гастролировал в Германии, Франции, Италии, Польше, Финляндии, Чехословакии, Югославии, Венгрии, Болгарии…. Выступал с симфоническими оркестрами под управлением К.Элиасберга, Н.Рабиновича, К.Зандерлинга, К.Кондрашина, К.Иванова, Е.Светланова, Г.Рождественского, Н.Ярви, Ю.Темирканова, А.Янсонса, М.Янсонса.
С 1985 года в хор пришёл Эдуард Кротман, ставший в 1994 году его художественным руководителем. Выпускник хорового училища имени М.Глинки и Санкт-Петербургской консерватории, в 1992 году он был удостоен диплома и специального приза на Международном конкурсе хормейстеров в Таллинне. Помимо университетского хора, Э.Кротман исполнял обязанности главного хормейстера в Музыкальном театре Консерватории, был художественным руководителем Камерного хора Государственного концертного зала «Смольный собор». Эдуарду Кротману помогают молодые хормейстеры, для которых работа в хоре является школой мастерства. Виктор Охрема — выпускник Консерватории, вокалист, концертмейстер и дирижёр, и Петр Максимов, студент Консерватории по специальности хоровое дирижирование.
Под руководством Эдуарда Кротмана хор продолжил гастрольную деятельность — побывал во Франции, Испании, Италии… В эти годы коллектив также продолжал и развивал славные традиции хора Сандлера, выступая на лучших концертных площадках нашего города: Большого зала Филармонии, Капеллы им. Глинки, Смольного собора и, конечно, в своём «штатном» зале — Актовом зале Государственного университета.
«Половецкие пляски» из оперы «Князь Игорь» Бородина, «Carmina Burana» и «Catulli Carmina» Орфа, «Иоанн Дамаскин» Танеева, Месса Франка, «Освобождённый Прометей» Листа прозвучали в Большом зале Петербургской Филармонии им. Шостаковича с оркестрами под управлением Р.Мартынова, В.Альтшулера, Е.Светланова, Ю.Аниханова, Г.Каплан, Л.Бальчюнаса, А.Анисимова. На сценах театра Государственной Консерватории, Капеллы им. Глинки, Смольного собора, театра Государственного Эрмитажа, с оркестрами под управлением С.Стадлера, В.Альтшулера, С.Лютера, А.Титова были исполнены Requiem Верди, Requiem Моцарта, Gloria Вивальди, исполнялись хоровые произведения русских и зарубежных композиторов. В 1997 году впервые в Санкт-Петербурге Хор студентов под управлением Э.Кротмана представил «Маленькую торжественную мессу» Россини, а в этом году состоялось первое в России исполнение «Мессы ди Буэнос Айрес» Мартина Палмери. |
|
У меня есть мечта. Объединить усилия Студенческого хора и Хора Ассоциации выпускников университета и организовать коллектив такой силы, аналогов которой в городе сейчас просто нет. Который смог бы замахнуться на такие проекты, такие произведения, которые либо не исполняются, либо исполняются крайне редко. Например, «Немецкий реквием» Брамса, «Торжественная месса» Бетховена, «Патетическая оратория» Свиридова, многие кантаты и оратории Шостаковича и Прокофьева… Есть много великолепных, шикарных полотен, но для их исполнения нужны усилия объединенного хора.
Рассказывают хористы
Антон Захаров:
Однажды отмечали мы день рождения, пели Цоя, Гребенщикова. Чистота и аккуратность исполнения моего однокашника поразили, оно, казалось, рождало новые смыслы. Я не удержался и спросил: «Юра, я давно тебя знаю, больше двух лет, и никогда ты не отличался хорошим исполнительством, орал, как все мы — лишь бы громче было. Откуда у тебя появился высокий голос и эта негромкая, но точная… и такая впечатляющая манера пения?». И он ответил: «Никому не говори, дружище, но я с недавних пор пою в хоре. Хочешь? Завтра репетиция».
Я вошел вслед за Юрой в низкую аудиторию и сразу попал под пристальный взгляд старого человека, Григория Моисеевича Сандлера, дирижера: «Новенький? Пойдем, послушаем». Послушал.
— Каким тенором будешь петь, первым или вторым?
— Первым!
— Ну, ладно, пой…
Людмила Пластун:
Впервые я услышала хор в 10 классе, это была программа русской духовной музыки — строгая, серьезная. Хор звучал объемно, звук обволакивал, приподнимал… Без налета сентиментальности, он был торжественен, как служба.
С историческим факультетом, куда я поступила, все было ясно, осваиваться особенно не пришлось, спустя три недели после начала занятий я пришла в студенческий хор. Занятия два раза в неделю по три часа, бывает, и третий день прихватываем. Два раза мне довелось выступить в качестве солистки в «Совете Превечном» П.Чеснокова, но, признаться, пока я свободнее себя чувствую в хоре. Здесь хорошо то, что чем больше выкладываешься, тем больше получаешь.
Кроме совершенствования профессиональных навыков пения, в хоре просто приятно общаться: студенты и преподаватели — очень образованные, интеллигентные люди.
Елена Попова:
Когда я приехала знакомиться с университетом, пришла на факультет и увидела афишу студенческого хора. Поскольку у меня есть музыкальное образование (я закончила музыкальное училище по специальности «хормейстер»), то и с «кастингом» проблем особых не было. В музучилище у нас хор был не очень сильный. Мальчики, девочки — лет по 15–17, голоса не поставлены, иллюстратор (педагог по вокалу) тоже слабенький, а здесь иллюстратор — консерваторские певцы.
В профессиональном коллективе всегда существует текучка кадров, естественный отбор и профессиональная «грызня», а в любительском хоре все друг друга любят, поддерживают. Все молоды и красивы, и главное — здесь, в Университетском хоре, никто никого не принуждает, все приходят добровольно. И эта свобода, это желание все делать самому, и делать хорошо, мне кажется, слышится в нашем исполнении. Когда я пою, а я пою всю жизнь, лет с трех, я чувствую себя не то чтобы сильнее, но свободнее, что-ли, и выше.
Кристина Минкова:
— Моя мама десять лет пела в хоре у Григория Моисеевича Сандлера. Когда я родилась, кажется, никто и не сомневался в том, что я тоже буду петь в этом хоре. Мама часто рассказывала мне про своих хоровых подруг, про Григория Моисеевича, про то, как вокруг него создавалась и передавалась другим чудесная музыка — вместе с частичками душевной теплоты и добра…
Совсем маленькой девочкой я ходила в университетский Актовый зал на концерты хора, на празднование юбилеев Григория Моисеевича. И снова — незабываемое впечатление от мощи, от энергии, исходящей от хора, даже от костюмов — таких строгих, и в то же время воздушных…
Это ощущение благоговения долго не давало мне прийти в хор, уже когда я поступила в университет. В мае 1999 года, сидя на хорах Большого зала филармонии и почти с завистью вглядываясь в лица университетских хористов, поющих «Половецкие пляски» Бородина, я не могла представить себе, что уже через месяц эти лица станут для меня родными, что я тоже буду стоять на сцене Большого зала, что хор станет для меня семьей.
Ольга Петрова:
— Вы когда-нибудь замечали, как преображается лицо человека, поглощенного музыкой?
Не существует ничего, кроме эмоций и звуков, что целиком поглощают вас. Не замечая своего дыхания, вы переживаете все, что когда-то хотел выразить автор, вы живете его чувствами… После концерта или после репетиции никогда не бывает ощущения опустошенности, внутри еще долго звучит Музыка…
Варвара Борисова:
— Первое ощущение от концерта хора: сильный звук, очень красивый. Когда сама пришла в хор, поняла, насколько приятно находиться внутри льющейся массы звука, когда слева и справа поддерживают друзья... Возникает ощущение спокойствия и причастности.
Признаться, я хожу на хор из эгоистических побуждений. Мне это доставляет удовольствие. Есть такое понятие — эффект синергии, — которым можно попробовать описать то, что происходит, когда хорошо выученная, прекрасная сама по себе музыка усилиями дирижера и хористов сливается в едином порыве. Это момент, когда возникает Музыка.
И осознание того, что ты часть этого процесса, дает ощущение, близкое к эйфории. В хоре столько людей, но их сердца резонируют, бьются вместе. Вступить на едином вдохе — по взмаху дирижера — это искусство.
Окончив музыкальную школу, я хотела продолжать петь в хоре.. Поэтому пришла сюда. Впечатления, которые я здесь получаю — очень позитивные. Когда сам что-то делаешь и тебе же от этого хорошо — такой круговорот «хорошо» в природе. Я точно знаю, что хочу и дальше петь в хоре, и может быть, это единственное на настоящий момент, в чём я абсолютно уверена.
Жанна Тетерина:
— Мое самое яркое впечатление от хора — это Эдуард Евгеньевич, его руки, которые рисуют музыку для нас, превращая значки и крючочки из нотной тетради в живые, вдохновляющие картины. Репетиции хора ждешь пять дней в неделю, и дважды в неделю — наслаждаешься…
Екатерина Евдокимова:
— Мой дирижер — самый первый дирижер в моей жизни, а, значит, и самый важный. Он научил слушать и слышать, неистовствовать и наслаждаться. Учил спокойно, ненавязчиво. «Вручную» — а как еще может учить дирижер?..
Аня Огневая:
— В нашем студенческом хоре есть особенный студент — он учится в Консерватории.
У него абсолютный слух и абсолютный голос — поет он все партии от сопрано до баса, а особенно ему удаются теноровые… Это наш хормейстер Виктор Охрема — правая рука дирижера. Левой рукой Эдуард Евгеньевич репетирует с женской половиной хора, а в это время Витя в соседней комнате — с мужской.
Если в чистом поле где-нибудь на юге Франции вам срочно понадобился до-диез второй октавы, — смело обращайтесь к Вите, он поделится.
Юлия Гороховская:
Запомнился Толедо. Древние камни улиц еще не успели отдать ночи свое душное тепло. Вечер почти такой же невыносимый, как и день. Все прогрето, даже внутри соборов; жара пробирается сквозь ажурность испанской готики, жара царит. С трудом движимый веерами воздух пронизывает чужеродная гармония c непонятными словами: «Мороз и солнце! День чудесный!». Этой песней начался концерт. В первом отделении звучала русская музыка, во втором — «Реквием» Моцарта, который исполняли три хора: Хор мадридского университета, греческий Хор с острова Крит и Хор петербургского университета. Латинский текст. Солисты и оркестранты — испанцы. Дирижер — грек… Было такое чувство, что мы все случайно встретились здесь и разойдемся навсегда, и единственный повод для испанца постоять на этой сцене между русским и греком — это то, что когда-то один гениальный австриец написал свой гениальный «Реквием».
P. S.
Из Интернет-дневника хора:
Проводы белых ночей. В белые ночи наш хор вместе со всем нашим городом отмечает самые продолжительные дни в году. А самые продолжительные дни в году отмечаются на хоре самыми продолжительными праздниками. Все начинается с отчетного концерта, который проходит обычно в Актовом зале университета. После концерта хористы собираются в клубе отметить окончание сезона. В этот день происходит таинственный обряд посвящения. Звания «хорист» удостаивается талантливый и трудолюбивый участник хора, не побоявшийся никаких трудностей хоровой жизни и доказавший свою преданность хоровому искусству, — словом, каждый хорист, отпевший сезон в хоре. После традиционных капустников и песнопений хористы дружною толпой идут на Стрелку Васильевского острова, где их уже ждут «всплески волн» северной принцессы Невы и рукоплескания полночных зрителей — любителей белых ночей и хорового искусства. Хор поет до самого восхода. А когда медленно начинает загораться горизонт у Петропавловской крепости, мы поем «Восход солнца» Танеева. Восход солнца — окончание ночи, даже белой. «Восход солнца» — окончание праздника, даже самого длинного, а с ним — и хорового сезона. 
Подготовил Игорь Евсеев
|
