|
|
|
№ 8 (3756), 30 мая 2007 года
|
 |
|
память
|
|
|
Ленинградские встречи
О профессоре Петре Андреевиче Дмитриеве
В июне 1991 года во время моего пребывания в Ленинграде кафедра славянской филологии предложила мне рассказать коллегам о состоянии науки о сербском языке в связи с началом крупных общественных и политических перемен в нашей стране. Мы расположились на кафедре за большим столом, а Петр, по своему обыкновению, в углу у окна за своим столом.
|
 |
А.Младенович, Г.И.Сафронов и П.А.Дмитриев |
|
Я рассказывал обо всем, что вызывало интерес у моих собеседников; не только о науке и учебном процессе в университете, но и о многих вещах, связанных с жизнью простых людей в нашей стране. Упомянул я и о том, что многочисленные перемены, и положительные, и отрицательные, видны повсюду, даже в нашем доме, где мы с супругой проживаем вместе с другими. Один молодой человек из нашего дома, еще не окончивший школу, открыл небольшой магазинчик. Он продавал кассеты с разными, в том числе и порнографическими, фильмами, естественно, западного производства. У него всегда было много покупателей, особенно молодых людей, которые покупали или брали напрокат эти фильмы. Петр выслушал это и иронически произнес:
— Да-да, воспитатель района.
Это его замечание в адрес хозяина лавки вызвало у всех нас смех.
Мы с Петром сидим вдвоем на кафедре (это помещение одновременно служило ему кабинетом). Он, как всегда, за своим столом, а я поблизости.
Раздается стук в дверь, входит одна из преподавательницу.
— Петр Андреевич, могу ли я поговорить здесь со студенткой?
— Можете, — говорит Петр, — если мы вам не помешаем.
— Нет, не помешаете, отвечает она.
Входит студентка, они садятся за большой стол, а мы потихоньку продолжаем наш разговор.
Беседовали упомянутая дама и студентка достаточно громко, так что я волей-неволей слышал их разговор.
— Вы во вторник не были на занятии, — говорит дама, заглядывая в свой блокнот, — вы сказали мне, что были больны…
— Да, я была больна… — говорит студентка.
— Но ваша хозяйка сказала мне, что вы не были больны. И все-таки вы не пришли на занятие…
Студентка молчала. Некоторое время они еще оставались на кафедре, а потом ушли.
— Петр, что это такое? — спросил я с изумлением. — Разве вас касается, где она была, как она живет? Это ее личное дело.
— Ну да, — говорит Петр, — это верно. Нас не касается ее личная жизнь. Мы заинтересованы в том, чтобы она хорошо училась и сдавала экзамены, мы беспокоимся о ней, хотим ей помочь.
— И что же вы теперь собираетесь делать? — спросил я.
— Сначала посоветуем ей получше учиться. Если это не поможет, пригласим ее родителей, попросим их помочь нам. Правда, они живут далековато, 3000 км от Ленинграда. А если и это не поможет, тогда предложим ей самой подать заявление об отчислении и уступить свое место другому молодому человеку, желающему учиться, — закончил Петр.
Потом, оставшись один, я глубоко задумался обо всем этом и пришел к выводу, что Петр был прав и что немаловажно то, что кафедра и все ее сотрудники проявляют заботу о студентах и их учебе.
Петр это прекрасно знал, но ему, много лет заведовавшему кафедрой славянской филологии, всегда было приятно услышать положительные отзывы о своих студентах. Я рассказал ему, что мы в Сербии при приезде студентов из России сразу видим, кто из них учится в Ленинградском университете. Как мы это угадываем? По уровню владения сербским языком, по их хорошему произношению… И действительно, когда мы спрашивали этих студентов, в ответ всегда слышали, что они учили сербский язык и изучали сербистику в Ленинграде.
Хорошая организация учебной и научной работы, высококвалифицированные преподаватели обеспечивали на кафедре славянской филологии успешное изучение студентами сербского языка, овладение избранной ими специальностью. Этому всячески способствовало нормальное отношение к делу преподавательского состава и организаторский талант заведующего кафедрой профессора П.А.Дмитриева, чей вклад в подготовку специалистов в области славянской филологии, включая и повседневную работу в качестве ведущего преподавателя и научного руководителя студентов и аспирантов, трудно переоценить.
Я был очень рад, когда профессор Дмитриев был награжден Орденом югославского знамени с золотым венком, государственной наградой моей страны, тогдашней Югославии.
Признаюсь, что текст представления к награде, направленный в соответствующие органы власти, готовил я, поэтому положительное решение вопроса меня особенно обрадовало.
Профессор П.А.Дмитриев поистине заслужил это признание. В течение нескольких десятилетий он как заведующий кафедрой славянской филологии уделял огромное внимание организации учебной и научной работы по изучению славянских языков, в том числе и сербского языка и литературы. Югославский орден, как говорится, нашел своего героя. Этой высокой награды был удостоен ученый и педагог, благодаря усилиям, многолетней работе и всей многосторонней деятельности которого в далеком Ленинграде, сегодняшнем Санкт-Петербурге, всемирно известной Северной Венеции, успешно изучается во всех его проявлениях сербское слово, оживает сербская история, предстает современная сербская действительность, звучит сербская песня. И все это для того, чтобы сегодняшняя молодежь познакомилась с величайшими представителями сербской культуры, такими как Вук Караджич, Джура Даничич, Петр II Петрович Негош и другие, а также с творчеством современных сербских писателей и ученых.
Я неоднократно бывал в Ленинграде и проживал обычно в гостинице. Кроме Петра и Германа (профессора Германа Ивановича Сафронова — Прим. перев.) у меня были и другие знакомые в этом городе, с которыми я также проводил время. Вернувшись в гостиницу, иногда довольно поздно, я звонил Петру. Мы беседовали, а потом заканчивали разговор пожеланием друг другу спокойной ночи. По этому поводу Герман мне сказал: «Петру очень приятно, он доволен, что ты звонишь ему вечером». Вот тогда я и подумал: «Петр действительно настоящий руководитель и в то же время друг, заботящийся в какой-то мере и обо мне, взрослом человеке».
На заседании Ученого Совета Ленинградского университета, проходившем 24 июня 1991 года, мне был вручен диплом почетного доктора Ленинградского университета. В связи с присвоением этого высокого звания Петр говорил обо мне, о моем творческом пути, о моей научной деятельности. Говорил без текста, вызывая этим повышенный интерес у слушателей. После окончания заседания мы вышли из Петровского зала и направились на кафедру славянской филологии, где коллеги уже подготовили праздничный стол. Я от возбуждения машинально сказал, обращаясь к Петру и Герману: «Пошли!», на что Петр ответил: «Вы идите, мы подойдем, нам надо переговорить». Я сразу понял свою ошибку. Ведь Герман на своих протезах не может передвигаться быстро. Не было у них никакой нужды в разговорах, просто Петр остался, чтобы помочь Герману спуститься с лестницы. Чуть позже они не торопясь дошли до кафедры.
У меня не раз была возможность наблюдать, в какой-то мере со стороны, отношение Петра к Герману. Их товарищеские отношения начались в г.Киселевске Кемеровской области в 1946 году, вскоре после войны, когда Петя часто возил лишившегося на фронте обеих ног Германа на санках от дома до школы и обратно. Это товарищество переросло в крепкую дружбу, которая связывала их и в Ленинграде (Санкт-Петербурге), и не только в студенческие годы, но и позже, во время работы на кафедре славянской филологии.
Трогательным было внимание, оказываемое Петром Герману во всей их повседневной жизни, везде, где бы они ни находились — в России, в Югославии, в гостинице, в компании с другими людьми. Они были единомышленниками. У них были общие, почти одни и те же взгляды на общество, жизнь, науку, образование. Они одинаково относились к студентам, к их нуждам…
Петр любил посоветоваться с Германом по разным вопросам, которые надо было решать, часто зная заранее, что Герман думает то же, что и он сам. Они были друг для друга верной и надежной опорой во всем. Такое товарищество и дружба встречаются редко, их редко удается уберечь на долгое время. Но Петр и Герман были счастливыми людьми, сохранившими добрые отношения на протяжении всей своей жизни.
Во время моих пребываний в Ленинграде мы встречались втроем: Петр, Герман и я.
Часто с нами, естественно, были и их супруги Марина и Лариса. Эти наши встречи никогда не обходились без песни. Пели все, довольно дружно и складно, под аккомпанемент Германа на семиструнной гитаре. Настроение всегда было прекрасное, так как мы радовались каждой встрече, понимая, что они бывают редко. Мы пели сербские песни, полюбившиеся Петру и Герману в Югославии («Све птичице на горе», «У рану зору» и другие) и русские: любимую песню Германа «Журавли» или «Одинокую гармонь», которую любил Петр, а также другие песни: «Тонкая рябина», «Темная ночь», «Вечерний звон», «Степь да степь кругом», «Подмосковные вечера»…
Эти повторявшиеся каждый раз ленинградские встречи с песней стали неотъемлемой частью моих воспоминаний о Петре и Германе, о нашей дружбе, о чем я всегда рассказывал всем, возвратившись в Сербию: и моей супруге, знавшей Петра и Германа, и моим друзьям. Сегодня я рассказываю об этом моим внукам Николе и Петру. 
Александр Младенович
Перевод доцента С.В.Зайцевой
|
