№ 8 (3756), 30 мая 2007 года
главная | оглавление | <... | ...>	на книжную полку

Путешествие по городу,
путешествие по книге…

Вхожу в книгу под монотонный шум дождя за окном. Серое петербургское небо — без просвета. Дробный стук капель вызванивает привычный мотив… Вхожу в книгу под ласковым взглядом едва проснувшегося солнышка. Глубокая акварельная просинь и гуашевые облачка, щебет какой-то птахи под крышей соседнего флигеля… Вхожу в книгу — так же, как утром, распахивая дверь подъезда, вхожу в город.

Город необычайный — и привычный, город фантасмагоричный, обросший легендами и мифами, — и вполне реальный, знакомый до мельчайших подробностей, до ветвистой трещины на желтой штукатурке соседнего дома, до выбоины на тротуаре, город разноголосый, многошумный — и поющий свою мелодию. И книга — тоже необычная, новая — и одновременно очень знакомая, книга многоголосая, многогранная, объемная — но это многоголосье оперы, где всегда слышишь голос солиста… Читаю книгу Людмилы Алексеевны ВЕРБИЦКОЙ «Мой Петербург» (СПб., Logos, 2006) — и путешествую по нашему городу. Замечаю: знакомый город, благодаря автору книги, открывается совсем иными гранями, показывает свои секреты, которых я прежде не знал, не замечал, мимо которых проходил, просто не смотрел в ту сторону или не понимал, что возможна такая точка зрения…

Вот, например: «Из окон моей квартиры на Петровской набережной открывается с седьмого этажа панорама Петербурга, можно сказать, вид с птичьего полета. И хотя мне нечасто удается стоять у окна и смотреть на город, я знаю, как начинается день с бликов куполов храма «Спаса-на-крови», величественного Исаакия, как снуют вниз по Неве быстрые деловые катера и проплывают, донося звуки музыки, речные трамвайчики с любознательными туристами. Я знаю, как потухает день и солнце прячется в верхушках деревьев Летнего сада, а в сумерках белеют нежные силуэты его мраморных статуй…»

Согласитесь, такой ежеутренний взгляд на Петербург — с высоты птичьего полета — помогает подняться над повседневными заботами, раскрывает иные горизонты, показывает иные перспективы: «Взором удается охватить облик города, простирающегося до горизонта, с его разноцветными крышами и хранителем покоя — парящим ангелом на шпиле Петропавловской крепости. Город входит в мой дом, в мое сердце, как живой организм, как большое, величественное Чудо…»

Давайте отправимся в путешествие по городу, в путешествие по книге, увлекательное, завораживающее даже — так, что трудно оторваться от чтения. Автор сразу же предупреждает читателя: «Эта книга не мемуары /…/ В книге — живой процесс окружающей меня действительности, движущейся и эволюционирующей, фигуры людей, события и факты, которыми мы живем сегодня…» Но путешествуя, мы увидим в книге не только действительность сегодняшнего дня, окружающую всем нам знакомого ректора Санкт-Петербургского государственного университета, но и людей, события и факты прошлых лет. Ведь с Ленинградом-Петербургом связана вся жизнь Людмилы Алексеевны — это город, где она родилась, выросла, училась, трудится сегодня, где живет наш Университет, ее Университет.

«Дочь врага народа — студентка Ленинградского университета».

Книга писалась больше пяти лет и не носит итоговый характер. Это книга-размышление о Городе и о семье, об Университете и профессии, об истории и современности, книга вполне состоявшегося человека, выдающегося деятеля в сфере высшего образования. И в то же время в каких-то строках, страницах, главках — это очень женская книга. Книга, написанная не просто ректором СПбГУ, но первой женщиной, занявшей этот пост. Книга, написанная великолепной матерью — для дочерей и, может быть, для внука…

Прелести медленного общения

Итак, в путь!.. (Признаюсь, я читал эту книгу не один. В путешествие я пригласил профессора Светлану Ивановну ТИМИНУ, заведующую кафедрой новейшей русской литературы РГПУ им. А.И.Герцена, руководителя проекта издания книги «Мой Петербург». И свой читательский взгляд (извне) соотносил с ее взглядом (изнутри). - Е.Г.)

«К сожалению, бешеный темп современной жизни лишает нас прелести медленного общения с городом, в том числе и с теми памятными местами, где мы встречались с любимыми, где, опоздав к разведенным мостам, гуляли в ожидании рассвета…», — сетует автор книги. Это медленное общение с городом приводит к рождению поэтических страниц, когда стихи А.Ахматовой, О.Мандельштама, Б.Лившица всплывают со дна ее памяти:

Был блаженной моей колыбелью
Темный город у грозной реки…

И открываешь город через призму не только великой поэзии, но и восприятия автора. Отсюда город — «как свидетель личных биографий, моментов любви…» А Домик Петра, например, видишь уже не глазами экскурсанта, как самую старую постройку Петербурга, а как «крестьянскую избу» и одновременно «истинную городскую жемчужину» — которой можно «любоваться прямо под окнами…»

В книге сплетены страницы лирические, счастливые со страницами трагическими. Счастливых страниц, конечно, больше — об Университете прежде всего (ему посвящена огромная глава «Наш Университет», свыше ста страниц), о русском языке (глава «Больше, чем профессия»), о родных и близких (заключительная глава книги «Моя семья»), о Петербурге (глава «Мой город»).

Но немало страниц трагических — целая глава посвящена зловещему и позорному «Ленинградскому делу». Разделы «Арест отца. Моя жизнь в колонии», «Репрессированный город» и другие раскрывают малоизвестные страницы истории Ленинграда 1950-х. Оценки специалистов, историков и политологов, неоднозначны, и эта тема до сих пор остается полузакрытой для многих. А для Людмилы Алексеевны — это история ее семьи, история семьи ее мужа. И поэтому ее голос столь весом:

«Моя личная биография переплетается с историей города, как будто они имеют единую кровеносную систему. Трагедия личности в стенах родного города. Сейчас я воспринимаю ее как человек, проживший большую жизнь, возмужавший под давлением собственной трагедии и трагедии, выпавшей на долю семьи, начиная с расстрела моего отца…»

Счастливых, радостных страниц в книге, повторю, больше. С этих улиц, набережных, проспектов, переулков мы и начнем путешествие по городу…

Университетская набережная

(Мое путешествие вызвало к жизни новую топонимику, новые городские наименования, которые иногда похожи на подлинные, но несут другой смысл… - Е.Г.)

Шагаю по Миллионной, потом вдоль Зимней канавки, сворачиваю на Дворцовую набережную, мимо Эрмитажа… Классически-строгое здание Двенадцати коллегий за мостом видно издалека, такое родное, свое…

«Многие здания и уголки Университета хранят в себе драгоценную для меня память о годах учебы и работы. Сейчас трудно себе представить, как по Университетской набережной идет трамвай, на подъезде к филфаку обвешанный студентами. Тогда еще только набирал силу молоденький тополь у дома Блока, посаженный в 1947 году. Недавно мы прощались с этим старым другом-гигантом, опасаясь, что он может при сильном ветре повредить соседние строения» (из главы «Больше, чем профессия»)

«Весь Петербург казался мне оправой драгоценного камня — этот камень был Университет», — процитировав строку из воспоминаний Н.Анциферова, не отказав себе в таком удовольствии, Людмила Алексеевна Вербицкая приходит к выводу о том, что Петербург и Университет связаны воедино. И читателю (а уж университетскому читателю и подавно) ясно, что это — не логическое заключение, а убеждение всей ее жизни. Под этой фразой охотно подпишутся сотни тысяч студентов, преподавателей, выпускников Университета.

В предисловии автор книги пишет: «Мне кажется, что Университет не был бы таким в другом городе, но и город был бы другим без своего Университета. Дух города, его характер и стали духом Университета и его особым стилем…» Университет — дело ее жизни, предназначение, профессия, судьба. И поэтому самая большая глава книги посвящена аlma mater, самые проникновенные строки — о любимом Университете.

Позицию автора можно увидеть в заголовках разделов: «Уроки, осмысление», «Образование и свободомыслие», «Студент сегодня — каков он?», «Успехи и болезни роста», «В диалоге с Россией и миром»… И даже «Стратегия развития»! Несмотря на личный характер размышлений, в книгу вполне органично вписываются и эти строки, хотя в любом другом контексте они смотрелись бы казенными, что ли. Но Л.А.Вербицкая имеет право так писать — потому что серьезные размышления о путях развития Университета — это часть ее миросозерцания, доминанта ее мышления. А повседневная деятельность ректора по осуществлению этих проектов дает опору для конструктивных выводов.

«Я извлекаю многое из уроков истории Университета, в них я ищу корни и зародыши его дальнейшего развития…» В книге вехами обозначены почти три века биографии Университета (особенно подробно — ранние годы), уроки университетской истории XVIII века, важные для сегодняшнего дня, представлена портретная галерея ректоров Петербургского—Петроградского—Ленинградского—Санкт-Петербургского университета и учебных заведений-предшественников. Описывая опыт и уроки жизни знаменитых универсантов, автор книги выбирает нестандартный ряд имен: И.П.Павлов, А.А.Блок, Д.И.Менделеев, Н.Я.Марр. А в главке «Звездный каталог» рассказывает о тех универсантах, чьими именами названы малые планеты: Ф.Абрамов, В.Амбарцумян, И.Анненский, А.Блок, В.Вернадский, Н.Гоголь, С.Дягилев, Л.Ландау, Д.Лихачев, Н.Миклухо-Маклай, И.Павлов, А.Попов, И.Сеченов, В.Хлебников и другие (а в скобках заметим, что Международный астрономический союз в 2000 году присвоил малой планете №7451 имя «Вербицкая»).

От истории автор органично переходит к современности и к обсуждению вопросов будущего. «В Университете студентов всегда учили и сегодня учат размышлять, анализировать, думать, ничего не принимать на веру. Университетский стиль — это спор, дискуссия, умение доказать свою точку зрения, не бояться ее высказать», — замечает Л.А.Вербицкая. И рассказывает, что в 1950-е годы, во времена ректора А.Д.Александрова, Ленинградский университет был единственным, где преподавали генетику, и Александр Данилович принял студентов, которых выгнали из Московского университета за занятия генетикой.. А во времена ректора С.П.Меркурьева с Университета «по просьбе трудящихся» сняли наконец имя А.А.Жданова (хотя и Обком, и Горком тогда еще существовали).

Автор на страницах книги дискутирует с выпускником филологического факультета ЛГУ профессором Ю.М.Лотманом, который (на страницах нашего журнала, кстати) с тревогой отмечал, что в процессе перестройки идет девальвация высшего образования, что молодым исследователям недоступны библиотеки, архивы, находящиеся в чудовищном состоянии… Рассказав о коренных преобразованиях в Университете в последние годы, Людмила Алексеевна замечает: «Дорогой Юрий Михайлович! Как жаль, что в ответ на Ваши грустные слова: «Наши гуманитарные вузы находятся на чудовищном техническом уровне. А любимый мною филологический факультет ЛГУ выглядит сейчас так же, как во времена Добролюбова», — Вы не услышите аргументов, способных убедить Вас в обратном… Еще раз хочу повторить: мы не выживаем, мы развиваемся!»

Ректор Л.А.Вербицкая с гордостью пишет о том, что сегодня Санкт-Петербургский университет входит в пятерку лучших университетов Европы и в десятку крупнейших университетов мира. Сегодня наш Университет находится в центре событий российских и мировых, он стал открытой площадкой для организации крупных встреч на международном уровне — например, встречи президента России В.В.Путина и президента США Дж.Буша. У нас проводятся представительные международные форумы: «Гражданское общество», «Петербургский диалог». Ректор воспринимает современный крупный классический университет как площадку, формирующую образованных людей с глобальным диапазоном мышления. И посвящает современным студентам отдельный раздел книги.

«Я с оптимизмом смотрю в будущее, потому что вижу те изменения, которые происходят в наших студентах в самые последние годы. Возрождается Россия, слово «патриот» вновь обретает свой исконный смысл, приходит ощущение того, что Родина занимает свое место в ряду самых высоких ценностей. А Родина для наших студентов — Россия, Санкт-Петербург, наш Университет…»

Проспект Непокоренных

В своем кружении по городу, по книге возвращаемся к улицам темным, не прямым, запутанным, к улицам трагическим… И замечаем: не случайно среди лирических стихотворений в книге вдруг возникает:

…Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских ночных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю примешан желток…

Эти известные строки Мандельштама читаются совсем иначе в книге Л.А.Вербицкой, где они соотнесены с личным восприятием автора: «Это я возвращаюсь в свой город, знакомый до слез, из ссылки в детскую колонию, это у меня адреса с голосами мертвецов, это мама с отцом ждали ночь напролет гостей дорогих…»

А в главе «Минувшее. Ленинградское дело», специально посвященной анализу трагедии, вновь встречаем:

…Может быть, века пройдут,
И блаженных жен родные руки
Легкий пепел соберут».

«Перечитывая строки Осипа Мандельштама, я испытываю потрясение от провидческих слов, изреченных поэтом задолго до выпавших на нашу долю испытаний…»

А.А.Бубнов

На этих страницах автор книги рассказывает о своей матери: «Мама очень любила отца, глубоко, преданно и горячо /…/ Она ждала отца всю свою жизнь, хотя в 1954 году получила официальный документ о его смерти. В свидетельстве о смерти не было написано, что он расстрелян, а просто: 28.10.1950 умер, причина смерти — прочерк, место смерти — прочерк…»

Только в 1994 году нашли следы убиенных по Ленинградскому делу. Уже после смерти матери Людмила Алексеевна с сестрой узнали, что прах их отца — «на Донском кладбище в Москве, вместе с прахом многих тысяч уничтоженных, среди которых 17 руководителей Ленинграда…»

Дочь рассказывает об отце, Алексее Александровиче Бубнове, секретаре Ленинградского горисполкома (с 1943 года). И ее детские воспоминания о родном добром и сильном человеке сливаются воедино с впечатлениями недавними: «…Мои коллеги, ветераны Университета, приносят мне свои удостоверения к медали «За оборону Ленинграда», подписанные моим отцом…»

Подробно рассказывает о репрессиях, об аресте отца, о раннем утре 31 августа 1949 года, когда за ним пришли:

«Сестре Наташе было пять лет /…/ А мне было тринадцать лет. Возраст спас меня от тюрьмы, но мне была уготована другая участь: колония для малолетних преступников. Перед уходом папа сказал мне: «Я тебя прошу, ты только учись. Что бы ни случилось, твоя главная задача учиться и учиться. Не волнуйся, я вернусь». Мама держалась мужественно…»

Потом была долгая неизвестность, ожидание вестей о судьбе отца. Тюремное заключение матери, ее ссылка в страшный Тайшетский лагерь, арест братьев, сестер и родителей отца. Арест Людмилы Бубновой как дочери «врага народа» 20 октября 1950 года, приемник-распределитель в Пушкине, детская трудовая воспитательная колония для девочек во Львове. «По сути это была настоящая тюрьма для малолетних преступников, и контингент там был соответствующий — воры, убийцы, проститутки /…/ Именно тогда я что-то начала понимать. Раньше думала, как все: что всё это — ошибка, разберутся, Сталин поймет. Но в колонии встретилась с девочками, которые там были с 1937 года. Выходит, за тринадцать лет не разобрались…»

В тяжелые для нее дни страха и отчаяния «неведомый ангел-хранитель послал» Людмиле спасительницу — Викторию Николаевну Карпову. Заместитель начальника колонии, совсем чужой человек, казалось бы — но на поверку вышло: удивительный человек. «Протянула мне руку помощи, заслонила, как могла, от бед и унижений. Без нее я бы, наверное, пропала…» Она добилась, чтобы девочке разрешили учиться в обычной городской школе (хоть и жила она в колонии), а позже, уже после смерти Сталина, летом 1953-го, Виктория Николаевна «написала миллион бумаг» и выбила для нее разрешение сдавать экзамены в университет. И даже, с риском для собственной жизни и служебной карьеры, забрала Людмилу к себе домой, на время заменив ей мать… Прочитав эти страницы, понимаешь, почему свою младшую дочь Л.А.Вербицкая назвала Викторией.

«Девочки-колонистки очень негодовали, когда узнали, что меня не отпустили летом к бабушке. В колонии была Оля Струсь, страшная бандитка, но меня любила. Она сказала: «Я этого гада убью». Никто не думал, что это не просто слова. Она подкараулила начальника, когда он шел мимо библиотеки, и бросила ему на голову огромный горшок с цветами. Ну, чудом этот цветок пролетел мимо и упал рядом. Следствие велось два месяца. Никто ее не выдал...» (из раздела «Арест отца. Моя жизнь в колонии»)

Людмила Алексеевна описывает трогательное отношение к ней колонисток, которые, когда новый начальник колонии не отпустил ее в Ессентуки к бабушке, помогли это пережить. Заглядывали к ней комнатку, просили что-то рассказать: «Сегодня Пушкин, завтра Лермонтов, послезавтра «Мертвые души», потом «Война и мир», потом еще что-то /…/В колонии была Оля Струсь, страшная бандитка, но меня любила. Она сказала: «Я этого гада убью». Никто не думал, что это не просто слова. Она подкараулила начальника, когда он шел мимо библиотеки, и бросила ему на голову огромный горшок с цветами. Ну, чудом этот цветок пролетел мимо и упал рядом. Следствие велось два месяца. Никто ее не выдал. Никто. Что только ни делали. И в карцер сажали. И никто ее не выдал. Совершенно…»

В той же главе, посвященной «Ленинградскому делу», автор книги рассказывает и о семье своего мужа Всеволода Александровича Вербицкого, попавшей под жернова той же машины репрессий. Его отец был расстрелян, мать арестована и сослана, он сам тоже попал в тяжелый лагерь. Только в 1954-м их реабилитировали… «Судьбе было угодно, чтобы я нашла свое личное счастье в самом пекле, когда только-только остановилась машина уничтожения /…/ Когда мы вернулись и не стало моего отца, Сева в какой-то мере заменил мне его. Он водил меня в Эрмитаж, в филармонию.. Потихоньку возвращал к жизни. Не знаю, что это — судьба, любовь. Но Бог подарил такое чудо…»

А в 1996 году — по инициативе родственников погибших — на кладбище Донского монастыря был воздвигнут мемориал жертвам политических репрессий 1946–1953 годов. Мемориал включает и памятную плиту с именами 17 ленинградцев (в том числе и бывшего ректора ЛГУ А.А.Вознесенского). Хорошо, что нашлось кладбище, где можно почтить память отца: «Так важно нам знать теперь то место, пусть символическое, куда можно принести цветы…» А в 2006 году, в год 100-летия А.А.Бубнова, его имя было внесено в «Золотую книгу Санкт-Петербурга».

Филологический дворик

Еще с Дворцового моста вижу светло-зеленое здание филологического факультета — бок о бок с Главным зданием. И на набережной они рядом, связанные аркой, и в истории, и в биографии автора книги.

«Память сохранила живые портреты тех, кто раскрывал нам глубины филологических наук. Сейчас я понимаю, что до глубин этих нам надо было расти и расти еще не одно десятилетие. Однако высота поднятой планки завораживала, звала к неизведанному и прекрасному…»

ЭТО МОЯ КНИГА Переворачиваю последнюю страницу книги Л А.Вербицкой “Мой Петербург”, которую я читаю вторично, и не хочу выпускать её из рук. Это моя книга, я — часть ее. Мне, выпускнице филфака ЛГУ 1949 года, эта книга родная, она — часть, кусок моей жизни. И хотя мы с автором книги люди разных поколений, её рассуждения, воспоминания, осмысление тех нелёгких послевоенных лет воспринимаются, как мои личные. Это о моих учителях наставниках Н.Я.Марре, В.М.Жирмунском (моём научном руководителе), Г.Л.Бялом, Г.П.Макогоненко и Л.Р.Зиндере вспоминает автор с такой трепетной любовью, какую испытываю я. Страницы книги, посвящённые Л.Р.Зиндеру — гимн Учителю и Наставнику. Я стала студенткой германского отделения ЛГУ за год до войны и заканчивала первую в моей жизни летнюю экзаменационную сессию под звуки сирен первых бомбёжек, а вернулась и восстановилась на факультете в первый послевоенный год. Нашего любимого декана профессора А.П.Рифтина уже не было, а лица В.М.Жирмунского, Л.Р.Зиндера, Т.В.Строевой, встретивших нас, довоенных, тогда ещё желторотых, а теперь опалённых войной, казались такими своими, родными. Они помогали нам восстановиться на факультете, досдавать какие-то предметы, вновь обжиться в родных стенах обшарпанных, слегка подкрашенных аудиторий, кабинетов, нашей фонетической лаборатории, В книге собран и обобщён огромный материал о нашем городе и нашем Университете, о последнем — уникальный. А окрашенный личностным восприятием, он производит неизгладимое впечатление, Нельзя равнодушно читать, например, IV главу “Минувшее. Ленинградское дело.” Для людей моего поколения это ещё и история, это жизнь, нами прожитая. Рассказано об этом правдиво, искренне и очень интересно. Вся книга захватывающе интересна. Незабываемы люди, факты и события, описанные в ней. И я горжусь некой сопричастностью им и чрезвычайно благодарна автору, давшему мне это почувствовать. Елена Абрамовна ГЕРШУН, многие годы — методист по педагогической практике студентов немецкого отделения филологического факультета.

Даже сегодня, читая художественные зарисовки Людмилы Алексеевны Вербицкой о ее учителях и наставниках, испытываешь невольную зависть: какие люди! «Каждая лекция Григория Абрамовича Бялого была настоящим спектаклем. Мысли — яркие, оригинальные, облаченные в столь же неповторимые театральные формы /…/ Г.П.Макогоненко был его полной противоположностью! Распахнутое пальто, выходил из машины всегда с трубкой во рту. Шикарный. Яркий. Он взмывал над кафедрой, когда читал лекции /…/ Борис Александрович Ларин: страстный увлекающийся полемист. Он, как в рукопашном бою, сражал на лекциях своих научных противников /…/ Борис Викторович Томашевский: сухой, академичный, источающий иронию какого-то высочайшего накала и содержания, он казался небожителем, сошедшим к нам /…/ Владимир Яковлевич Пропп: маленький, чуть сгорбленный, волшебник, как будто сам пришедший со страниц сказок /…/»

Автор книги рассказывает о своей учебе на филологическом факультете, о том, как нашла себя на кафедре фонетики, о дипломе, о работе на полставки лаборанта, а потом научным сотрудником на кафедре фонетики. «Мы работали увлеченно, изучали акустические характеристики звуков, проблему слога, ударение /…/ Эта работа помогла развить слух. Теперь, когда кто-то беседует в зале во время заседания (иногда и во мне), я всё слышу. Я уже много раз членам Ученого Совета говорила: «Прошу вас, имейте в виду, что я всё слышу». Они или забывают, или не верят и продолжают…»

На страницах книги Людмила Алексеевна тепло вспоминает своих учителей — Льва Владимировича Щербу, Льва Рафаиловича Зиндера, Юрия Сергеевича Маслова, пишет о них яркие очерки. Рассказывает о коллегах по Университету — Станиславе Петровиче Меркурьеве, Александре Даниловиче Александрове, Владимире Николаевиче Красильникове, Лие Васильевне Бондарко. Ну и конечно, целый раздел главы посвящён кафедре общего языкознания, которой Людмила Алексеевна руководит больше 20 лет.

«Счастлива ли я? Да, я сама выбрала эту жизнь и готова к ней, какой бы трудной она ни была. А радости? Одна из самых острых — сесть за руль автомобиля и проехать по улицам родного города, отправиться изредка на дачу /…/ Скорость большую люблю. Правил стараюсь не нарушать, но нарушаю. Милицию прошу меня простить, но теперь не признаЮсь, сколько лет вожу машину. Года три назад сказала милиционеру, что больше сорока лет за рулем. Он ответил: «Никому об этом не говори, девушка, а то легко возраст высчитать»…» (из раздела «Живу беспокойно — темп моей жизни»)

Ипостась педагога, преподавателя (одна из многих составляющих личности автора книги) иногда выходит на первый план — например, в разделе «Русский язык сегодня. Норма и ненорма». Публицистические размышления Л.А.Вербицкой о современной лексике плавно переходят в анализ конкретных слов, вариантов их употребления. И мы понимаем, что вовсе не случайно монография Л.А.Вербицкой (четырежды изданная) названа эмоционально «Давайте говорить правильно», а вслед за ней и целая серия кратких словарей-справочников, издаваемых филологическим факультетом, несет такое же название. А один из разделов книги красноречиво назван «Русский язык нуждается в защите». Это глубокое убеждение автора, которое Л.А.Вербицкая, не только ректор СПбГУ, но и президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ) и глава Российского общества преподавателей русского языка и литературы (РОПРЯЛ), защищает со всех трибун.

…Признаюсь, во время своих прогулок по городу — по книге я хотел написать еще одну главку, даже придумывал ей название — например, «Семейная гавань». Помешала деликатность, и слава Богу. Быстро понял, что с главой книги «Моя семья» читатели могут познакомиться и самостоятельно.

Открытие "Петербургского диалога" в Актовом зале Университета'

Заканчивая наше путешествие по книге «Мой Петербург», напомню только о двух недавних наградах Л.А.Вербицкой. Первая: орден Екатерины Великой I степени за заслуги и большой личный вклад в развитие и укрепление Государства Российского (эта награда была учреждена Петром I и вручается только замечательным женщинам). Вторая: звание «Почетный гражданин Санкт-Петербурга», которым Людмила Алексеевна дорожит больше всех других наград. Символично, что это звание было присвоено ей как раз в год выходa книги «Мой Петербург».  

Евгений Голубев
Фото из книги Л.А.Вербицкой «Мой Петербург»

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков