№ 1 (3749), 30 января 2007 года
главная | оглавление | <... | ...>	культура

Андрей Алексеев:
«Наш оркестр — не фабрика звезд»

С 22 января, после небольших рождественских каникул, в привычные дни, по понедельникам и четвергам, возобновляются репетиции Молодежного камерного оркестра университета. Во двор филфака приходят новые люди. Стоят у входа в Студенческий клуб. У кого скрипка в руках, у кого виолончель... Прослушивания кандидатов возобновляются вместе с репетициями. Постоянная ротация музыкантов приводит к постоянному обновлению оркестра.

Андрей Алексеев, художественный руководитель и дирижер Молодежного камерного оркестра СПбГУ: «В апреле 2007 года исполняется 165 лет университетскому оркестру, для меня это пятнадцатый сезон в оркестре, с которого я начал дирижерскую деятельность».

– У нас нет «основного» набора в сентябре и, как это бывает, «дополнительного набора» в январе. Народ идет постоянно, – говорит Андрей Владимирович. – А поскольку у студентов достаточно много экзаменов, и вступительных и сессионных, мы обходимся без строгих прослушиваний. Самым главным для нас является желание человека играть в оркестре. Новому человеку мы сразу предлагаем занять место в коллективе и смотрим, как он справляется с той или иной партией, чтобы в дальнейшем найти ему постоянное место в оркестре. Были случаи, когда люди после двух-трех репетиций говорили: «Нет, нам это не подходит. Это очень сложно». Или понимали, что на проезд из Петергофа уходит непозволительно много времени. Это действительно сложно: приехать на В.О. после лекций, уехать обратно в общежитие… Поэтому петергофская часть возможных претендентов сегодня охвачена не в полном объеме, хотя людей, играющих на музыкальных инструментах, там много.

– Почему бы не создать петергофский филиал?

– В нашем Василеостровском комплексе координатором культурных программ является университетский клуб, который ведет интенсивную творческую деятельность в различных направлениях. Продолжают творчески развиваться известные университетские коллективы, создаются новые. Совсем недавно в университете не было ансамбля старинной музыки. Но появились люди, изъявили желание заниматься на старинных инструментах, и ансамбль появился. Если подобная инициатива появится в Петергофском комплексе, и там можно создать что-то новое и интересное. Это может быть джаз-оркестр, рок-группа... Культурообразующим центром в Петергофе является Дворец культуры и науки, и если у них есть возможность поддержать любую студенческую инициативу, то обязательно это сделают.

– Не происходили ли на прослушиваниях удивительные открытия? Скажем, пришла девочка, студентка, серая мышка. Играла еле-еле. Но благодаря оркестру и вам лично ее талант открылся в полной мере в оркестре. И она стала звездой!

– Не было такого, так как оркестр – это не фабрика звезд. Оркестр – искусство коллективное. А звездой в нашем случае можно называть весь коллектив. Если его любит публика, если она ходит на концерты, если у коллектива рождаются интересные программы – это, значит, и есть успех. Значит, оркестр – звезда в рамках университета. Говорить о том, что звезда – Иванов, Петров или Сидоров, мне кажется – неправильно. У оркестра есть концертмейстер, лидер, который является первой скрипкой, который ведет за собой коллектив.

Персональные воздействия

Что касается персональных воздействий – люди действительно меняются с годами, но не от того, что они попали в оркестр, а под воздействием музыки. Ни для кого не секрет, что современное детское музыкальное образование, то, которое дают сегодня детские музыкальные школы, школы искусств и Дворцы детского творчества – намного ниже, чем 20 лет назад. Соответственно, ребята, которые приходят в оркестр сегодня, подготовлены значительно хуже, чем их сверстники когда-то. Но, приходя в коллектив, они понимают, что музыка – это не гербарий, а храм искусства, и вносят свою лепту в его строительство.

– А когда люди уходят, по разным причинам покидают оркестр, вы ощущаете это как потерю для общего дела?

– Наш оркестр камерный, то есть небольшой. Это оркестр, который помещается в комнате. Нас человек 20-30. Естественно, в таком маленьком коллективе любая потеря ощутима. Но поскольку все связано с постоянным взаимозамещением – кто-то уходит, кто-то приходит – общий баланс не нарушается. Уходит человек опытный, знающий репертуар, традиции коллектива, приходит неопытный, но желающий узнать что-то новое, найти свое место. Ему помогают, подсказывают, и он, даже если и начинает с нуля, не чувствует себя ущербным. Я пятнадцать лет работаю с университетским оркестром, и не чувствую, что называется, текучести. Окончив университет, многие из ребят в оркестре остаются. Бывает, еще лет на пять. Недавно несколько девушек вынуждены были оставить репетиции только потому, что решили стать мамами. Это объективные обстоятельства, это жизнь. Они отдали оркестру кто восемь, кто девять лет, но кто-то обязательно придет им на смену. Возможно, в следующий понедельник.

– Как менялась репертуарная политика оркестра в течение пятнадцати лет?

– Репертуарная политика нашего оркестра многополярна и многожанрова. Мы исполняем музыку барокко и музыку венских классиков. Оркестр стал одним из заметных интерпретаторов наследия Астора Пьяццоллы и его аргентинских танго. У нас были экспериментальные программы с рок-группами, хоровые премьеры, джазовые программы. В частности, мы исполнили впервые в России концерт духовной музыки Дюка Эллингтона. Готовим в апреле первое исполнение в России «Танго – Мессы» для хора и оркестра аргентинского композитора Мартина Полмери. Жизнь бъет ключом, потому что студенческая жизнь должна иметь собственное наполнение. Пришли, собрались, отрепетировали. И не разошлись. На репетиции обязательно ставим самовар. У нас есть традиция пить чай из самовара. Обязательно куда-то выезжаем в течение сезона, совмещаем приятное с полезным. В Москву ездим по-студенчески – на автобусе. Мимо Клина никогда не проезжаем. Обязательно посещаем Дом-музей. П.И.Чайковского. Этим летом ездили в Петрозаводск на десятилетие газеты «Все» и успели побывать на водопаде Кивач, на марциальных минеральных водах, в Кижах. И это все, безусловно, сплачивает коллектив. Потому что когда мы едем работать, мы едем работать, а когда едем отдыхать – отдыхаем, но чаще совмещаем приятное с полезным.

– Бывает, что замена в составе оркестра приводит к музыкальным поражениям?

– В зависимости от того, что принимать за точку отсчета. Мы выстраиваем репертуар таким образом, чтобы задачи, поставленные в партитуре композитора, можно было решить. Поэтому вряд ли когда-нибудь будем играть симфонии Малера или Чайковского. Потому что они написаны для симфонического оркестра и для музыкантов иного класса – для профессионалов. Мне кажется, любительский оркестр не должен удивлять сногсшибательными глобальными и сумасшедшими проектами, которыми всех нас не перестает удивлять маэстро Валерий Гергиев.

Движение как цель

Университетский же оркестр, я считаю, может и должен удивлять искренностью исполнения и своей непредсказуемостью. У нас всегда было много первоапрельских миксов в репертуаре. Когда публика не знала, как именно мы изменим музыкальную тему в следующую минуту. Первоапрельские шоу-программы – один из наиболее интересных аспектов нашей работы. Кто как не студенты должны шутить? Люди молодые, заново открывают мир, часто в парадоксальной форме. Они остроумны, они и видят острее, чем взрослые дяди – профессиональные шутники из телеэфира. Студенты по природе артистичны и способны донести эмоцию в звуке. Как я уже сказал, наши программы разнообразны.

У нас есть программа, которая называется «Богемский аккордеон», где звучат мелодии ХХ века из репертуара Эдит Пиаф, Ива Монтана и Шарля Азнавура. С хором университета исполнили «Реквием» Моцарта, еще раньше играли 40-ю симфонию Моцарта, его фортепианные концерты, потому что смысл движения оркестра в освоении нового репертуара. Никто не предполагал оставлять надолго одни и те же произведения, но они полюбились публике. Только в Филармонии за последние четыре года мы раз семь сыграли программу «Богемский аккордеон». Филармония даже подняла цены на билеты, а зал все равно был полон. Музыку Пьяццоллы мы играем с 1998 года, но сколько ни играем – всегда аншлаг. Мы чувствуем потребность современного общества в музыке мелодичной, не агрессивной. С узнаваемыми шлягерными мелодиями, с легкой ностальгией, в стиле Джеймса Ласта, Фауста Попетти. Аккордеон и струнный оркестр, живой звук – всего этого не хватает людям, этого нет на телеэкране. Поэтому публика тянется к нам, поэтому залы всегда полные, поэтому оркестранты купаются в овациях залов после концертов.

– А классика?

– С классикой проще. Сегодня один концерт Баха, завтра – другой. Потом что-то из Вивальди или Генделя. Поскольку я сейчас совмещаю работу в университете с работой в Театре музыкальной комедии, мы с удовольствием с оркестром осваиваем «просторы» опереточных арий и дуэтов и получаем много удовольствия.

– Уровень подготовки приходящих в оркестр молодых музыкантов понятен. А уровень петербургской публики?

– Знаете, год назад мы подготовили концерт и играли его 10 ноября, по совпадению это оказался ещё и День милиции. Провели его в Актовом зале университета в форме, скажем, концерта по заявкам, попросили писать записки. Если можно оценивать публику, я бы оценил ее по тем запискам, которые мы получили. Видно, что люди по-прежнему любят музыку, знают музыку. Приходили записки следующего содержания: «Много слышала об оркестре, сегодня пришла на концерт в первый раз, обалдела, думаю: что я делала раньше». Очень много было поэтических откликов, как ни странно. А может быть, именно это и характерно. Мы рассчитывали играть час-полтора. Едва уложились в два с половиной и при этом сократили программу. Мы поняли, что людям не хватает общения. Ощущается острый дефицит. Вообще, знаете, куда ни глянь в этом мире – везде ощущается дефицит хорошего и доброго. Вспомните «Голубые огоньки» минувших лет и сравните с теми, что мы вынуждены по традиции смотреть в последние годы. Понятно, существует аудитория, на которую рассчитана такого рода продукция, но это не то, что хотелось бы увидеть образованному, интеллектуальному человеку, сидя дома в семейном кругу в новогоднюю ночь…

У нас есть поклонница, ее зовут Светлана Петровна Кудрявцева, она однажды заинтриговала оркестр. После одного из концертов подходит ко мне и протягивает конверт. Оркестр подумал: «Ага, бабушка принесла гонорар». Мы вскрыли его и в конверте оказались стихи, поэтический отклик на предыдущий концерт. С тех пор Светлана Петровна приходит на все наши выступления и рецензирует их в поэтической форме. Недавно к ней присоединилась еще одна слушательница. Думаю, их трогает искренность исполнения.

– Можно сказать, что Молодежный камерный оркестр ориентирован на аудиторию среднего и старшего возраста?

– Нет, нет. Поскольку играют молодые ребята, они приводят своих друзей. Сначала, конечно, стесняются. Особенно мальчики. Не мужское это, дескать, дело, играть на скрипочке. А когда прочувствуют впервые реакцию публики, их сомнения проходят. И они ведут толпу сверстников. «Так ты крутой! Раз в таком коллективе играешь! Во фраке!». И они кивают, да, мол, такой я крутой.

Есть вторая категория – если хотите, средний возраст. Это родители. Мамы и бабушки. Которые приходят к своим чадам и радуются. Которые на второй концерт приводят всех своих друзей и знакомых: «Смотрите, в каком оркестре играет наша доченька!». Однажды играли мы в Малом зале Филармонии, где всего 400 мест, и на концерт с участием одной из наших оркестранток ее друзья и знакомые купили 70 билетов. Четверть зала. Поэтому публика всегда самая разновозрастная. Был опыт, когда мы на благотворительном концерте собрали 15 тысяч человек в СКК. И принимали нас великолепно. Успех был полным и безоговорочным. С тех пор мы всегда охотно принимаем предложения провести благотворительный концерт, потому что это ведет не только к популярности, но и к общению с разными категориями слушателей, а это интересно. О нашем оркестре хорошие отзывы уже не только в нашем городе, но и в других городах России. Чем чаще мы даем концерты, тем убедительнее представляем наш университет не только как центр образования, но и как центр культуры.

– В университете ваши концерты бесплатные, в Филармонии – платные. Можно ли сказать, что за пятнадцать лет вы нашли приемлемый для оркестра вариант самоокупаемости?

– Наверное, да. Потому что в природе все взаимосвязано. Для того чтобы дать бесплатный концерт, где-то надо заработать, вложить. Инструменты, проживание в гостиницах, транспортные расходы, все это требует средств. Мы не отказываемся от возможности заработать, у нас есть спонсоры, уже лет шесть. Московская компания «Консорт», наши выпускники, выпускники университета, однажды услышали нас, полюбили и теперь поддерживают. Купили для программ с аргентинским танго инструмент под названием бандонеон. 8 декабря прошлого года провели презентацию, и я сегодня первый и, наверное, единственный дирижер в мире, играющий на бандонеоне. Спиваков дирижер, играющий на скрипке, Башмет дирижер, играющий на альте. На бандонеоне до меня в России никто еще не играл.

– Опишите свои ощущения.

– Это традиционный аргентинский инструмент, завезенный в Аргентину из Германии. В Германии он использовался католиками в отсутствие органа, сопровождая мессы. Но однажды бандонеон попал в Аргентину и прижился там. Теперь аргентинцы считают его своим национальным инструментом. Честно говоря, я думаю, что бандонеон в Германии умер бы, если бы не получил вторую жизнь в Аргентине. Инструмент удивительный.

Напоминает баян или аккордеон. Но баян и аккордеон инструменты достаточно большие, позволяющие разместить октавы клавиатуры. В них качество звука зависит от качества резонаторной камеры. В бандонеоне принцип тот же самый – свободно колеблющегося язычка, но благодаря камере квадратной формы, звук исходит несколько иной, более густой и более поэтичный. У баяна и аккордеона можно регулировать тембр при помощи регистров, а у бандонеона – нет. Я на презентации сыграл сначала на аккордеоне, мне похлопали, а потом на бандонеоне. Зал обмер, все почувствовал колоссальную разницу. Бандонеон поэтический иструмент. Этот инструмент позволяет «разговаривать», подобно скрипке и виолончели. Именно этим можно объяснить необыкновенную популярность музыки известных композиторов и бандонеонистов Карлоса Гарделя и Астора Пьяццоллы, и аргентинского танго в целом. Я много пересмотрел литературы, посвященной истории этого инструмента, знаю, что многие пытались покорять аудиторию техникой, но основа музыки для бандонеона – все же поэтика. Это самый поэтичный инструмент.

Лишний билетик на мюзикл «Чикаго»

– Чем вас привлекла работа в Театре музыкальной комедии, как получили предложение и почему приняли его?

– Это новый ракурс моей профессиональной деятельности, новый жанр, новый репертуар, а новое для меня всегда интересно. Предложение о работе я получил от Андрея Павловича Петрова, который на протяжении нескольких лет наблюдал за моей творческой деятельностью. В 2004 году я занял пост главного дирижера. На протяжении трех лет произошли большие изменения в театре.

В декабре 2005 года выпустили оперу-буфф Оффенбаха «Синяя борода». В феврале следующего года осуществили совместный проект с театром Карлоса Гарделя из Буэнос-Айреса «Мечты о Танго». В мае вышел мюзикл Виктора Лебедева «Милый друг», сейчас, в октябре, сделали совместную с Будапештским театром оперетты постановку «Веселой вдовы» Легара. Идет в театре работа над постановкой оперетты Кальмана «Сильва». В прошлом году – три постановки. А в этом сезоне намечено шесть.

– Чем вы объясняете огромный успех оперетты в начале прошлого века и постепенное угасание интереса к этому жанру в конце восьмидесятых годов?

– Успех оперетты в начале века проверить очень трудно. Но еще живы свидетельства того, что расцвет оперетты в нашем городе пришелся на время, когда театром руководил Владимир Егорович Воробъев. Все помнят «Свадьбу Кречинского», «Труффальдино из Бергамо» – это был неимоверный всплеск. Билеты спрашивали от станции метро «Невский проспект». Потом театр пережил катастрофический период жизни, связанный с ремонтом. Период, за время которого театр растерял публику. Сейчас, на мой взгляд, интерес возвращается. На «Веселую вдову» билетов уже третий месяц не достать, хотя спектакль идет 6 раз в месяц.

– Чем объясняете?

– Это перенос спектакля Будапештской оперетты, поставленного в 1956 году. Достаточно удачная постановка. Очень популярная в Европе в свое время. Спектакль двадцать лет был в репертуаре театра, постановку представляли в Японии и в Соединенных Штатах. Репертуар нашего театра, на данном этапе, можно сравнить с калейдоскопом. Появляются новые названия спектаклей, приглашаются новые режиссеры, балетмейстеры, художники. Я думаю, это поможет возродить интерес к театру, ведь главный плюс Музкомедии – отсутствие привязанности к одному какому-то жанру. Музыкальная комедия – это и водевили, и мюзиклы, и ревю, и оперетта. К сожалению, мы не можем последовать примеру будапештских коллег и разделить труппу на две части. Чтобы часть работала в классическом жанре, в жанре оперетты, а другая часть в жанре мюзикла. Но несмотря на все трудности, сейчас идет подготовительная работа по переносу мюзикла «Чикаго» из театра города Загреба. «Чикаго» – вещь очень неоднозначная, с очень непростой сценической судьбой. Но театру такого рода опыт полезен. Даже необходим, потому что оперетта и мюзикл – это две совершенно разные манеры пения. Оперетта основана на классическом вокале. Мюзикл – на подснятом дыхании, на, как мы говорим, вокале «микрофонном». Мюзикл требует полного технического оснащения. И выстроенной акустики в зале, и качественных микрофонов, и качественной подзвучки, которой пока нет в театре. Специфика мюзикла в том, что оркестр может играть в полную мощь. У каждого оркестранта есть микрофон, звук микшируется и общая картина выдается с пульта звукорежиссера. Оркестр, хор, солисты слышны и вместе, и по отдельности в соответствии с режиссерским замыслом. Мы об этом пока можем только мечтать. Зрители «Милого друга» иногда сетуют: в одном месте громко, в другом тихо, в третьем – просто полный акустический провал. И когда они так говорят, я вспоминаю мировую премьеру мюзикла «Рудольф» в Будапеште. Ощущение, будто сидишь в хорошем кинотеатре со звуком долби-стерео 5.1.

– Существуют ли какие-то правила или принципы, которые помогают вам руководить двумя такими разными музыкальными коллективами?

– Один оркестр профессиональный. Другой любительский. Поэтому и принцип один: добиваться хорошего результата. В условиях профессионального коллектива это делается довольно быстро. Но с одной оговоркой. Здесь я всегда вспоминаю слова Одоевского «Любитель – это тот, кто не может, но хочет. А профессионал – это тот, кто может, но не хочет». В профессиональном коллективе у меня, как у дирижера, задача не только «пробудить» интерес к творчеству, но и сделать исполнение максимально точным и профессиональным. В университете не надо ничего пробуждать, надо терпеливо, шаг за шагом, идти к поставленной цели, постигая партитуру. В этом репетиционном процессе сочетаются работа и общение коллектива, формируется особая «атмосфера», то, ради чего приходят в университетский оркестр. Профессионалы не любят репетировать. Практически каждый имеет своё мнение и готов дать рекомендации дирижеру. Задача дирижера сформировать единый исполнительский коллектив, предложить грамотную концепцию произведения в соответствии со стилем и жанром, сделать музыкальную ткань естественной. Именно это и приведет к достижению качественного результата.

Музыкальная кухня

Работа интересна мне и та и эта. В Театре музыкальной комедии – интересна интенсивностью, а в университете есть возможность размеренно, не торопясь, идти к результату и самостоятельно формировать репертуар.

– Чем отличается хороший дирижер от плохого?

– Прежде всего, хороший дирижёр – это профессионал, музыкант, владеющий техникой дирижирования и знанием музыки, кроме этого, у дирижера должна быть энергетика. Эта энергетика в профессиональном коллективе может заменить долгий процесс становления музыки. Если дирижер инфантильный, то музыканты будут играть просто ноты. За которыми не всегда появляется настоящая музыка. Достаточно вспомнить сумасшедшую энергетику Валерия Гергиева, аристократический стиль Юрия Темирканова, который парит над музыкой.

– А вы?

– Я человек очень эмоциональный. Могу здесь в университете репетировать, пока вдруг не «блеснет» искра между мной и оркестром, искра желания довести фрагмент до совершенства. Сделать так, чтобы чудо свершилось. Чудо музыки.  

Подготовил Игорь Евсеев
Фото Сергея Ушакова

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков