|
|
|
№ 28-29 (3653-54), 12 декабря 2003 года
|
 |
|
точка зрения декана
|
|
|
Европейское образование
и российский менталитет
Россия подписала Болонскую конвенцию, в связи с чем сегодня, планируя развитие образования, российские университеты в первую очередь сверяют свои концепции по «болонскому времени». С корреспондентом «СПбУ» беседует декан факультета географии и геоэкологии, д.г.н., профессор В.В.Дмитриев.
– Василий Васильевич, на страницах нашего журнала продолжается обсуждение концепции развития университета. У вас какое мнение сложилось по поводу этого документа?
– Документ важный, нужный, и я вижу, что по мере работы над ним он приобретает новые черты. Изменилась, например, формулировка миссии университета. На мой взгляд, сейчас она носит декларативный характер. Стратегия развития университета должна базироваться на прогнозах – каких угодно: качественных, нормативных, социальных, социально-экономических – развития университета и рассматривать несколько перспективных моделей (в зависимости от ситуации в стране, вариантов финансирования). Разработка такого рода требует больших финансовых затрат, участия математиков, экономистов, географов-экологов (при обсуждении вопросов регионального управления, перспективного планирования, диагностики состояния).
На мой взгляд, наука в университете не чувствует себя востребованной, поскольку не может участвовать в решении проблем регионов. А проблемы регионов теснейшим образом связаны с развитием научно-образовательного потенциала.
Вызывает беспокойство пункт 2.7. «Стратегии». В нем заявлена программа подготовки кадров педагогики, образования и обучающих процессов. Понятно, что нам нужны специалисты в области педагогики и образования, так как Болонский процесс запущен. Вопрос о том, каким должен быть в России переход на кредитно-модульную систему образовательного процесса, принятую в Европе, будет обращен именно к названным специалистам.
– А почему вас беспокоит наличие этого пункта?
– Появится еще одна педагогическая ниша внутри нашего университета. Мы говорим так: классический университет – это, в основном, фундаментальные исследования. Мы соглашаемся при этом, что нет науки фундаментальной и прикладной, а есть наука и ее приложение. Поэтому должны быть поисковые и прикладные исследования. Но вместе с тем говорим, что и педагогическая составляющая должна быть. Да, конечно, новая ситуация, нужно входить в европейское образовательное пространство. Но при этом университет увеличится, например, еще на одну кафедру, за счет чего произойдет некое распыление финансовых средств. У нас есть отделение довузовской подготовки. Может быть, его переориентировать, а не создавать новое?
Я внимательно прочел раздел о связи образования и науки, о развитии научных школ. Мне кажется, что существует стереотип в отношении научных школ, недооцениваются их возможности. Поясню на примерах. 1088 год, в Болонье создается студиум – прообраз будущего Болонского университета. Через тридцать лет там сформировалась система научных школ, которая смогла заявить о себе на городском и региональном уровнях, добилась самоуправления, назвалась коммуной. Вот пример того, как наука и образование выходят на уровень решения проблем региона и страны.
Второй пример – из отечественной истории. Петр Первый решил прорубить окно в Европу. Говоря современным языком, он вкладывал средства в одну отрасль – во все, что связано с построением флота: потешные флотилии, первые баталии. Потерпел поражение, подумал и переориентировался: главным стало создание университета, системы образования и развитие науки. Вспомните, именно тогда стали приглашать математиков, гидродинамиков… Создали кораблестроение на основе научного подхода. После этого коренным образом изменилось государство, страна поднялась на качественно другой уровень. Вот зачем нужны научные школы, вот результат развития науки и образования. Дело в системе, в мониторинге, отслеживании, если хотите, влияния образования, науки на развитие страны, региона, университета – и обратная связь.
У нас широкие возможности. Обращусь для аналогии снова к истории. Болонья считалась абсолютным авторитетом в толковании римского права. СПбГУ, имея юридический факультет, мог бы стать аналогом образцового построения правовой системы университета и мог бы идти дальше – в город, регион… Так, собственно, и происходит, но очень медленно.
Мне кажется, стратегию развития университета нужно сделать менее формальной, включив в документ какие-то комментарии из истории страны и университета. А для придания документу завершенности нужно заключение, которое нарисовало бы перспективу будущего университета в количественных параметрах. Количественные оценки могли бы быть получены на основе модели социально-экономического развития университета. Ее, к сожалению, нет.
– Каким вы видите участие Петербургского университета в Болонском процессе?
– У нас ряд преимуществ перед другими вузами. Во-первых, с 1998 года существует договор с самим Болонским университетом. Во-вторых, активное участие в подготовке российских вузов к вхождению в единое европейское образовательное пространство принимают ректор и проректоры СПбГУ, деканы. На мой взгляд, Россия очень быстро включилась в этот процесс благодаря именно Санкт-Петербургскому университету. Хотя я вижу, что журналисты стараются показать родоначальниками этой идеи московские вузы.
Когда я рассказываю студентам о том, что Россия и Европа образуют единое образовательное пространство, в котором можно будет свободно передвигаться, в котором один профессор сможет преподавать в нескольких вузах, переезжая из страны в страну или из города в город, сможет участвовать в выполнении грантов в разных странах, а студент сможет изучить интересный ему курс в любом вузе и ему признают его в виде определенных количественных зачетных единиц, то это воспринимается моими слушателями как фантастика. Но это действительно произойдет в ближайшие десять лет.
В связи с этим возникает вопрос о соотношении программ контроля за качеством образования, единых требований вузов различных стран. Что такое качество образования? Когда задаешь такой вопрос высокопоставленным чиновникам, их ответ звучит примерно так: сумма остаточных знаний. Да нет, конечно. Скорее всего, это совокупность характеристик, определяющих потребности того, кто хочет получить образование в данном вузе. Над формулировкой еще предстоит подумать. Качество образования должно иметь количественную форму выражения. Нужна система критериев. Нужна шкала измерения этих критериев. Нужна информация для построения шкалы показателей, характеризующих преподавание в том или ином вузе…
– А у тех, кто уже давно присоединился к Болонскому процессу, такого рода критерии не разработаны?
– Разные вузы по-разному готовятся к этому. Москвичи (МГУ) бакалавриат отсекли. Они считают, что классический университет не должен готовить бакалавров. Они на платной основе готовят магистров. Но в чем, на наш взгляд, это не совсем правильно? Они будут переучивать специалистов, «выращенных» где-то другими. Этот вариант, как известно, всегда более затратен.
Мы пошли другим путем, сохранив идею классического российского образования и гибкость европейского образования. У нас на факультете уже десять лет существует европейская система образования. Есть бакалавриат, магистратура и между ними – традиционная российская форма – специалитет. Казалось бы, как связать это в единое целое? За счет сквозного единого учебного плана. Если мы сможем модифицировать нашу отечественную систему образования, которая по многим параметрам превосходит европейскую, придав ей многоступенчатость и гибкость европейской, мы получим безграничные возможности обучения: четыре плюс один; четыре плюс два; пять плюс один; пять плюс два (такой вариант у нас есть с университетами Северной Германии).
Что нужно сейчас, чтобы активно входить в Болонский процесс: создать систему инновационных специализаций, которые востребованы временем, – например, сбалансированное эколого-экономическое развитие региона, или экологическая безопасность существующего региона, или сбалансированное природопользование и устойчивое развитие… Сейчас нет таких специализаций, магистерских программ, а они очень интересны. Больше нужно примеров международного сотрудничества. Это может быть сотрудничество такого рода, как у нас: Санкт-Петербургский университет и 6 университетов Германии объединились ради создания одной магистерской программы «Полярные морские исследования». Эта программа поддержана европейскими фондами и нашим университетом. Мне неинтересно, когда я, встречаясь с зарубежными коллегами, слышу: «Мы возьмем вашего выпускника и доведем его до европейского уровня…» Это поштучный выбор, мы в таком «партнерстве» не заинтересованы. Я предлагаю другое. Вас интересует ландшафтное планирование? Давайте создадим магистерскую программу, давайте обратимся в европейские фонды, чтобы они нас поддержали. Получив поддержку и признание, будем осуществлять подготовку специалистов на кафедрах двух (или более) университетов-партнеров. К сожалению, у многих иностранцев манера работать такая: увидели хорошего студента – приглашают к себе. Наша манера другая: открывать программу подготовки, чтобы набирать по конкурсу российских и иностранных студентов.
– Каковы перспективы развития вашего факультета в свете новых тенденций развития образования?
– Географии повезло, так как она интегрирует в себе естественнонаучную, общественно-научную и гуманитарную составляющие. На нашем факультете 12 кафедр, 9 специальностей, 4 направления. Студент может выбирать: стать ли ему гидом-переводчиком или специалистом по страноведению, специализироваться в области международного туризма или стать гидрологом суши, работать в экспедиции. Недавно открыли новую кафедру – «Региональная диагностика и политическая география». Студенты проявляют большой интерес к этому направлению, так как понимают, что надо управлять регионом не по старинке, а на основе достижений многих наук. У всех кафедр тесные связи с Академией наук, академическими институтами и проектными организациями. В этом году мы организовали с НИИ географии Учебно-научный центр. На базе кафедры океанологии созданы Балтийский университет, Центр дистанционного обучения.
На факультете существуют все формы образования: и дневная, и вечерняя, и заочная. Последнее время заочники создают нам проблемы, так как конкурс маленький, и мы не можем работать в условиях, когда заочник, приходя к нам, уже должен быть специалистом. Сейчас кафедры работают по учебным планам второго поколения, разрабатывают планы третьего поколения и кредитно-модульную систему оценки результатов обучения для европейского уровня.
У наших студентов большой полевой опыт. Много времени они проводят в поле, в разъездах и экспедициях. Нигде в других вузах – ни в Европе, ни в Америке, – у студентов нет такого практического опыта. Участники, например, российско-немецкой программы «Морские полярные исследования» были на практике в районе моря Лаптевых, на Шпицбергене посетили все научные учреждения и станции острова. Немецкая сторона заинтересована взять часть наших выпускников на работу.
Важно, на мой взгляд, не только международное, но и внутрироссийское университетское сотрудничество. Факультет очень активно работает в рамках УМО. Сегодня, например, мы готовим к печати сборник научно-исследовательских работ по программе «Университеты России», в котором принимают участие авторы из 26 российских университетов.
– Честно, говоря, когда входишь под своды здания факультета, в глаза бросается его неустроенность…
– Согласен, существует некий парадокс – наша работа, желание соответствовать требованиям времени – и бытовая неустроенность факультета. Мы, например, не можем обеспечить безопасность студентов и их имущества в этом здании, поскольку в нем находится большое число других структур: учатся журналисты, математики, в спортивном зале проходят платные занятия аэробикой для всех желающих (для нас зал недоступен); здесь же законсервирована библиотека Бестужевских курсов. До недавнего времени здесь же находилось подготовительное отделение университета, которое посещали несколько сотен человек. Мы подняли вопрос о переселении к нам НИИ географии. Теперь подготовительное отделение переезжает на Средний проспект, а институт к нам. Болезненный обмен, который хочется ускорить. Невнимательное отношение служб университета к нашему зданию видно невооруженным глазом. Ремонт на кафедрах мы производим за свои деньги, вкладывая в него порядка полутора миллионов рублей в год. Учимся зарабатывать деньги. Два года назад наш бюджет составлял полтора миллиона в год, а сейчас – больше 6, при этом мы не поднимаем плату за обучение. 
Материал к публикации подготовила
Ирина Словцова
|
