№ 21 (3645), 26 сентября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	кузница абитуриентов

Что такое школа
– это дети!

Имя Нелли Набиевны Удальцовой, учителя математики 261-й гимназии Кировского района, уже знакомо постоянным читателям «СПбУ». В этом году восемь ее учеников поступили на математико-механический факультет нашего университета. И это – не рекордное число для гимназии.

С 1988 года школа занимает по своим показателям I место в районе. По многим предметам учащиеся гимназии получают дипломы на городских олимпиадах. Последние годы ребята получают дипломы на всероссийских олимпиадах по математике, информатике, химии и физике. Гимназия является победителем конкурсов «Школа года-95», «Школа России-96» и «Школа России-97». Сегодня гимназия сотрудничает с естественнонаучными факультетами СПбГУ, ЛЭТИ и РГПУ им. Герцена.

Н.Н.Удальцова.

В гимназии к профессии учителя подход особый. Здесь твердо убеждены: учителя должны работать сплоченно – одной командой. Каждый ребенок уникальный, в чем-то преуспевающий, в чем-то – не очень. Такой информацией педагоги обязательно должны обмениваться между собой. Именно поэтому в одном из классов последняя парта превратилась в чайный стол. Здесь Нелли Набиевна согласилась ответить на все вопросы корреспондента «СПбУ», пригласив принять участие в беседе своего бывшего ученика, а ныне коллегу Сергея Николаевича Пахомова.

– Казалось бы, учителям литературы и истории проще расширять границы своих предметов до общечеловеческой философии. А математика от этого очень далека. Делаете ли вы «лирические отступления» на уроке?

Н.Н. У меня на эту тему есть хороший пример. Был у нас замечательный ученик по фамилии Щербенок, ныне преподающий литературу в США. В школьные годы он секундомером замерял, сколько времени физик тратит на объяснение предмета, а сколько – на общение с классом, и сколько времени на это трачу я. Однажды он пришел ко мне со своими выкладками и сказал, что Владимир Моисеевич объясняет физику 95% времени, а я – только 70. Мне было немного не по себе, но менять свой подход к предмету я не стала. Прошло пять лет, Щербенок пришел ко мне и сказал: «Какой я был дурак! В эти тридцать процентов времени происходило самое главное в моей жизни».

– А о чем вы им рассказываете в эти тридцать процентов?

Н.Н. Обо всем! О духовном и материальном. О культуре и политике. Ребята даже спрашивали, почему я не баллотируюсь в депутаты. Я отвечаю: каждому свое. В таких беседах выявляются возможности детей. К тому же, им полезно послушать разные суждения.

– Каждый год ваши ученики поступают на матмех целыми «партиями». В чем секрет?

Н.Н. Сложно объяснить, как именно это получается. Сама я училась в 45-м интернате при университете, работала там десять лет. В эту школу пришла уже с «интернатским» видением того, как надо работать с детьми. Поскольку там учились одаренные ребята со всего Северо-Запада, я накопила богатый опыт работы с самыми разными детьми. Были ученики невероятно умные, но со странностями. Ни для кого не секрет, что способности человека часто лежат в пограничной зоне психики. Одаренность – это группа риска. Были и просто очень упорные трудолюбивые дети. Моей задачей было выучить и тех, и других. Потом из 45-го интерната пришлось уйти: он переехал в Петергоф. И с восьмидесятого года я работаю в 261-й школе.

С.Н.Пахомов.

– Говорят, что вы умеете общаться с детьми на их языке, в то же время сохраняя дистанцию…

Н.Н. Это лучше спросить у Сережи, поскольку он – мой ученик и знает это не понаслышке.

С.Н. Безусловно! Я думаю, именно поэтому все выпускники часто приходят к Нелли Набиевне – просто пообщаться, поделиться хорошими новостями, рассказать о своих проблемах, спросить совета. Не каждый учитель может похвастаться таким доверием со стороны учеников. И я в своей работе стараюсь продолжать эту линию, потому что сам прочувствовал ее в школьные годы и считаю единственно правильной. Отчасти поэтому я остался работать в школе.

Н.Н. «Остался в школе» – сказано довольно обтекаемо. Сергей – аспирант матмеха, и есть вероятность, что он уйдет в серьезную науку. Он закончил ЛЭТИ, где был назван лучшим магистром на своем курсе, после чего пошел на матмех в аспирантуру. И то, что он с первого года учебы в институте работает в школе за мизерную зарплату, а не в какой-нибудь западной фирме, где мог бы зарабатывать большие деньги, потрясающе характеризует его как личность.

С.Н. Я могу сказать, что многие ребята, выходя из стен этой школы, не пускаются на поиски больших денег, и это в первую очередь заслуга Нелли Набиевны. Ведь в этой жизни должны быть другие, не меркантильные приоритеты.

– А какие приоритеты? Разве плохо хотеть зарабатывать деньги и жить хорошо?

С.Н. Многие мои друзья занимаются делом, которое им не нравится, потому что это – высокооплачиваемая работа. И уверяю вас – их нельзя назвать счастливыми людьми. По-настоящему счастлив только человек, который занимается любимым делом, пусть даже и платят за это не очень много. Конечно, бывают идеальные случаи, когда удается совмещать высокий заработок и интересную работу. Но таких случаев – единицы. Думаю, что предпочтительнее заниматься любимым делом, чем, работая ради денег, выполнять свои обязанности безо всякой охоты. Работа делается хорошо, только если есть желание ее выполнять. Я стараюсь не изменять себе, и учу этому ребят.

– Как вам, молодому преподавателю, удается заслужить уважение старшеклассников?

С.Н. В первую очередь, уважением к ним самим. Если уважаешь и ценишь тех, кого ты учишь, тогда уважают и ценят тебя. Кроме того, я никогда не пытаюсь внушить детям идеи, которые сам в себе не выносил. Чтобы заслужить уважение, надо потратить много времени. Это процесс длительный, происходящий во многом на интуитивном уровне.

– А вы к ребятам обращаетесь на «вы» или на «ты»?

С.Н. На «ты». Такова на сегодняшний день школьная установка. Однако к студентам я обращаюсь исключительно на «вы».

– Трудно ли воспитывать трудолюбие в детях? Насколько мне известно, в 45-м интернате это одна из базовых педагогических установок.

С.Н. Безусловно, трудно. Тем более в нынешнее время, когда каждый день слышишь от родителей: какое учитель имеет право так сильно нагружать ребенка? Лучший способ приучить к трудолюбию – собственный пример. Не обходится и без двоек. Вообще, в образовании не обойтись без определенного насилия – в воспитательном смысле. К примеру, западное образование потому и страдает, что преподаватель не имеет права давить на ребенка, заставляя его трудиться. Конечно, все индивидуально. Кого-то плохой оценкой можно простимулировать к работе, кого-то, наоборот, поломать. В этом и состоит искусство учителя: каждого ребенка оценивать по его способностям, силам и возможностям.

Н.Н. Мы должны подставлять ему крылья, а не говорить, что он – плебей и ничего из него не вырастет. Это нелегко. Зато потом все, и дети, и родители, удивляются, как мы из троечников выращиваем учеников, успешно поступающих на матмех.

– Знакомые, наверное, иногда недоумевают, глядя на вас, ведь молодой специалист, да еще и мужчина в школе – редкость?

С.Н. «Иногда» – слабо сказано. Постоянно! Первое время работы в школе это меня здорово мучило. Тяжело, когда каждый день тебе намекают на то, что ты не можешь найти хорошую работу, и поэтому сидишь в школе. Мне в этой ситуации очень помогла Нелли Набиевна. Она сказала: «Сережа, а ты задай им вопрос: для чего они живут?» И я понял, что я – счастливый человек, потому что занимаюсь любимым делом. Я научился закрывать уши на глупые вопросы. Многие мои друзья – программисты, и, повторюсь, я не вижу блеска в их глазах.

Н.Н. Творчество исчезает. Программисты говорят, что наступает момент, когда ты понимаешь, что «делаешь табуретки», а в озарениях нет даже потребности. Работа становится ремеслом.

С.Н. Не говоря уже о таком факторе, как общение. Потому что общение с компьютером не идет ни в какое сравнение с общением с живыми людьми. А уж с детьми – тем более.

– Учитель – это мужская работа?

С.Н. Я бы не стал этого утверждать. Хотя совершенно уверен, что мужчин на сегодняшний день в средней школе катастрофически нехватает. Вообще, на мой взгляд, технические науки должны преподавать мужчины. А для мальчиков мужчина-педагог – это просто необходимо. С восьмого по одиннадцатый класс – это период, приходящийся на пик переломного возраста, и у учеников возникает много проблем, не связанных с математикой или информатикой. Не всегда у ребят складывается психологический контакт с родителями, а особенно с отцом. В этот момент им нужно ощущать рядом с собой мужчину-наставника.

Н.Н. В интернате работали в основном преподаватели-мужчины, учителя матмеха: М.И.Башмаков, Б.М.Беккер и Ю.И.Ионин. Этих людей знает практически весь математический Петербург. Они научили меня и любить детей, и держать дистанцию. Не высокомерную… нет. Даже трудно определить эту дистанцию словами. Будучи школьницей, я всегда понимала, какого уровня человек со мной общается, что я еще маленькая, что мне еще учиться и учиться – у них, практически небожителей!

– Общий вопрос: в каком состоянии сейчас среднее образование?

Н.Н. Есть печальная тенденция - эдакие ножницы, колоссальное расхождение между дворовыми школами и элитными. Видимо, мы идем по американскому пути развития образования. Элитные школы – это даже не платные, а те, куда ведется отбор с помощью конкурсов. Эта система отбора во многом несовершенна. Ведь некоторые дети просто выдрессированы умными родителями. А гениальный ребенок, который может решать нестандартные задачи повышенного уровня сложности, не пройдет стандартного теста.

– Как же искать таких детей?

Н.Н. Это интуиция учителя. Мы же в их глаза смотрим, смотрим на их реакцию. Бывает, что решил одну сложную задачу – и ему отдается приоритет.

– Как вы относитесь к реформе образования, к единому экзамену, который призван уравнять возможности выпускников дворовых и элитных школ?

Н.Н. К сожалению, мы имеем дело с не очень честной страной. И уже есть информация, что эти экзамены иногда проходят с серьезными нарушениями. Доходит до того, что в соседнюю аудиторию садятся люди, которые решают все тесты, и подсказывают школьникам. Европа играет в единый экзамен честно, я это видела на примере Франции, но мы, к сожалению, имеем дело с не самым правильным вариантом этой игры.

– Но изначально идея была хорошая?

С.Н. Как говорят мудрые китайцы: если машина работает, не надо ее чинить. Российское образование – одно из лучших в мире, это всем известно. Незачем «чинить» отлаженную систему. Неизвестно, к чему это приведет.

Я по возможности смотрю все передачи, посвященные этой проблеме. Там делают большую ошибку: приглашают в студию чиновников. Они без конца говорят о вещах, лежащих на поверхности, и упорно не замечают подводных камней. Ни в одной передаче я не видел обыкновенного учителя или вузовского преподавателя, который бы рассказал о внутренних проблемах, одной из которых является разрыв связи «школа-вуз». Сейчас высшая школа заинтересована в средней, во всевозможных подготовительных курсах. Не секрет, что вузы уже в старших классах отбирают и выращивают для себя талантливых ребят. А какой смысл кого-то растить, если места займет неизвестно кто? Бесспорно, это приведет к снижению качества образования. По сути дела, единый экзамен должен уравнивать все школы России. Но это по меньшей мере глупо! В нашей школе, к примеру, дается индивидуальный курс информатики, ориентированный на несколько языков программирования. При этом мы опускаем многие примитивные вещи. Почему? Если ребенку это действительно надо, он может это изучить самостоятельно по учебнику – за один вечер. Скоро мы будем вынуждены проходить все это в школе, готовясь к единому государственному экзамену. Естественно, выбрасывая из программы все то, чем мы занимаемся сейчас. Мы готовим хороших студентов для вузов, а в итоге начнем готовить среднюю массу.

Н.Н.Удальцова с Аней Фроловой, которая в этом году поступила на матмех.

Я очень надеюсь, что Санкт-Петербургский государственный университет и другие серьезные вузы смогут хоть как-то этому противостоять, ввести дополнительный экзамен. Даже если это будет обычное собеседование, преподаватели интуитивно смогут почувствовать на этом собеседовании, кто есть кто.

Н.Н. Очень важно увидеть способ мышления ребенка. Есть задачи на стандартную технику, а есть задачи, которые можно решить только нестандартным, иногда немыслимым путем. Дети с потенциалом встречаются гораздо реже, чем вышколенные девочки-отличницы, которые просто вызубрили материал. Проблема в том, что большинство талантливых мальчиков до конца одиннадцатого класса и даже в институте не могут внятно объяснить решение у доски. Они гениально решают задачи, но говорят коряво. К сожалению, есть учителя, полагающие, что если ребенок не может озвучить решение, значит, он глуп. Я по опыту знаю, что потом эти мальчики заговорят. И защитят кандидатские и докторские диссертации.

– Сергей Николаевич, а что бы вам, молодому учителю, хотелось изменить в вашей гимназии?

С.Н. Мне повезло. Я с самого начала работаю в хорошей школе с хорошими детьми. Эта школа была открыта в 1977-м, в прошлом году мы праздновали ее 25-летний юбилей. Тогда она была обычной восьмилеткой, и здесь учились трудные дети. Юго-западный район города вообще считался одним из самых криминальных. Трудами администрации и Нелли Набиевны школа стала такой, какой вы ее видите сейчас. Директор Агранова Любовь Александровна и завучи Шадрина Надежда Петровна и Андронова Наталья Вениаминовна сумели правильно сформировать педагогический коллектив и сделать 261-ю школу сначала десятилеткой, а потом и гимназией. Работать с ребятами, которым нужно то, что ты делаешь, – это мечта. Так что меня все устраивает. Не хватает только учителей-мужчин.

– Каково должно быть отношение к олимпиадам? Так ли важна гонка за дипломами?

Н.Н. Важно не перегнуть палку. Участие в олимпиадах, конечно, важно. Я считаю, что полезно, когда весь математический класс идет на олимпиаду. Там не самый сильный в своем классе ученик может увидеть, что он намного сильнее ребят из других школ, и это повысит его самооценку. Тем не менее, опыт показывает, что в этом возрасте гонка за дипломами может выйти боком, потому что каким-то вещам можно научиться только сейчас. Общению с людьми, например. Что-то не успел прочитать в этом возрасте, с кем-то не пообщался – потом этого уже не наверстаешь. Есть примеры, когда у «олимпиадных» детей впоследствии не складывалась личная жизнь, потому что они всю молодость сидели над задачниками, а потом не знали, как разговаривать с людьми. Как и всякий большой спорт, это опасно.

– Что нужно сделать, чтобы повысить статус профессии учителя? Достаточно ли увеличить оплату труда?

Н.Н. Нужно, чтобы страна сформулировала другие ценности, отличные от тех, что звучат сегодня с экрана телевизора. Я уверена, что если людям объяснять, что деньги – это не главное в жизни, найдутся те, кто будет трудиться за эту зарплату. Среди моих однокурсников всего две девочки ушли работать в школу. И на нас смотрели как на дамочек с приветом. Зато я прихожу на работу счастливая.

С моими собеседниками многие могут не согласиться. И даже аргументировать свою позицию с точки зрения элементарных законов выживания. Мне и самой какие-то вещи показались спорными. Но одно могу сказать точно: не часто общение с людьми оставляет такое по-настоящему светлое, незамутненное ощущение.

Впрочем, возможно, я просто поддалась обаянию школы, в фойе которой звучит звонок и родители высматривают своих чад в броуновском движении переполненного коридора. Наверное, смыслом жизни становится то, во что тебе по-настоящему хочется поверить. 

Венера Галеева

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков