№ 21 (3645), 26 сентября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	знакомые голоса

Материализация
виртуальности

Это раньше все сходили с ума по речевкам из мультов Олега Куваева, а теперь в фаворе язык культового фильма «Братва и кольцо», в девичестве – «Братство кольца». На волне популярности эпического блокбастера поднялась еще одна звезда рунета - Goblin.

И пиратский видеорынок быстренько вынужден был признать существование новой марки – «Перевод Гоблина».

Дмитрий Пучков, он же Goblin.

Диски с альтернативной звуковой дорожкой дают посмотреть на два дня и перегоняют кустарными методами. Те, кто уже ознакомился с «Двумя сорванными башнями», со вкусом пересказывают самые-самые места друзьям и спорят, какая часть получилась в «гоблинском переводе» смешнее.

Наиболее продвинутые уже в курсе, что Goblin – «бывший мент», живет в Питере, зовут его Дмитрий Пучков, ему 42 года от роду. И делает он не только пародии под логотипом «Божья Искра», но и адекватные закадровые переводы под логотипом «полный Пэ». Посмотрев мультик «Шрек» в переводе студии «полный Пэ» я лично услышала много такого, что безымянные дублеры пропустили или в спешке замяли.

В редакции журнала «СПбУ» Дмитрий, несмотря на зверское прозвище, вел себя исключительно интеллигентно, подробно ответил на все вопросы, ни разу даже не повысив голоса, а потом попросился на филфак учить грамматику английского языка. С лексикой, особенно разговорной, у него и так все в порядке.

– Традиционно считается, что лучший способ заработать свой первый миллион – это понять, что тебе нравится делать, некоторое время заниматься только этим, оттачивая мастерство, а потом сделать так, чтобы тебе за это платили деньги. Почему же вы не пытаетесь извлечь прибыль из того, что вам так нравится делать?

– Переводами фильмов на жизнь не зарабатываю, фильмов не продаю. Вот переводы компьютерных игрушек приносили ощутимый доход. Все началось с того, что в 1996 году я купил жене компьютер, чтобы вести всякую бухгалтерию. На компьютере была установлена игра. И начал я в нее играть. А так как работал тогда сутки через трое, то сутки душил негодяев, а потом трое суток отстреливал монстров. Так прошел, наверное, год. Мне это дело страшно нравилось.

– А что за игра была?

– Hexen. Такая злобная фэнтези – надо было бегать и всякими магическими штуками истреблять нежить. Вроде Diablo, только от первого лица. Я в эту штуку играл изо всех сил и попутно читал всевозможные компьютерные журналы про игрушки. Пришел к выводу, что дети писать не умеют. И взялся за дело сам. Строчил в четыре журнала про игрушки типа Doom и Quake, где много стрелять надо. В итоге забрался в наш самый главный, самый коммерчески правильный журнал «Страна игр», где у меня была своя колонка. Через это меня достаточно много народу знает. Широкая известность в узких, так сказать, кругах. Под ником Goblin, естественно.

Там я подружился с фирмой 1С. Серьёзнейшая контора, программы бухгалтерские для всей страны делает… Для них перевел четыре игрушки. На каждой переведённой мной игре стоит штампик: перевод Goblina. Наличие такого штампика ведёт к увеличению продаж вдвое.

Игрушек продали в общей сложности 350 тысяч экземпляров, читай – более трети миллиона.

– Сколько времени уходит на перевод игры?

– Игрушки переводить достаточно сложно. Мало того, что там очень много текстов (бывает до пятнадцати тысяч диалогов). Тексты эти идут фрагментарно, поэтому понять, кто к чему и что сказал, очень сложно. Пока сам всё не проиграешь от и до, невозможно понять, что к чему. А тщательное отыгрывание – процесс длительный.

Так что времени уходит много. Чудовищно много. Впрочем, если это игрушка типа Quake, то можно и за день перевести. А если нечто типа Fallout а, где надо ходить и все время разговаривать, можно и месяц провозиться. Кроме того, имеются и определённые трудности технического характера, плюс требования авторов. В общем, не всё так просто, как может показаться.

Игры у нас переводят без особого энтузиазма. Нанимают какую-нибудь фирму переводческую, присылают голые тексты, и ребята из фирмы переводят, не видя саму игру. Программисты потом минимально исправляют ляпы (а могут и этого не делать), после чего выдают продукт детям. Дети, понятно, в ярости. Ибо они-то всю кривизну видят мгновенно. Доходит до того, что невозможно понять, о чем игра.

Ну а я как человек играющий и надежный сперва опробую всё на себе и только потом перевожу. Говорят, неплохо получается.

– А ваш сын на таких игрушках выращен?

– Он уже слон здоровый, ему переводить ничего не надо. Я сам его английскому учил, бедолагу. К тому же, когда у меня все эти дела с играми начались, он был уже достаточно взрослый и большого интереса не проявлял.

– На заставке к вашим переводам значится: «переведено с Божьей помощью». А сами-то вы во что верите? В Бога, в себя, в переселение душ? Вопрос к вам как переводчику фильма «Догма».

– Хороший фильм. Перевести очень трудно. Режиссёр оного, товарищ Смит, настолько языкаст, что во многих местах крайне сложно понять, о чём вообще идёт речь. То есть понимаю, но чувствую, что что-то с пониманием моим не так. Очень сурово завернуто. Это, кстати, к вопросу о ругани: насколько ловко кто ругается. Товарищ Смит превосходит всех. У него и с умом все в порядке – фильмы делает чудесные, и с языком тоже. Персонажи исключительно ловко заворачивают!

Что касательно Бога, то длительный индивидуальный поиск Бога показал полное его отсутствие в том понимании, в каком он якобы существует для сограждан. Долго ходил во всякие йогические кружки, где духовно продвинутые граждане и им сочувствующие стремительно приближались к атману. Результат получился радикально отличный от того, что представлялось ранее. На службе пытались привлекать к работе кадров, которые ищут пропавших людей, закопанные трупы и всё такое. Ну и я тоже старательно тренировался, водя рукой над картой: где там труп закопан? Это получалось как-то не очень. А то, что получалось, было несколько не о том. Попутно вникал «в философию», ибо всё это плотно увязано. Очень долго стоял на голове, а в промежутках читал Кастанеду вперемежку с Патанджали. В конце концов на личном опыте, который не претендует на вселенскую истину, пришел к выводу, что слияние с богами и прочее происходит только в собственной голове.

Доказать наличие Бога пока что ни у кого не получилось. Доказывать наличие отсутствия, понятно, не надо. Отсюда можно скромно предположить наличие некоего гипотетического Бога. Глядя на окружающую действительность, сильно заметно, что Богу, если с христианской точки зрения подходить, наверное, глубоко до фени, что здесь происходит и как. У иудеев с этим делом вопрос стоит правильно: их Бог не лезет в земные дела, все пакости делают люди. У протестантов значительно конкретнее выражено относительно того, что нужно заниматься самим собой, а не биться башкой об пол и не кричать: «Бог терпел и нам велел».

В башке – да, там внутри всякие специфические вещи происходят, если долго на голове стоять и заниматься определенными техниками. От которых, как это ни печально, крыша съезжает на раз. Треть тех, с кем я этим занимался, либо уже в дурке, либо дурка по ним горько плачет.

– Как же вас минула чаша сия?

– Как говорил Остап Бендер: «Побольше цинизма, Киса! Людям это нравится». Вот и я смотрю на всё как бы со стороны.

– Цинизм – залог душевного здоровья?

– Считаю, что да. Здоровый цинизм и рациональный подход.

– А чем здоровый цинизм отличается от нездорового?

– Нездоровый цинизм – это у сволочей. А здоровый цинизм – это у оперуполномоченного, который сволочей ловит.

– Как вы относитесь к тому, что детишки и студенты растащили «гоблинские переводы» «Властелина колец» на культовые фразочки и цитируют к месту и не к месту? Почему такая мода?

– Потому что смешно. И фразы хорошие. Можно сказать, сорок лет копил! Далеко не все, правда, понимают смысл фраз. У меня племянница, к примеру, любит повторять «Забей, Сеня!». Хотя известно, что и куда «забивают». И что куда «кладут» – тоже. Не могу сказать, что подобные фразы имеют правильное звучание в устах юной дамы.

Сам практически всю жизнь с антиобщественными элементами общаюсь, мне их речь близка и понятна. Матерных слов они, кстати, старательно избегают, потому что в местах лишения свободы подобные слова воспринимаются буквально. И поэтому адресно сказать что-то этакое в разговоре с незнакомым, а тем паче со знакомым человеком – недопустимо. Это в корне неверно – употреблять такие слова в беседе. Не надо и никаких междометий. Причем чем более зверские уголовники, тем у них речь правильнее. Соответственно, общение накладывает отпечаток. И когда племянница выдает нечто вроде «я, типа, забила на учебу», чувствую себя крайне неуютно. Во-первых, забивать нечего, во-вторых, подобные выражения уместны только в мужских компаниях. Да и то не во всех.

Воздействовать на это, однако, не получается. Всё, оковы пали, изменилась окружающая действительность, мы живем совершенно в другой стране, теперь всё не так. Можно со всякими словами бороться внутри собственного семейства собственным, опять же, примером. В масштабах страны – наверно, нет. Ибо процессы это неконтролируемые.

– «Переводы с Божьей помощью» значительно поспособствовали проникновению низшей лексики в разные слои общества. То есть упрочили досадную тенденцию современности. Вам не стыдно?

– Нет. Скажу так. Жизнь, проведенная среди солдат, пролетариев, милиционеров и уголовников, показывает: первое – везде обитают люди. Нет такого, что одни лучше, а другие хуже. Нельзя вот так вот взять и сказать: вы – быдло, а мы – элита. Потому что в быдло автоматом записывают того, кто говорит неправильно. А среди этого быдла масса достаточно ярких личностей, которые вырастают несмотря ни на что. Несмотря на то, что им не удалось, как Саше Блоку, родиться в правильном флигеле. Так что и с интеллектом у них все в порядке, и с юмором тоже. Михайла Ломоносов кем был? Крестьянином из глухой деревни. А на соседней улице, между прочим, памятник стоит. Я не к тому, что у нас на зонах сплошь ломоносовы сидят. Я к тому, что везде – люди.

Второе. Существует некоторая уместность и неуместность. Некоторые слова в определённых ситуациях уместны, некоторые – нет. Мне, к примеру, очень нравится втыкать уголовные жаргонизмы в канцелярские обороты. Считаю, что получается смешно.

А лексика… Человеку разумному и образованному следует понимать, что плохое отношение к тем, кто говорит не так, как ты – это категорически неправильно. К примеру, когда спрашивают, какое у меня языковое образование, я всегда отвечаю: двухгодичные языковые курсы при ДК милиции. После чего мне без промедления говорят: всё ясно, мент тупой. Клеймо поставлено, ярлык подвешен. Далее можно ни о чём не говорить – «с тобой всё ясно».

Когда дискуссии в Интернете веду, очень люблю сказать: у меня жена еврейка, и дальше что? Да в общем, всё. Такая интересная дискуссия была, а ты, оказывается... Еврей в нашей просвещённой стране – тоже клеймо. И с массой граждан говорить далее не о чем, им с тобой всё ясно. Туши свет. Еврей – значит, жлоб и сволочь. Работаешь на американскую разведку. Мент – тоже понятно, кретин и дегенерат. Давайте на всех ярлыки навешаем.

Думать надо. Снобизм в себе душить. И стараться относиться к людям как к людям.

– Речь-то не об отношении к людям, а о чистоте русского языка.

– Налицо прямая связь. Никакой «чистоты русского языка» быть не может. Русский язык – это живое, развивающееся целое, в котором есть различные частности. На мой взгляд, нельзя сказать, что это вот – правильный русский язык, а вот это – неправильный. Даже если он в соответствии с некими установками когда-то и был «правильный», он все время меняется. Меняется вне зависимости от того, нравится это кому-то или нет. И процесс изменений никто не регулирует, и уж тем более никто этим не управляет. Вот кофе когда-то называли «кофий», и был он, понятно, мужского рода. Потом он превратился в «кофе», а мужской род всё равно остался. И режет русское ухо. Пару лет назад это определили в новую литературную норму. И кофе теперь – ещё и оно. Для человека грамотного это, понятно, омерзительно. Так же, когда говорят вместо «класть» – «ложить», вместо «дать в долг» – «занять». Но простолюдин говорит не по правилам, а интуитивно. И в итоге получается так, как он говорит. Ибо язык творит он.

Чуть ли не вся страна сидела в лагерях, где речь насытилась специфической терминологией, и от этого никуда не денешься. К примеру, часто говорят: а он всю дорогу чего-то там… «Всю дорогу» – это обозначение этапа. От города Санкт-Петербурга до Сахалина, например. Вы же не думаете, что пользуетесь уголовной лексикой, когда так говорите? А когда кого-то обзывают «сачком»? Сачок – это был номер в орудийном расчете на военных кораблях. Стоял возле орудия со специальным сачком и ловил вылетающую гильзу. Все остальные тащили тяжелый снаряд, а он стоял и сачковал. Вы же тоже не задумываетесь, что это пьяная матросня такое гнусное обозначение придумала? Так и со всем остальным – привыкают.

– Вы часто говорите, что в особо трудных случаях обращаетесь за консультацией к знающим людям. К специалистам с филфака обращаться не доводилось?

– К сожалению, нет. На филфаке у меня знакомых, увы, нет. Знающие люди – это те, кто живет в Америке, с кем общаюсь через Интернет. Они, зная реалии, могут разъяснить многие аспекты и культурные, так сказать, референции. А с людьми с филфака я бы с удовольствием пообщался, особенно на предмет обучения английскому. Я бы на курсы пошел, а потом везде рекламировал, как меня ловко научили!

– Чем любители марки «переведено Гоблином» могут разжиться до выхода третьей части «Властелина колец»?

– Сейчас перевожу «Две башни». В смысле – нормально, в меру сил адекватно перевожу. В настоящий момент утрясаю детали с матёрыми толкинистами.

Как только закончу с этим, буду делать «Матрицу». Мы уже над ней резвимся изо всех сил, тоже ведь культовое кино, пафоса много. Получается смешно, но, наверное, не для всех. Любая шутка у одних находит отклик, у других – нет.

– Специфические программерские шутки?

– Нет. Шутки предпочитаю откровенно идиотские. Толкинисты сначала предлагали свои толкинистские шутки, типа «один раз – не Леголас». Но с моей точки зрения, все это может оказаться для многих оскорбительно, предмет достаточно тонкий. Если глумиться над содержанием, это массе народа может не понравиться. А мне не нравится людей обижать. Поэтому делал не так. Во всяком случае, откликов вроде «ты, паразит, взял да испоганил книжку» я не слышал.

Так что первая серия «Матрицы» сейчас под раздачей. Там группа сумасшедших убежала из дурдома. Они думают, что они – русские партизаны, которых ловят фашисты, а санитары бегают за ними и уговаривают вернуться в дурдом.

5 ноября выходит третья серия «Матрицы», вот к этому моменту планирую сделать первую…

– А потом вторую и третью, а там, глядишь, и «Властелин» подоспеет?

– Не знаю, хватит ли сил. Это только со стороны кажется, что все легко. Завистники-конкуренты говорят: сели втроём, выпили по стакану и нашутили фильм. На самом деле это достаточно серьезный труд. Причём – коллективный.

Во-первых, огромное количество народу посредством Интернета предлагает свои шутки. От тысячи и более человек, кто ко мне на форум ходит. Плюс есть еще мой дружбан по кличке Сидор Лютый. Крайне злоехидный. Мы с ним близки по духу и языкастости, но он поострее меня будет. А самый главный – это я, который все это придумал и воплотил. Я осуществляю глобальное руководство и складываю все это в одну сюжетно связанную кучу. Последнее слово всегда за мной. Третий человек – технический специалист, который воплощает все идеи в жизнь.

Бывают очень смешные шутки, но их приходится выкидывать, потому что они в базовый сюжетный замысел не ложатся. Все это достаточно непросто, а не так, «выпить по стакану». Я уже четыре таких попытки наблюдал, смотрел, что получается в итоге. Лично мне ни разу смешно не было. Во-первых, они фильмы неправильные выбирают, типа «Терминатор-2», в котором пафоса вообще нет. А пафос – это главное, чтобы серьезные лица, а за кадром – чушь. И очень важно, чтобы все понимали, о чем там на самом деле говорят. Тем, кто не смотрел «Властелина колец», не все понятно в переводе «Божьей Искры». И смотреть надо много раз подряд. Там очень высокая концентрация шуток, и с первого раза не все воспринимаются. К примеру, недавно ребята, посмотревшие фильм в пятый раз, обнаружили шутку: «там что-то беленькое чернеется». Эта шутка – из черно-белого фильма про Буратино, кажется, 1935 года. Ребята жутко веселились, о чем и сообщили мне в форуме.

– А можно ли впасть в зависимость от Интернета?

– Да, для взрослых людей это еще гаже, чем игрушки. Всякие идиотские способы виртуального общения. Первое и главное, что мне не нравится лично – общение происходит в письменной форме, и непонятно, с каким лицом и какой интонацией эти высказывания тебе адресованы. Что-то безобидное воспринимается как недопустимое хамство. Начинаются перепалки бесполезные, люди целыми страницами пишут друг другу послания, в которых выясняют, кто из них дурак. Абсолютно бессмысленное занятие. Растягивается на сутки, портит нервы. При этом народ в Интернете сутками и обитает. Развлекаются этим по большей части те, у кого нет нормального, живого общения. Достаточно специфическая категория граждан. Однако есть и положительные моменты. На моем форуме при сайте – специальная тусовка, в которой все уже давно в реале перезнакомились, по воскресеньям собираются, пиво пьют. Дружим.

– А почему в Интернете время бежит так быстро – зашел на пять минут проверить почту, а просидел пять часов?

– Концентрация большая. На неокрепшую голову сильно действует. Я вот, например, всегда мог читать, при этом слышать, что на кухне говорят, чесать собаку и следить за телевизором. В автобусе – смотреть на людей, читать книжки, слушать, как объявляют остановки. Пара лет сидения в сети – и всё как отрезало. Так концентрируешься, что даже не слышишь, что тебя есть зовут, что телефон звонит, другие внешние сигналы.

– Сознание становится одноколейным?

– Да. На службе тренируют так: мимо тебя проведут человека, а через неделю спросят, во что он был одет, какого цвета глаза и прочее. Чтобы это было на уровне рефлекса: на все смотреть, все видеть и запоминать. Все последние «открытия» типа нейро-лингвистического программирования – они в методичках НКВД ещё до войны были.

А вот из-за Интернета такие навыки стремительно исчезают. Это неправильно. Нельзя сидеть в Интернете сутками.

– А надо ли вводить законодательство об информации в Интернете?

– Считаю, что это палка о двух концах. Товарищ Гегель, однако, не зря нас диалектике учил. С одной стороны – да, надо. То есть когда далеко не лучшие представители чеченского народа организуют специфические сайты, на которых радуются, как ловко они русских убили, и рассуждают о том, как они великую Чечню от Кенигсберга до Владивостока построят – таких надо хватать и душить. Авторов рецептов изготовления взрывчатки на дому опять же надо душить.

Но если начать душить это, автоматически задушат и что-нибудь другое. Например, есть порнография, которую множество взрослых людей хочет и будет разглядывать, и есть достаточное количество педофилов. А провести границу, где заканчивается одно и начинается другое, даже с точки зрения экспертизы, крайне проблематично. Говорят, что в США, со всей их политкорректностью, вообще могут на двадцать пять лет упрятать бабушку за фотографию голого внука. А у нас такими фотографиями, кстати, изобилуют все детские альбомы.

С одной стороны, законодательство об Интернете – вещь нужная, но как бывший сотрудник, я боюсь даже представить себе результаты, которые у нас это за собой повлечет в плане зажимания, удушения и контроля. Ибо Интернет наш, как мне кажется, последняя отдушина, хоть какая-то свобода информации. В газетах, журналах уже давно всё сходит на нет.

Был наш советский сарай, его развалили, а теперь из поломанных досок построили другой, восстановив в чертах нового сарая все черты сарая предыдущего. Самое отвратительное, что было в СССР, все, по-моему, уже построили обратно. Поэтому не хотелось бы, чтобы в Интернете наводили порядки.

– Известно, что вы работали библиотекарем, водителем, слесарем, токарем, бурильщиком, техником-гидрогеологом, кузнецом, массажистом, кинологом и оперуполномоченным. Откуда такое владение слогом?

– Семья наша достаточно образованна. Мужчины – военные, женщины – педагоги. Дед – генерал, отец – полковник, старший брат – тоже полковник, один я – овца паршивая, не вписался.

Когда в Советской Армии служил, весь первый год меня там изрядно били. Ну и я женщине своей ежедневно строчил письма, чтобы отвлечься. Писал ей ежедневно. Там, наверное, и натренировался грамотно излагать. А специально никто не учил, нет.

– А в каком из своих многочисленных занятий вы достигли профессионализма?

– Затрудняюсь сказать. Что такое профессионализм? Какова его мера? Вот я работал токарем, нас в цеху было два человека непьющих – я и наставник. Наставник был золотые руки, я тоже не дурак, старался, учился, имел бешеную производительность, зарабатывал достаточно много денег. Но. Рядом трудились алкоголики. Запойные. Которые ничему не учились. Но массу вещей делали лучше меня, когда не пили. Это при том, что далеко не все блистали интеллектом. А вот по части работы – гораздо лучше меня. Профессионал я был или нет – не знаю. Висел на всех досках почета. Но это ни о чем не говорит.

Или тот же уголовный розыск. Из всех организаций, что я видел – единственная, где с восемью классами можно было дослужиться до полковника. Там – да, там на первом месте профессиональные навыки и умения. Есть раскрываемость – хорошо. Притом высоких должностей достигает не тот, у кого кулаки как голова пионера и кто всех ловко бить умеет, а тот, кто самый умный и самый хитрый. Такого количества хитрых, как в уголовном розыске, больше не видел нигде. Среди ворья, следует заметить, тоже идиотов не очень много. Отсюда жестокая борьба умов. Где сразу видно, кто умный, а кто дурак. В общем, самому уровень профессионализма не оценить. А расти можно везде до бесконечности.

Жизненный опыт показывает: проработав шесть лет, чувствуешь, что достиг предела своих способностей. Что надо менять профиль.

Я отвоевал с игрушками, сейчас перевожу кино, после хочу делать свое собственное кино, уже оборудовался для этого со всех сторон и тренируюсь. Так что дальше – ждите!  

Венера Галеева

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков