№ 20 (3644), 13 сентября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	точка зрения

Диагноз:
утечка мозгов….

Поводом к написанию статьи послужила развернувшаяся в научной печати дискуссия о путях интеграции восточноевропейской науки в мировую. Однако есть и другая, личная, причина: отъезд авторов на работу в Финляндию. Девять из десяти наших друзей по университетской скамье работают за рубежом. По крайней мере, половина опрошенных нами молодых российских ученых, работающих за рубежом, хотели бы вернуться в Россию. Предпосылки возвращения на Родину и хотелось бы обсудить. Родина не ждет ученых обратно, скорее активно выталкивает их за рубеж.

Зачем российские научные эмигранты нужны российской науке? На наш взгляд, Россия и ученые, работающие за рубежом, нуждаются друг в друге. «Эмигранты», безусловно, чувствуют себя за рубежом людьми второго сорта с крайне ограниченными возможностями интегрироваться в общество и сделать карьеру (быть может, США составляет некоторое исключение). С другой стороны, в России практически отсутствует молодое поколение ученых, причем проблема, на наш взгляд, уже привела к необратимым последствиям, ряд научных областей де-факто исчезли. Уровень научных работ по ряду направлений просто удручающий, и не секрет, что даже получение научного гранта зачастую вызывает головную боль у руководителей – «Кто будет выполнять работу?!». «Неконвертируемый» уровень наших статей бьет по российским ученым за рубежом. Так иногда непросто добиться признания российской кандидатской степени и получить соответствующую зарплату. Надо честно признаться, что научный уровень российских исследований в целом низок. Стыдиться здесь нечего. Польша, например, сталкивается в настоящий момент с той же проблемой. Интегрирование в Евросоюз связано для восточноевропейских стран с критической оценкой продуктивности собственной науки – низкой по западноевропейским меркам. Вероятно, наши проблемы во многом сходны. Проблема утечки мозгов существует и в благополучных европейских странах, откуда продолжается отток ученых за океан или в коммерческие структуры. В некоторых дисциплинах до 40% новоиспеченных кандидатов наук бросают науку из-за низкой оплаты труда. В этом году Евросоюз удвоил вложения в ряд научных фондов и стал всерьез обращать внимание на Восточную Европу как источник научных кадров. Но самое главное, пожалуй, это развернувшаяся дискуссия о реформировании забюрократизированной европейской науки, к которой нам нелишне было бы прислушаться.

У работающих за рубежом ученых вызывают стойкую аллергию панегирики в отечественной прессе о традициях российской науки, российского образования. Читая лекцию в родном университете, авторы привезли с собой из Хельсинки портативный компьютер и цифровой проектор – некий стандартный набор западного преподавателя. На скептическое замечание «как-нибудь обходились и обойдемся» хочется пожалеть студентов. Удивительно, но дорогостоящие ноутбуки и цифровые проекторы зачастую имеются на кафедрах – их просто не используют для преподавания! С трудом верится, что сегодня можно донести целый ряд данных с помощью грифельной доски. Нейрофизиология, например, переполнена сложными, трехмерными способами представления данных. Низкий уровень научных исследований, как нам кажется, задает планку образовательному процессу. К сожалению, современные исследования в России сегодня скорее исключение. Надо быть честным до конца, Санкт-Петербургский университет дает недостаточно современное образование, которое и не может быть современным при недостатке в университете активно работающих ученых высокого уровня. То же можно сказать и о РАН, по крайней мере, в санкт-петербургских биологически ориентированных институтах.

Проблема требует решения, а связанные с ней опасности зачастую не осознаются. Польская наука, например, в скором времени получит доступ к фондам развития Евросоюза, однако уже сейчас эксперты прогнозируют, что польские лаборатории не смогут выиграть конкурсы на получение финансирования. Очевидно, что если даже предложить России деньги, российская наука не сможет их освоить: во-первых, низкий уровень исследований не позволит выиграть конкурс, во-вторых, работу выполнять некому. Таким образом, даже если в радужной перспективе деньги пойдут в науку из растущей экономики или европейских фондов, мы не готовы их принять. На наш взгляд, необходимо кардинально менять всю структуру отечественной науки и преподавания.

Мы отдаем себе отчет, что сегодняшнюю администрацию российской науки устраивает создавшееся положение – они устроены, поэтому изменение может прийти извне от людей, имеющих представление о конкурентной, современной науке. Мы говорим о зарубежных ученых и российских ученых, работающих за рубежам. Насколько нам известно, у нас нет практики приглашения «visiting» профессоров (краткосрочных визитов зарубежных профессоров для преподавания и исследований), которые могли бы кардинально изменить психологическую обстановку в университете, показав уровень современного преподавания и исследований. Существующий в университете аналог системы РostDoc грантов для новоиспеченных кандидатов наук, точнее, уровень ее финансирования, не в состоянии конкурировать с зарубежными университетами. Нет систематического чтения курсов на английском языке на естественных факультетах, как это практикуется, например, в Краковском университете.

Главная ошибка – видеть основную проблему науки и образования в недофинансировании; главная проблема, на наш взгляд, в неэффективности. Здесь опять же нечего стыдиться, это проблема целого ряда стран, стыдно закрывать на это глаза. Польская академия наук уже в этом году, возможно, не аттестует 10 из 80 польских академических институтов, некоторые эксперты предлагают закрыть до 2/3 научных институтов. Да и это не главное. Проблема, безусловно, заключается в стремительном старении науки, отсутствии конкурсной основы получения позиций, унизительности ставок. Повторимся, хотя это и звучит кощунственно: простое получение денег, в некотором смысле, было бы даже вредным, так как законсервировало бы систему. Обидно, что питерский студент не знает, как интересны и красочны бывают современные лекции, что такое современный уровень научных знаний. Преступно давать образование студентам и аспирантам и не создавать хотя бы немногих хорошо финансируемых позиций в университете для лучших выпускников. В Хельсинки после защиты кандидатской диссертации лаборатория получает от государства сумму, измеряемую сотнями тысяч евро! Мы же бесплатно экспортируем кадры, субсидируя Евросоюз и США!

Многие программы затевались с благой целью, но заканчивались «как обычно», прежде всего из-за того, что решались административно. Когда приходится наблюдать, как в рамках интеграционных программ директора институтов делят деньги с заведующими кафедр, пуская их на что угодно, кроме студентов, это не вызывает ничего кроме горечи. Никого не интересуют образование студентов и уровень исследований. Акцент должен быть сделан в пользу молодых (в том числе зарубежных) ученых, кандидатов наук, профессоров, выигрывающих свободный конкурс.

Безусловно, уже существуют положительные примеры реформирования научного и образовательного процессов. Вызывает восхищение программа лекций «Онкоиммунология – третье тысячелетие» (WEB site www.oncoimmunology.ru) в Московском Государственном университете, включающая в себя мини-курсы лекций западных ученых на английском языке и симпозиумы с участием российских ученых, работающих за рубежом. Российские ученые на Западе, в свою очередь, создают Интернет-ресурсы, направленные на интеграцию с соотечественниками в России. Назову лишь великолепные сайты www.neuroscience.ru и www.reseacher-at.ru, созданный неравнодушными российскими учеными, работающими в Финляндии, в первую очередь к.б.н. И.Павловым. Отметим существование в Петербургском университете замечательного, хотя и коммерчески ориентированного примера преподавания на английском языке на факультете менеджмента. Приятной неожиданностью стало недавнее признание наших кандидатских дипломов Францией – первой европейской страной.

Однако ситуация в науке и образовании в целом остается безрадужной. Наш хороший знакомый из Технологического университета Хельсинки не может найти партнеров для европейского проекта со стороны России, говорит, предлагают либо украсть деньги, либо просто неспособны работать на современном уровне. Как нам не стыдно!? Долго мы будем ссылаться на рейтинги ЮНЕСКО, восхваляющие наше образование, и своими руками уничтожать свое будущее и будущее наших студентов, практически ничего не меняя!

Неприятно поражает пассивность власть предержащих в Российской науке. Нам, безусловно, не стоит слепо копировать западный опыт, к числу преимуществ российской науки относится существование научных школ, уникальные традиции общения педагогов со студентом, но нельзя оставаться в плену собственных иллюзий. Формулировка проблемы – это необходимый шаг на пути ее решения.

Кратко о проблемах:

• недостаточное количество исследований мирового уровня;
• отсутствие молодого поколения в науке;
• непропорционально большое число ученых на фоне унизительно низкой зарплаты;
• клановость распределения денег, грантов;
• размер гранта не позволяет целиком профинансировать исследование, коллектив;
• как следствие всего вышеперечисленного: низкий, точнее, несовременный, уровень образования.

Возможные решения:

• создание позиций приглашенных (в том числе из-за рубежа) профессоров, то есть поднятие уровня преподавателей;
• введение курсов на английском языке, написание дипломов и кандидатских на английском;
• создание PostDoc позиций для ученых, сопоставимых хотя бы с восточноевропейскими аналогами по уровню финансирования. Кстати, Япония в настоящий момент внедряет у себя систему PostDoc позиций, омолаживая научные коллективы;
• концентрация грантов, означающая увеличение их размеров, позволяющих нанимать и финансировать сотрудников в течении года-двух. Обязательным условием является внешнее рецензирование, привлечение иностранных рецензентов может помочь избежать влияния административных ресурсов. В Финской академии наук, например, заявки на гранты подаются на английском языке, так как академия привлекает иностранных рецензентов;
• как следствие: создание условий мобильности ученого, работа в одной и той же лаборатории от студенчества до профессорства это минус, ученый должен поработать в различных лабораториях внутри страны и за рубежом. Эта проблема, впрочем, свойственна в той или иной степени всей европейской науке;
• можно использовать польский опыт, создать в университете научные центры (кафедры) современного образца. Причем начать можно с биологических, физических, химических кафедр, за которыми будущее при нормальном развитии страны, и которые находятся в наиболее плачевном состоянии. Подобные центры, построенные по вышеизложенным принципам, могут стать прототипами для реформы университета.

Наивно разделять преподавание и научный процесс. Не секрет, что дать хорошую лекцию можно в рамках любого института. Все знают, что преподаватели перетекают в богатые образовательные учреждения (например, Гуманитарный университет профсоюзов), способные оплачивать лекции. Дать лекцию можно где угодно, но создать хорошую современную лекцию можно лишь в современном научном коллективе, решающем современные научные задачи. Представить себе ученого, занимающегося лишь чтением литературы, но не участвующего в конференциях и не печатающегося в рецензируемых (зарубежных) журналах трудно, если не невозможно.

Ряд факультетов, вероятно, нашли себя в современных российских условиях (юридический, экономический), и это хорошо. Успех филологического, к сожалению, временный и обернется неминуемыми проблемами, поголовная неграмотность населения вскоре сменится поголовным знанием английского языка – это неизбежно, и факультет окажется в положении западных филологических факультетов, наиболее незащищенных и небогатых среди остальных. Совершенно немыслимо плачевное состояние химического, физического и биологического факультетов. С иронией читаем о падении среднемесячной зарплаты молодого кандидата химических наук в США – до около 6000 долларов в месяц. Нормальное развитие экономики приведет к дефициту квалифицированных химиков, инженеров, биотехнологов. Эти факультеты, безусловно, будут составлять основу финансового благополучия университета. Начать реформы, вероятно, надо с них.

Мы берем на себя смелость от имени Скандинавского объединения российских ученых предложить провести в ближайшее время круглый стол в Санкт-Петербургском университете, посвященный обсуждению наших предложений о реформировании российской науки и образования. После подробных консультаций с учеными, как за рубежом, так и в самой России, мы убеждены, что университету и его выпускникам, работающим за границей, есть что сказать и чем помочь друг другу. У нашего университета есть все для успеха, кроме одного – решимости. Бюсты в коридоре обветшают, имена начнут забываться, начнут вызывать иронию. Мы бы не хотели дожить до этого момента. Сделаем университет достойным его великого прошлого!

PS. В заключение хочется прокомментировать свежую тенденцию – отрицание существования самой проблемы эмиграции ученых. Заглянем в интервью главы Госкомстата России Владимира Соколина (журнал «Итоги» № 17 (359) 29 апреля 2003): «Массовая эмиграция закончилась. Как статистики мы не можем сказать, что это преимущественно утечка мозгов. Так, из 54 тысяч, покинувших страну в 2002 году, высшее образование было у 8 тысяч (из них – 42 кандидата и 11 докторов наук.)». Сорок два кандидата наук! Мы не поленились и подсчитали, что среди 48 русских ученых, с которыми мы общаемся в Хельсинки, 25 кандидатов биологических наук и пять профессоров, немало для одного небольшого города, для одной специальности. Что говорить о Стокгольме или Нью-Йорке!? Страшно, что подобные расчеты кладутся на стол власть предержащих.  

Василий Ключарев,
к.б.н., выпускник СПбГУ,
в настоявшее время – исследователь и преподаватель
в Технологическом университете Хельсинки, Финляндия,
Анна Шестакова,
выпускница СПбГУ,
аспирант Университета Хельсинки, Финляндия

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков