Санкт-Петербургский университет
    1   2   3   4 - 5   6 - 7 
    8 - 9  10-11 12  С / В
   13-14  15-16  17 С / В
   18  19  20  21  22 - 23
   24 - 25  С / В   26  27
   28 - 29 30 
Напишем письмо? Главная страница
Rambler's Top100 Индекс Цитирования Яndex
№19 (3643), 1 сентября, 2003
Событие: X конгресс МАПРЯЛ

«Я памятник себе
воздвиг
нерукотворный...»

Конгресс

Десятый конгресс МАПРЯЛ, Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, к которому так долго и тщательно готовилось РОПРЯЛ, Российское общество преподавателей русского языка и литературы, начал и закончил свою работу в конце июня и первых числах июля. В работе Конгресса приняли участие более тясячи российских и иностранных русистов, филологов-теоретиков, преподавателей высшей школы и школьных учителей, литературоведов, переводчиков, культурологов, писателей и общественных деятелей.

В программе Конгресса были запланированы выступления, доклады, прения, дискуссии за круглыми столами в многочисленных секциях по следующим направлениям: русский текст и русский дискурс сегодня; концептосфера русского языка: константы и динамика изменений; русский язык и русская речь сегодня: старое – новое – заимствованное; методика преподавания русского языка: традиции и перспективы; художественная литература как отражение национального и культурно-языкового развития; Россия в мировом культурном пространстве.

Все это проходило на филологическом факультете на Университетской набережной, на спецфилфаке на набережной Лейтенанта Шмидта и в Главном здании СПбГУ. Если аудитория не вмещала слушателей, заседание переносилось в другое помещение, просторнее, например, из Петровского зала в Большой актовый зал. Желающих услышать выступления известных ученых, литературоведов и лингвистов зачастую было больше, чем предполагалось, несмотря на конец учебного года. Пленарное заседание и торжественное закрытие Конгресса состоялись в Таврическом дворце.

МАПРЯЛ – международное общественное объединение, его целью являются популяризация, сохранение, развитие и изучение русского языка и литературы как части мировой культуры. Ассоциация создана на Учредительной конференции в Париже 7-9 сентября 1967 года по инициативе ученых ряда стран. В 1975 году ей был предоставлен консультативный статус ЮНЕСКО категории «С» (консультативные отношения) – «Неправительственная организация, сотрудничающая с ЮНЕСКО». Высший орган – Генеральная Ассамблея, исполнительный орган – Президиум, рабочий орган – Секретариат (в Москве). У истоков создания Ассоциации стоял выдающийся русский филолог, академик Виктор Владимирович Виноградов. Он и стал ее первым президентом.

Статус и история

МАПРЯЛ решает следующие основные задачи:

  • содействует успешному преподаванию русского языка и литературы, обмену информацией и опытом в области разработки и применения наиболее эффективных методов и приемов обучения;
  • способствует обмену опытом научных исследований в области русской филологии, страноведения, методики преподавания русской литературы, русского и других языков, а также разработке и реализации международных исследовательских проектов;
  • организует и проводит симпозиумы, генеральные ассамблеи, конгрессы, выставки и другие мероприятия под эгидой МАПРЯЛ, участвует в профессиональных встречах других международных организаций;
  • содействует подготовке и изданию научных публикаций и учебно-методических пособий по русскому языку, литературе и методике их преподавания, издает и распространяет справочно-информационные материалы и периодические издания;
  • содействует в организации обмена преподавателями и научными сотрудниками, специализирующимися в области русистики, а также школьниками и студентами;
  • содействует распространению в мире культурных и духовных ценностей, которые в течение веков накапливались благодаря труду лучших представителей русского народа.

Организация проводит 10-15 международных научных конференций в год, раз в три года – международные олимпиады школьников по русскому языку.

Сегодня Ассоциация объединяет русистов более чем 70 стран мира, насчитывает около 200 организаций, которые являются ее коллективными членами. Более 200 человек из 60 стран удостоены высшей награды МАПРЯЛ – медали им. А.С.Пушкина за заслуги в распространении и преподавании русского языка.

Популяризации деятельности Ассоциации успешно помогают ее печатные органы – журналы «Русский язык за рубежом» и «Вестник МАПРЯЛ», а также национальные журналы по русистике.

Раз в четыре года проводятся конгрессы МАПРЯЛ: 1969 – Москва, 1973 – Варна, 1976 – Варшава, 1979 – Берлин, 1982 – Прага, 1986 – Будапешт, 1990 – Москва, 1994 – Регенсбург, 1999 – Братислава.

Юбилейный X Конгресс МАПРЯЛ состоялся два месяца тому назад, у нас в городе, на базе нашего университета и был включен в план мероприятий по празднованию 300-летия Санкт-Петербурга.

На этом конгрессе президентом МАПРЯЛ была избрана ректор СПбГУ Л.А.Вербицкая, сменившая на этом посту академика В.Г.Костомарова.

Читайте Пушкина по-русски

Друзья и приятели, знакомые и коллеги из России и зарубежья, ближнего и дальнего, и гордый внук славян, и финн, и люди, которых мы не видели годами, встречались друг с другом на Университетской набережной и набережной Лейтенанта Шмидта, в филфаковских аудиториях и залах Главного здания, слушали друг друга, дискутировали и тщетно старались присутствовать всюду. Это было непросто: секций было много, заседания шли параллельно, и зачастую, выбирая одно заседание, приходилось пропускать другое, не менее интересное.

Последние годы, когда могучий Советский Союз стал историей, прекратив свое существование, когда мы больше не душим в братских объятиях народы нашего лагеря и не навязываем свою идеологию и свой язык «людям доброй воли» во всем мире, число иностранных студентов и школьников, изучающих русский язык, резко уменьшилось. Русистика сбросила излишний балласт, МАПРЯЛ становится поистине неправительственной организацией и выходит на новый уровень развития. И если сухая статистика неприятно волнует чиновников от филологии, то живые люди, настоящие ученые и настоящие преподаватели, не могут не видеть положительных изменений в этом процессе. Русскому языку суждена еще долгая жизнь: на нем написаны одни из лучших книг мировой литературы, книг, к которым человечество будет возвращаться, если собирается жить дальше.

Сказав о чувстве глубокого удовлетворения, оставшемся после завершения работы Конгресса, мы ничего к тому не добавим. Анализ события пока невозможен: мы не слышали выступлений тысячи участников. Заинтересованный читатель может обратиться к вышеупомянутым журналам, где долго еще будет обсуждаться это событие. Мы же, выбрав из тем, нас волнующих, самую, на наш взгляд, интересную, подходили с вопросами к зарубежным русистам и культурологам, как русского, так и нерусского происхождения. Нас интересовал взгляд со стороны на феномен русского языка и русской литературы. Нашими собеседниками были профессора Вольф ШМИД (Гамбургский университет, Германия), Вильям ТОДД (Гарвардский университет, США) и Борис Михайлович ГАСПАРОВ (Колумбийский университет, США).

КОРР.: От теории, которой было так много на сегодняшнем заседании, я хочу перейти к вопросу практическому, немного болезненному для моего поколения. Дело в том, что мы, русские, ощущаем литературу как наш основной национальный продукт. Русская культура литературоцентрична. Художественная литература – ее основа, как хлеб в нашем сельском хозяйстве. Когда-то мы были одной из самых читающих стран в мире. Сейчас положение изменилось. Так может быть, и раньше мы выдавали желаемое за действительное?

ТОДД: Нет, это и до сих пор так, русские очень много читают.

КОРР.: Но согласитесь, что сегодня читать стали гораздо меньше. Бродский упрекал новое поколение в нечтении книг, он считал это тяжким пороком. Почему так случилось? Может быть, раньше человеку в условиях тоталитаризма были закрыты иные горизонты? Может быть, это мировой процесс, и изначально настоящая, большая литература предназначена для небольшого, узкого круга? А может быть, это, как говорится, волна, временный процесс, и придет время, когда все вернется на круги своя?

Уильям Тодд

Уильям Тодд

ТОДД: Я бы сказал, что известное пристрастие русских к литературе привело даже к некоторой гипер-трофии литературности в вашем обществе. И это, мне кажется, всегда было признаком не только положительным, но и знаком некоего болезненного состояния. Сейчас мы приближаемся к более естественному состоянию. Почему болезненного? Потому что во времена классических русских романов литература была центральным средством информации и внутриобщественной коммуникации. Теперь же появляются все новые и новые орудия, новые средства, возможности, и все это разгружает художественную литературу.

Так было не только в XIX веке, но и позднее, в XX веке, и в эпоху застоя, в среде интеллигенции. Ситуация была редкой для литературы, и тяжелой для литературы с эстетической точки зрения, литературы как игры, как серьезной игры. Подобных литераторов у вас в русской культуре очень мало, таких, как Набоков, как Пушкин в свое время. Это редкие исключения. Общественное мнение, мне кажется, очень долго представляло собою цензуру, неофициальную вторую цензуру. Но цензуру такую же мощную и даже более мощную, чем государственная цензура.

ШМИД: Я хотел бы добавить еще нечто страшное, ужасное, а именно то, что Пушкин выпадает из системы, он – не характерное явление русской культуры, русской литературы. Его отношение к игре, эта легкость, этот недостаток направленности, послания, того, что мы на Западе называем «месидж», как раз это и не характерно для русской литературы, и не только XIX века. Недаром у Пушкина нет наследников, он не основал литературную школу, он остался один. Его все уважают, но он явление не столько русское, российское, сколько международное. Конечно, в нем много русского...

ТОДД: Там русский дух, там Русью пахнет...

ШМИД: Это очень амбивалентное явление. Он часто отсылает читателя к чужым подтекстам, другим источникам и в то же время переплавляет все каким-то образом в нечто очень русское...

ТОДД: Я сказал бы, что история русской критики – это история попыток найти такие месиджи в текстах Пушкина, и были критики, например, Владимир Соловьев, которым было страшно, что они там не могли ничего такого найти, определить четкий месидж.

ШМИД: Ключ, открывающий всю истину.

ТОДД: А можно читать известную пушкинскую речь Достоевского или гоголевские эссе о Пушкине именно как попытки найти месидж в текстах Пушкина. Найти месидж, зная, что никакого месиджа там нет.

Выступает Вольфганг Шмид

Выступает Вольфганг Шмид

КОРР.: Отношение к Пушкину как к легкому, гармоничному поэту бытует и у нас, так считают многие литературоведы. Мне ближе точка зрения тех, кто говорит: зрелый Пушкин мыслил так, что людям его поколения было трудно его понять, он мыслил такими категориями, какими стали мыслить лишь во второй половине XX века. Его мысль цельна и неделима, она живет в противоречиях, развивается и присутствует сразу во всей ткани произведения, оттого текст очень труден для анализа. Так написаны, например, «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Медный всадник», «Капитанская дочка».

ТОДД: Я, между прочим, с этим не согласен, в свое время были люди, которые его поняли.

КОРР.: Безусловно. Великий Проспер Мериме, который мыслил так же, понял его сразу.

ШМИД: Я тоже не согласен. У Пушкина есть философия, но его философия – не в глубине, не понятийная, а находится на поверхности текстов. Это парадокс: его глубина находится на поверхности текста, то есть его философия выражается в формах, в соревнованиях стилей, в речевых жестах, в столкновении различных сюжетов.

ТОДД: ...В столкновении стилей. Стиль Пушкина – сложнейшая вещь.

ШМИД: Философия на поверхности текстов – это очень трудно понять.

ТОДД: В этом превосходство Пушкина как историка. Для меня самое интересное в исторических работах – это именно столкновение стилей, и за всем этим – столкновение культур.

КОРР.: Которое может присутствовать в одном человеке. Так, Пушкина интересовала амбивалентная личность Петра Первого.

ШМИД: Добавлю, что это не только столкновение стилей, но и балет, это игра в разные стили, этот пласт образует у него целый содержательный уровень.

ТОДД: Романтикам особенно было его трудно понять. Они искали понятия в глубине.

ШМИД: Достоевский стал уже немецким автором, а Пушкин никогда не станет немецким потому, что Пушкина не понять за границами России. Вся его философия – в стиле, в столкновениях, о которых мы с Биллом говорили...

ТОДД: Философия Достоевского довольно легко переводится...

ШМИД: А пушкинская лирика в немецких переводах звучит как альбомная лирика, да и проза не лучше. Как организована его проза со звуковой стороны!..

КОРР.: Для меня лучшее стихотворение всех времен и народов – «Буря мглою небо кроет...»

ШМИД: Да!

ТОДД: Тайна Пушкина в том, что эти стихи не поддаются интерпретации.

ШМИД: Как будто там ничего нет: прикоснешься – и все исчезает!

А Борис Михайлович Гаспаров добавил... Впрочем, это было уже в другой день, в другом месте, куда мы пришли послушать известного филолога, пожертвовав другими интересными докладами, читавшимися в то же время, но в другой аудитории. Все-таки Б.М.Гаспаров ныне живет за океаном, и возможность услышать его возникает не так часто, как хотелось бы.

– Люди на Западе, знающие русский язык, не удивляются, что Пушкин так высоко стоит в русской культуре. Они понимают, насколько это явление связано с языком. Для Пушкина существует языковой барьер, которого нет для Толстого, Чехова, Достоевского, для большой русской прозы. Читатель, который выучивается читать Пушкина в подлиннике, получает ощущение необыкновенной сложности, и в то же время скрытой сложности, то есть подвижности пушкинского текста. Без языка, читая его даже в самых лучших переводах, этого, видимо, очень трудно достигнуть. Мечта моей жизни – написать биографию Пушкина для нерусского читателя. Я хочу ее написать по-английски, найти слова, которые позволили бы читателю, человеку, не читающему по-русски, не имеющему непосредственный контакт с пушкинским текстом, понять, в чем состоит этот феномен. Надеюсь, что мне удастся это сделать. А что касается того, насколько он основоположник русской литературы, то у меня свой взгляд, с которым, думаю, многие не согласятся. Он, скорее, человек архаический, он принадлежит XVIII и самому началу XIX века. Он не пошел в 30-е годы в полосу идеологии, национальной идеи, национальной философии, метафизики, которая стала характерна для русской культуры, начиная со второй половины 30-х годов, в отличие, например, от своего друга и современника Баратынского, тот это сделал и стал метафизическим поэтом. В 30-е годы Пушкин остался немножко архаическим явлением. Для современной публики он был уже почти чужим. Исключительность его состоит, отчасти, в том, что невидимая черта лежит между ним и нами, он как будто обращается к каждому из нас и в то же время остается за пределами этой черты. В отличие от следующего поколения, от, скажем, Лермонтова и Гоголя...

Русский литературный язык будет жить и даже не очень изменится в обозримом будущем, пока нам будет нужна наша классическая литература. Непроходимый барьер между нами и нашим культурным достоянием возникнет в том случае, если мы серьезно будем считать, что главными событиями закончившихся юбилейных торжеств было лазерное шоу над Невой или шествия на Невском проспекте. А не X Конгресс МАПРЯЛ, концерты в Мариинском театре и Эрмитаже и встреча нобелевских лауреатов в Санкт-Петербурге. 

Александр Шумилов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков