|
|
|
№ 15-16 (3639-3640), 26 мая 2003 года
|
 |
|
город и поэт
|
|
|
На обратной
стороне Луны
– Пап, а разве нельзя полететь на Луну?
– Да как нельзя! Партия только захочет,
и полетим.
Отец Ариадны был летчиком, и отвечал ей серьезно. Она с детства знала, что до Луны можно добраться. Став старше, захотела построить обсерваторию – на той стороне Луны. Там ведь нет туманной пелены, которая мешает рассматривать звездное небо с Земли.
|
 |
А.А.Ахматова.
Комарово, 1965 г.
Фото из архива К.А.Клементьевой. |
|
В Рыбинске, где жила семья Ариадны, былo много политических ссыльных. Высланные из Москвы и Ленинграда, они оседали в их городе, учительствовали, руководили кружками детского творчества. Так что мальчишки-сверстники Ариадны без труда поступили в МАИ – чтобы строить орбитальные станции, а она – на астрономическое отделение матмеха ЛГУ. Романтиков – вроде нее – там было достаточно: «Будем работать на Луне». Да и факты поддерживали их мечты: в космос полетели, луноход изобрели.
Получив диплом астронома, начала работать в Институте теоретической астрономии. А тут и новые решения партии подоспели: астрономов не финансировать. Правда, по заказу церкви институт по программе, написанной Ариадной, рассчитал Пасхальные дни на 40 лет вперед – до 2000 года.
Обратная сторона Луны осталась недосягаемой… Спасала оставшаяся романтика и любовь к поэзии (спасибо школьным учителям), особенно к творчеству Ахматовой… Не случайно, наверное, Ариадна вошла в круг поэтов-шестидесятников, почитавших Ахматову и друживших с ней.
…«Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки…»
– Как же ей нехорошо, некомфортно было, если она так написала, – как-то вслух поделилась Ариадна своими мыслями о стихах Ахматовой с поэтом Валерием Прохватиловым. (Именно он был одним из составителей самиздатовского сборника «Пигмалион», вышедшего тиражом в 10 экземпляров в 1966 году. В «Пигмалионе» впервые увидел свет «Реквием». Журнал этот хранится сегодня в музее «Анна Ахматова. Серебряный век»).
После этого маленького события Ариадна почувствовала, что ее мнение окружающим интересно… Ей стали больше доверять…
Прошли годы, того братства поэтов уже давно нет, но поэзия Ахматовой по-прежнему любима астрономом, а истории, связанные с ее творчеством, продолжают удивлять по сей день. Последняя произошла в апреле нынешнего года.
Слушаю рассказ своей собеседницы и пытаюсь представить, как все происходило…
Апрель 2003 года. В Актовом зале университета отзвучали выступления и речи торжественной части юбилейного мероприятия, началось неформальное общение…
К академику Ольге Александровне Ладыженской подходит немолодая женщина и робко спрашивает:
– Ольга Александровна, у меня к вам вопрос совсем не по теме встречи… Но он меня давно мучает…
– Да-да, я вас слушаю, – привычно вежливый ответ интеллигентного человека…
– В кругу имен, связанных с творчеством Анны Андреевны Ахматовой, упоминается Ольга Ладыженская. Скажите, это вы?
– Да, я…
– Примите мой земной поклон, – голос женщины перехватывают спазмы рыданий… – Понимаете ли вы, что совершили подвиг!
Теперь уже обе участницы диалога плачут, обнявшись... Научная общественность недолго пребывает в шоке и быстренько разводит взволнованных женщин в разные стороны…
– И что, вам больше не удалось поговорить? – нетерпеливо спрашиваю Ариадну Ростиславовну Мазько, ибо это она «спровоцировала» непротокольную ситуацию на заседании, посвященном памяти профессора Александра Даниловича Александрова.
– Ее от меня увели… Ольге Александровне ведь уже около 80 лет. Сильные эмоции в таком возрасте ни к чему. Правда, на мои слова «Я думаю, Александр Данилович нас простит за то, что мы отклонились от темы», Ладыженская сказала такую фразу: «Да, он тоже, он тоже…» Значит, он был в курсе дела. На этой же встрече, посвященной Александрову, Ладыженская много о нем рассказывала. Вспомнила и о том, что в 1986 году он был награжден президентом Горбачевым за заслуги в области микробиологии. Я думаю, что эта награда не только за научные открытия, а, прежде всего, за Поступок. Ведь наше поколение помнит, что когда Александров был ректором, его спрашивали партийные товарищи ультимативным тоном, «кого вы это там держите на биолого-почвенном факультете». Он на эти оклики не обращал внимания и сумел сохранить ученых для науки… Не меньший поступок в те годы совершила и Ольга Ладыженская!… Она ведь на кон поставила не только свою карьеру молодого ученого, но и жизнь…
…С Ариадной Ростиславовной мы возвращаемся к истокам нашего разговора.
«…В жуткие 30-е годы Ахматова создает стихотворения, которые затем станут стержнем поэмы «Реквием». Они не записывались на бумагу, ибо, как считала Ахматова и ее друзья, наличие у кого-либо рукописи подобного содержания равноценно было в те времена самоубийству. До сих пор неизвестно точное число тех, кто решил, по так называемому «приговору друзей», хранить в своей памяти стихи Ахматовой (оно колеблется от 7 до 11 человек). О «процедуре» запоминания у Лидии Чуковской в «Записках об Анне Ахматовой» написано: «…внезапно, посреди разговора, она умолкала и, показав мне глазами на потолок и стены, брала клочок бумаги и карандаш; потом громко произносила что-нибудь очень светское: «Хотите чаю?» или: «Вы очень загорели», потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне. Я прочитывала глазами и, запомнив, молча возвращала их ей. «Нынче такая ранняя осень, – громко говорила Анна Андреевна и, чиркнув спичкой, сжигала бумагу над пепельницей»…
– Эту почти фантастическую историю, – рассказывает Ариадна Ростиславовна, – я впервые услышала вот здесь, на этой кухне, в 1986 году, через 20 лет после смерти Ахматовой. А о существовании этих стихов узнала раньше, поскольку была вхожа в круг поэтов-шестидесятников, почитавших Ахматову, друживших с ней. Знала я и о вышедшем в Лондоне сборнике стихов Анны Андревны. (Правда, он был издан в 1969 году, а ко мне попал лишь в 1975 году)…»
В 1983 году Ариадна Ростиславовна посещала цикл лекций о поэтах Серебряного века, организованный городским Домом культуры. Читал лекции профессор Лурье, и делал это блестяще, но почитательница поэзии Ахматовой обнаружила «пробелы» в его познаниях. Написала профессору записку: «Почему не рассказываете о «Реквиеме»? Ведь он существует». Профессор пригласил автора записки подойти после лекций, при встрече долго пытался выяснить, насколько много она знает. Ариадна Ростиславовна не выдержала, спросила: «Вы на меня не донесете?»
– Нет, не донесу, но еще не время для «Реквиема».
Она вернулась домой испуганная и уничтожила тот, лондонский сборник.
…Время пришло через три года… Она сидела на своей чистенькой светлой кухоньке и слушала историю о «приговоре» друзей. Впервые прозвучал «Реквием» в исполнении самой Анны Андреевны Ахматовой. Запись изобиловала техническими погрешностями, (это потом ее отреставрируют), но была подлинной.
– Я слушала ее и рыдала, – продолжает свои воспоминания А.Р.Мазько. – Я думала о самой поэтессе и о тех людях, которые готовы были ради ее творчества положить голову на плаху. Тогда же среди фамилий людей, причастных к хранению стихов, прозвучала фамилия Ольги Александровны Ладыженской. Это она уговорила Ахматову сделать магнитофонную запись «Реквиема» и в течение 20 лет берегла ее.
«А я молчу, я 30 лет молчу.
Молчание арктическими льдами
Стоит бессчетными ночами,
Оно идет гасить мою свечу», – снова обращается к стихам Ахматовой моя собеседница, –
«Мое молчанье слышится повсюду,
Оно судебный наполняет зал…
…Нет, не тому, кто ищет эти книги,
Кто их украл, кто даже переплел,
Кто носит их как тайные вериги,
Кто наизусть запомнил каждый слог;
Нет, не к тому летит мое мечтанье
И не тому отдам я благодать.
А лишь тому, кто смел мое молчанье
На стяге очевидном написать.
И кто с ним жил, и кто в него поверил,
Кто бездну ту кромешную измерил…
– …Стихи датированы 1954–1962 годами; судя по их настроению, содержанию, можно предположить, что «Реквием» уже записан на магнитофонную ленту…, – рассуждает А.Р.Мазько. – …Когда я услышала фамилию Ладыженской, то даже не подумала, что речь идет о преподавателе нашего математико-механического факультета. (Ольга Александровна читала у нас лекции по теории функций комплексной переменной). Фамилия не такая уж редкая. Сегодня все стало на свои места. Вы можете себе представить, чем Ладыженская в те годы рисковала! Ведь она сейчас академик, профессор, ученый с мировым именем. Она прекрасно понимала, чем грозит лично ей и ее карьере сделанная и хранимая ею запись.
После встречи с Ладыженской у меня появилась мысль о том, что только за один этот поступок она достойна того, чтобы стать Почетным гражданином нашего города. Но представьте удивление мое и моих друзей, когда я узнала, что сама Анна Андреевна не удостоена этого звания! Уж кому как не ей, Поэту и Гражданину, быть в этом списке! Мне кажется, что Санкт-Петербургский университет мог бы стать инициатором присвоения звания Почетного гражданина нашего города Анне Андреевне Ахматовой.
Мне тоже показалось несколько странной такая ситуация, я обратилась за комментарием к человеку, который почти 30 лет своей жизни посвятил сохранению памяти об Анне Андреевне Ахматовой, – к директору музея «Анна Ахматова. Серебряный век», заслуженному работнику культуры РФ Валентине Андреевне Биличенко. «Если хотите знать мое мнение, я поставила бы стелу семье Гумилевых –Ахматовой на Васильевском острове. А еще лучше – арку с колоколом. Ведь все они – набатные люди».
Хочу процитировать еще один документ, который увидела в музее:
«За выдающийся вклад в культурное наследие России имена Гумилева Н.С., Ахматовой А.А., Гумилева Л.Н., являющие собой пример безупречного служения своему Отечеству и оставившие яркий след в Истории Великого Города, заносятся в Листы памяти Золотой книги Санкт-Петербурга». Думаю, строки Свидетельства несколько смягчат ситуацию с отсутствием другого, не менее важного документа на имя Анны Андреевны Ахматовой. 
Ирина Словцова
|
