|
|
|
№ 15-16 (3639-3640), 26 мая 2003 года
|
 |
|
|
|
|
Пойди туда –
не знаю куда
К истории потери в 1941 году коллекции художественной скульптуры
усадьбы Сергиевка (БиНИИ СПбГУ)
В драгоценном ожерелье дворцов и парков, окружавших столичный Санкт-Петербург, усадьба Сергиевка не была крупным “бриллиантом”. Парк, созданный еще в XVIII веке, и дворец, построенный в 1842 году архитектором А.И.Штакеншнейдером для великой княгини Марии Николаевны и ее мужа герцога Лейхтенбергского недалеко от Старого Петергофа, были, однако, в художественном отношении местом весьма примечательным. В истории нашего университета эта усадьба также занимает свое особое место. Именно здесь, в бывшем дворце Лейхтенбергских, с 1920 года размещается Биологический научно-исследовательский институт Петербургского университета (БиНИИ).
|
 |
ПодВид дворца Лейхтенбергских (Сергиевская дача). Начало
XX в. С оригинальной фотолитографии из собрания Д.А.Овчаренко.пись |
|
Многочисленные юбилейные даты последних лет (275 лет с момента основания университета, 200 лет со дня рождения А.И.Штакеншнейдера, 80 лет со дня основания БиНИИ) дали повод неоднократно говорить и писать о Сергиевке, о ее изначальном художественном убранстве и о прежних и нынешних ее обитателях – в частности, два выпуска университетского журнала были посвящены этому замечательному для нескольких поколений биологов (и искусствоведов) месту. Приведу лишь отрывок из интервью с директором БиНИИ профессором Д.В.Осиповым, опубликованного в прошлом, 2002 году: “…Во время войны дворец герцога (центральное здание БиНИИ) был основательно разрушен, сохранились только стены, да и то не везде… До дворца руки дошли только осенью 1959 года, когда университет нашел средства на восстановление… И вот на комсомольских субботниках универсанты-биологи расчищали завалы, вытаскивали тонны кирпича, обломков, мусора. И где-то осенью 1959-го или зимой 1960-го обнаружили бронзовую статую Венеры. Точную дату установить не удалось. Специально расспрашивали ветеранов института, никто не помнит!… Есть еще, тоже найденная в развалинах, чудом уцелевшая мраморная женская головка, чуть-чуть поврежденная (также был найден барельеф “Ночь” – С. Ф.)… Кроме того, известно, что значительная часть бронзовой скульптуры из дворца герцога Лейхтенбергского уже во время войны была закопана в парке. В том числе и статуя “Амазонка на коне, поражающая барса”. Но вся саперная команда, которая вела работы, погибла на барже. Мы искали несколько раз – с помощью лозоискателей, миноискателей, самыми современными средствами. Но пока безрезультатно. Земля в парке нашпигована металлом, в том числе и бронзой от боеголовок…”
Действительно, парк, существовавший к началу войны более 100 лет, сильно пострадал в период военных действий. Большая часть деревьев была вырублена, а остатки – покалечены во время обстрелов и пожара. Ландшафтные композиции оказались полностью уничтожены. Парк был изрыт блиндажами, ходами сообщения и воронками от снарядов. По сути, его первоначальная планировка была утрачена. Еще сильнее пострадал дворец Лейхтенбергских. Попробуем восстановить картину тогдашних событий, пользуясь воспоминаниями очевидцев.
|
 |
Уцелевшие вещи из дворцового собрания. Выставка перед актовым залом БиНИИ, 1978 год. Фото Ю.П.Вербо. Архив автора. |
|
Вот как описывал в воспоминаниях о войне свое появление на институтской территории в конце сентября 1941 года сотрудник БиНИИ, профессор С.В.Солдатенков (1896–1985): “В сентябре был сформирован Василеостровский отряд, и на баржах под огнем противника нас доставили в Ораниенбаум… Из Ораниенбаума в качестве комиссара одного из отрядов я был направлен через поселок Мартышкино на территорию Биологического института, около Китайского домика. Штаб 11-й стрелковой дивизии был расположен в подвале столовой. На другой день пошел осматривать здания. Здание дворца было разрушено от крыши до пола. Стены с огромными дырами. Никаких архитектурных украшений не сохранилось. Сохранился только левый павильон, близкий к оврагу...» Несколько иначе описывает размещение военных частей на территории Института другой участник обороны переднего края Ораниенбаумского плацдарма А.И.Селенков: “В сентябре-октябре 1941 года оборону в Старом Петергофе держала 41-я стрелковая дивизия, штаб которой размещался в подвале бывшего дворца герцога Лейхтенбергского... В дальнейшем она была переброшена непосредственно на защиту Ленинграда… Вплоть до решающих боевых действий весной 1944 года в районе Старого Петергофа держала оборону 168 пехотная дивизия…Здание дворца к этому времени было сильно разрушено, и штаб 260-го полка (168-й дивизии) находился южнее дворца в красном кирпичном здании (корпус №3 БиНИИ. – С.Ф.)».
Видимо, еще более раннюю картину состояния дворца описывает в своих воспоминаниях А.И.Пушкина в газете «Ленинградский университет» за 1961 г.: “…Помогала грузить машины с оборудованием лабораторий для перевозки их в Ленинград. Вдруг машина вернулась назад: в Стрельне уже был немец (15 сентября 1941 года. – С.Ф.). Стали думать, куда девать ценные приборы, микроскопы. Сложили все аккуратно во дворце, думали: может быть, не станет враг разрушать такую красоту – ведь их же соотечественник Штакен-шнейдер строил этот дворец. Подошли немцы поближе и прямой наводкой стали бить по дворцу. После 27-го снаряда ничего не осталось…”. Состояние дворца к зиме 1941 года упоминает в своем письме к одному из создателей БиНИИ, профессору В.А.Догелю (1882–1955), его ученица и сотрудница, пережившая блокаду Ленинграда, М.М.Исакова-Кео (1892–1981): “…Наш Петергофский дворец погиб в бомбежке и сгорел дотла. Остальные дома целы. Парк очень сильно пострадал... Словом, скверно с институтом...».
Несмотря на то что некоторые детали воспоминаний не совпадают, а другие (прямая наводка и 27 снарядов) кажутся плодом фантазии, картина вырисовывается вполне очевидная. Если что-либо и могло сохраниться во дворце, то только в подвале (что и подтверждают послевоенные находки). Однако именно подвал осенью 1941 года был занят штабом 41-й (?) дивизии Советской Армии. Его состояние сразу после снятия блокады описала Т.С.Фадеева, сотрудница института, побывавшая в Петергофе в июне 1944 года: “…Идем к дворцу. Поляна перед дворцом изрыта воронками. Дворец просматривается насквозь, остался остов, пробиты стены, сохранились перекрытия. Обходим дворец. Со стороны спуска к заливу обнаружили вход в подвал. Проникаем в подвал, здесь картина отступающей войны. Орудий, пулеметов, автоматов нет, но чувство такое, что бойцы где-то здесь, и мы сейчас услышим их голоса. Потолок подвала местами пробит, проникает свет, поэтому можно что-то прочитать. На стенах надписи, фамилии, фамилии…”. Никаких упоминаний об остатках скульптуры или других деталей интерьера…
|
 |
Вид центрального зала дворца. Начало 30-х годов XX века. Архив автора. |
|
Какой же могла быть судьба богатой коллекции скульптуры, находившейся к началу Великой Отечественной войны в главном корпусе (дворце) и в парке Биологического института? Версия о “захоронении” части коллекции на территории парка Института действительно хорошо известна, и представители старшего поколения сотрудников БиНИИ связывают ее появление с профессором В.А.Чесноковым (1905–1976). Перед началом войны Владимир Алексеевич работал заместителем директора БиНИИ (в то время обычно институт именовали Петергофский биологический – ПБИ), и в его функции входила эвакуация имущества института в конце августа–начале сентября 1941 года, когда фронт вплотную приблизился к Старому Петергофу. Естественно, что саперная команда, если она принимала участие в сохранении художественных ценностей, не могла закопать скульптуру без ведома и участия Чеснокова. Выходило так, что Владимир Алексеевич остался единственным человеком, которому было известно место “петергофского клада”.
После окончания войны профессор Чесноков, проведший всю блокаду в Ленинграде, возглавил восстановление родного института в качестве его директора (1954–1959). Его личный вклад в возрождение института огромен и всеми признан. Однако Чесноков полностью забыл обстоятельства эвакуации художественной коллекции, находившейся на территории института, и не смог после войны указать место ее захоронения. Как видно из интервью Д.В.Осипова, неоднократные попытки найти спрятанное “вслепую” успехом не увенчались. И не могли увенчаться, думаю я, так как никто не прятал парковую, а тем более дворцовую скульптуру в землю!
Большинство художественных ценностей дворца погибли в его подвале, а часть – на своих постоянных местах (вследствие обстрелов, пожара, а возможно и “вольного” обращения с ними военных). Что-то могло быть расхищено (пример – бронзовая собака,“возникшая” после войны в Ораниенбауме). Лишь три вещи: “Венера” Витали, “Весталка” Кановы и “Ночь” Торвальдсена воистину чудом пережили лихолетье в подвале ПБИ.
Документ, подтверждающий такой взгляд на судьбу художественных сокровищ Сергиевки, существует. Он пролежал 62 года в здании Двенадцати коллегий, в кабинете заведующего кафедрой зоологии беспозвоночных Ленинградского университета В.А.Догеля, где и был обнаружен мною совсем недавно. Валентин Александрович был в 1941 году директором ПБИ и сохранил в своих бумагах акт о размещении художественных ценностей института в том трагическом сентябре. Из него следует, что 33 предмета были снесены в центральное подвальное помещение дворца, которое 9 сентября 1941 года было закрыто на замок. Среди них были обнаруженные после войны барельеф “Ночь”, бюст весталки и одна из металлических скульптур сидящих собак. К сожалению, в акте не приведен полный список спрятанных в подвале дворца вещей, но указано, что список “подлежавших к переносу в подвальное помещение предметов” был более обширный. 26 единиц хранения, в том числе крупные скульптуры “Амазонка, поражающая копьем леопарда”, “Танцовщицы”, “Купальщицы”, “Принцесса, сидящая на скамье” были оставлены на своих местах. Распоряжение о срочной эвакуации института и недостаток сил и средств для транспортировки скульптур решили их судьбу.
Акт не подписан В.А.Чесноковым и К.Е.Перловой (зав. хозяйством ПБИ), которые по рангу должны были бы его подписать, но подписан представителем Ленинградского отдела охраны памятников В.В.Даниловым и имеет приписку, сделанную рукой Догеля: “За отсутствием по военным обстоятельствам тт. Чеснокова и Перловой настоящий акт подписываю: директор Петергофского Биол. и-тута проф. В.Догель. Ленинград 17/ IX 41”.
Найденный документ позволяет, на мой взгляд, не только уточнить, какие произведения искусства хранились к осени 1941 года во дворце Лейхтенбергских (и рядом с ним), но и достаточно уверенно сказать – к сожалению, в земле Сергиевки нет специально спрятанных в начале войны скульптур. Как и огромное количество других культурных и художественных ценностей пригородов Ленинграда, большая часть коллекции имения Сергиевка погибла в огне Великой войны. 
С. И. Фокин,
д. б.н., ведущий научный сотрудник БиНИИ СПбГУ
Фото
|
