№ 13-14 (3637-3438), 5 мая 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	кафедра

Язык – это лучшее,
что нам дала Природа

Давным-давно, вернувшись в город с армейской службы и начав учиться на филологическом факультете, я ощутил настоятельную потребность найти работу. Что-нибудь сутки через трое, чтобы не отвлекаться от занятий. Искал недолго. Я зашел на завод, рядом с домом, где жил мой друг, и прямо в проходной познакомился с Иваном Ивановичем Поцелуйко, начальником охраны. Ивану Ивановичу в то время требовались люди. Сначала он было отказал (тому причиной была, вероятно, моя молодость), но потом, выяснив, что я студент филфака, пригласил в свой кабинетик. Поговорив с ним несколько минут, я вышел оттуда и поехал оформляться на должность, да не простого стрелка вооруженной охраны, а начальника караула. Таким вот доверием и симпатией проникся ко мне Иван Иванович.

Причину я выяснил немного позже. «Я ведь тоже хотел стать лингвистом», – с грустью признался Иван Иванович. Он произносил это слово уважительно: «лингуист». В тридцатые годы он учился в Харьковском институте иностранных языков, но только один год, первый курс. «И какой язык вы учили, Иван Иванович?». «На первом курсе мы учили все языки (слово «языки» он произносил, как Державин, с ударением на втором слоге), потом началась специализация, нас поделили, некоторые стали учить западные, а другие восточные языки». «И какие языки вы решили изучать?» «Я выбрал восточные языки. Но меня по комсомольской путевке забрали на флот». Так и не дали Ивану Ивановичу выучить языки. Двадцать пять лет он отслужил на флоте, до войны, и во время войны, и после войны. Лингвистику же отставной морской офицер продолжал любить всю жизнь большой, чистой, но платонической любовью. Высокий, толстый, с лысой, как биллиардный шар, головою, он всю жизнь стоит у меня перед глазами, Иван Иванович Поцелуйко. Некоторых своих преподавателей я забыл, но его помню, дай Бог ему здоровья, если он жив, и Царствие небесное, если он ушел из этого непростого мира.

Я тоже люблю лингвистику, да все не подворачивался повод признаться в любви к ней. Пока не подоспел нынешний случай: юбилейная конференция «140 лет кафедре общего языкознания», проходившая в СПбГУ 17–19 марта этого года.

Это событие и стало поводом познакомиться и поговорить с заместителем заведующей кафедрой, профессором Татьяной Владимировной ЧЕРНИГОВСКОЙ (заведует кафедрой нынешний ректор СПбГУ, известный лингвист Людмила Алексеевна Вербицкая).

— Как все прошло, Татьяна Владимировна, ведь это была не просто юбилейная конференция?

– Она прошла замечательно. Не рядовая, серьезная, она совмещала два стиля. С одной стороны, она была пышной, торжественной, юбилейной, со всеми причитающимися поздравлениями, но с другой стороны, она была строго научной: со зваными гостями. Мы не как обычно рассылали приглашения, что, дескать, примите участие, кто хочет. Это был другой стиль. Мы приглашали конкретных людей. Были все звезды, в том числе и зарубежные коллеги, но только звезды, с которыми мы очень тесно сотрудничаем. Происходил отбор и по уровню, и по близости интересов. Конференция длилась три дня, с очень плотным графиком работы: с 10 до 19 часов.

У кафедры очень богатая история, она нас держит в положительном напряжении, потому что у нас были очень знаменитые предшественники. Не хочется, чтобы у нас было лишь великолепное прошлое – классики лингвистики. Имена только И.А.Бодуэна де Куртене и Л.В.Щербы чего стоят! На этом фоне следует выглядеть достойно. Л.А.Вербицкая, ее энергия, ее высочайший научный уровень, замечательный характер помогли привлечь на кафедру многих достойных ученых. У нас только профессоров пятнадцать человек. Не все они в штате, часть совмещают профессорскую деятельность с работой в научных институтах, как правило – Российской Академии наук или Европейского университета в Петербурге.

В 1863 г. в новом Уставе Санкт-Петербургского университета появилась кафедра сравнительной грамматики индоевропейских языков, которая в 1884 г. была переименована в кафедру сравнительного языкознания и санскритского языка. С 1917 г. она именуется кафедрой общего и сравнительного языкознания, а в 1932 г., после выделения из нее кафедры фонетики, официально получает нынешнее название – кафедра общего языкознания. В течение семи первых лет кафедра сравнительной грамматики индоевропейских языков оставалась незамещенной, и лишь в конце 1870 г. на ней появился молодой приват-доцент, будущий знаменитый лингвист И.А.Бодуэн де Куртене, который через год уехал за границу. С 1873 по 1890 год кафедру занимал И.П.Минаев, индолог и санскритолог. Собственно лингвистическую ориентацию кафедра обретает в 90-х годах, когда умершего И.П.Минаева сменил С.К.Булич. Но решающим событием, во многом определившим дальнейшую судьбу кафедры, стало возвращение в СПбУ (в 1901 году) И.А.Бодуэна де Куртене. В 1916 г. Бодуэна де Куртене сменил его ученик Л.В.Щерба, еще один классик отечественной лингвистики. По предложению Л.В.Щербы, кафедра получила свое нынешнее название. В 1925 г. на кафедру пришел академик Н.Я.Марр. В 1934 г., после смерти Н.Я.Марра, кафедру возглавил его ученик академик И.И.Мещанинов, лингвист и археолог. С 1943 по 1955 год на посту заведующего кафедрой сменяли друг друга А.И.Рифтин, семитолог, Ю.С.Сорокин, русист, А.А.Холодович, лингвист-теоретик, и уже упомянутый академик И.И.Мещанинов. С 1955 по 1961 год кафедрой заведует Б.А.Ларин, лингвист широкого круга интересов – славист, литуанист, историк русского языка, лексиколог и лексикограф. Б.А.Ларин основал на филологическом факультете межкафедральный словарный кабинет, носящий сегодня его имя. После Б.А.Ларина руководство кафедрой переходит к Ю.С.Маслову, ученику Л.В.Щербы и В.М.Жирмунского, основателю отечественной аспектологической школы, автору учебника «Введение в языкознание», вышедшего первым изданием в 1975 г. и затем многократно переиздававшегося. С 1985 г. кафедрой руководит Л.А.Вербицкая, крупнейший специалист в области общей фонетики и фонологии, орфоэпии и социолингвистики, ректор СПбГУ, вице-президент МАПРЯЛ.

Наша кафедра обеспечивает курсы по общему языкознанию для всех филологов нашего факультета. И не только для филологов. Сейчас стали понимать, что лингвистика нужна не только лингвистам. Мы читаем лекции не только на столь близком нам восточном факультете, но и на философском и ряде других. Меня всегда удивляло, что, например, факультет психологии, где занимаются Человеком, где готовят специалистов, не знающих зачастую главного, того, что отличает человека от всех других существ, населяющих нашу планету, не имел в программе такого курса. Будем надеяться, что это теперь исправится. Но постепенно ситуация меняется. Я читаю курс «Психо- и нейролингвистика» для студентов медицинского факультета. На мои спецкурсы ходят студенты и магистранты биологического факультета. И это – понятно; «нейро», бесспорно, принадлежит их компетенции в неменьшей мере, чем мне (хотя я не только лингвист, но и физиолог), они и без меня это могут узнать, но лингвистический аспект они без меня или моих коллег узнать не смогут. Меж тем все врачи, которые будут лечить нарушения высших психических функций, просто не смогут этого делать без такого рода знаний. И биологи, занимающиеся любыми аспектами высшей нервной деятельности, без таких знаний обойтись не смогут. Нам всем кажется очевидной необходимость введения в учебные планы как минимум всех гуманитарных факультетов хотя бы курса «Введение в лингвистику». Но сама я считаю, что такой курс должны слушать все! Ведь язык – это то, что делает нас людьми, он в значительной мере определяет наше мышление, наши системы ценностей, систему категориального описания мира...

На нашей кафедре есть несколько отделений. Первое – отделение теории языкознания, оно было открыто несколько лет назад по инициативе профессоров В.Б.Касевича и Л.В.Сахарного, и было уже несколько выпусков студентов. Это маленькие группы, по десять-двенадцать человек, которые занимаются не отдельным каким-либо языком, а изучают именно лингвистику, языкознание как отдельную науку. Я им завидую, этим студентам. Я много езжу по миру с лекциями и могу совершенно точно, положа руку на сердце, сказать, что такого образования, какое они получают здесь, больше нигде получить нельзя. Им читают лекции и ведут семинары очень хорошие преподаватели, и очень хорошо составлена программа. Они серьезно учат так называемые мертвые языки, греческий и латынь, учат два-три живых языка и, кроме того, имеют весь набор теоретических дисциплин, которых в другом месте днем с огнем не найдешь. Где, например, можно услышать курс «Языки мира»? И в результате выпускники выходят хорошо подготовленными теоретиками. Поскольку в запасе у них есть практические языки, они могут работать и преподавателями. Выбор довольно широкий.

У нас есть отделение албанистики, единственное в мире, и репутация его в мире очень высока. Албанский язык уникален, он занимает особое место в кругу других языков. Из этого отделения вышло очень много серьезных лингвистов. И третье отделение – новогреческого языка и византийской филологии, тоже совершенно замечательное, с очень высокой репутацией. Греки считают, что наши студенты лучше всех иностранцев знают греческий язык. Профессор Я.Н.Любарский, преподающий на этом отделении византивистику – один из крупнейших византивистов мира..

Мы открыли несколько новых специализаций. Например, специализация, которую я веду, называется психолингвистика. Это три года дополнительных занятий по определенной программе с получением соответствующего сертификата. Кроме этого – специализация этнолингвистика или, как принято говорить на западный манер, антропологическая лингвистика. Кроме того – балтистика, литовский и латышский языки. Мы гордимся тем, что нигде в СНГ подобного отделения не существует. И четвертая специализация открыта только в этом учебном году, усилиями наших профессоров, Л.Г.Герценберга и Н.Н.Казанского. Это – индоевропеистика. Индоевропеистов не готовят нигде. Ими можно стать по совместительству, в качестве хобби, но учебной программы нигде, кроме как у нас, нет. Это очень сложное дело, это штучный товар. Подготовить одного такого специалиста – уже достижение.

Мы поддерживаем очень тесные связи с Институтом лингвистических исследований, и их интерес к нам понятен: им надо откуда-то рекрутировать будущих сотрудников. Они вместе с нами их начинают выращивать с самого начала, и не только индоевропеистов. Вот что радует сегодня: когда мы студентов спрашиваем, чем они собираются заниматься после окончания университета, 80 процентов недоуменно смотрят и говорят: хотим остаться. Решения, где работать и что делать, принимаются после окончания аспирантуры.

Мы участвуем во всех главных отечественных и международных конференциях, наши профессора бывают в крупнейших университетах мира, выступают, читают лекции. Мы принимаем ученых из-за рубежа. Есть несколько договоров по совместной подготовке аспирантов. Сейчас, например, на кафедру придут голландцы из Института лингвистики в составе Университета Утрехта, они сюда ездят третий год читать конденсированные курсы лекций, и сегодня будут читать. Студентам не обязательно ходить, эти лекции не входят в программы, но вы увидите, как много их придёт послушать. Слушать нелегко, читают по-английски. Лекции трудны не только для студентов, для кого угодно трудны. Это генеративная лингвистика хомскианского толка, совершенно особое дело, наука трудная, трудная терминология, но студенты сидят, пишут, вопросы задают. Две наши девочки собираются поступать осенью в аспирантуру к нам и параллельно в Утрехтский университет. У нас существует договор: проучившись там и тут, человек получает две степени, европейскую PhD и нашу кандидатскую. Опыт новый для гуманитариев, физики, химики, математики такую схему с некоторыми странами использовали, но у нас этого не было. Тамошние профессора пишут восторженные письма, что они никогда не встречались с такими студентами, пишут, что для них большая честь читать лекции на нашем отделении. И это не просто вежливость. Я видела разных студентов, в том числе и в самых лучших университетах мира. Наши – настоящая интеллектуальная элита.

Сейчас ситуация сложилась иначе, чем десять лет назад, песочные часы перевернулись. Теперь мы им, западным людям, нужны: им не так просто найти подходящих для серьёзной филологической и лингвистической работы потенциальных аспирантов, у них узкая специализация, а наши выпускники имеют широкую, глубокую и очень разнообразную подготовку. Мы берем в университет тех, кто поступит, у нас нет никакого отдельного приёма или собеседований, и большая часть детей приходит из сильных гимназий – Университетской, Академической, Аничкова лицея, кроме того, в городе есть пять-шесть школ, дающих очень хорошее гуманитарное образование, с латынью, древнегреческим. Поступившие начинают с того, чем мы чуть ли не заканчивали университет, вот в чем дело. Все «сидят» в Интернете, ищут (и находят) себе гранты, залезают в любые библиотеки, переписываются с коллегами... Они по-настоящему включены в серьёзное научное сообщество.

— Мы подошли к тому, о чем мечтал А.И.Доватур...

– Есть и президентские стипендии. Тем, кто выигрывает конкурс, президент оплачивает учебный год в западном университете, это около 20 тысяч долларов. Таких стипендий 20–30 на страну, наши каждый год берут по несколько. Одна наша студентка прошлый год училась в известном университете США, сейчас заканчивает университет и получила несколько предложений оттуда, все оплаченные. И отказала им. Представляете, что вытворяют? Выбирают, не бегают с протянутой рукой! И другие дипломанты, также поучившиеся по президентским стипендиям в очень известных университетах Европы и США, поступают в аспирантуру на нашу кафедру или в Институт лингвистических исследований и будут параллельно преподавать у нас. Так что мы реально готовим себе сильную смену.

— То есть можно сказать, что лингвистика — фундаментальная наука, костяк университета, не нечто, что помогает учить языки, но помогает понять феномен человека?

– Лингвистика попадает в разряд главных наук, ранга физики, химии, философии, математики. Нас отличает от других существ язык, а язык – не только средство коммуникации: такими средствами обладают все, кто химическими, кто движением, цветом... Язык – не только средство коммуникации, хоть и совершенное, но это и средство мышления...

– Я думаю, мы еще вернемся к этому разговору, и не раз. А сейчас я прошу вас, Татьяна Владимировна, скажите или напишите несколько слов о лингвистике как фундаментальной науке, чем она занимается сегодня, на каком она уровне, чего достигла.

Приложение

В 1884 году философ и просветитель Иоганн Готфрид Гердер писал: «Язык – это печать нашего разума, благодаря которой разум обретает видимый облик и передается из поколения в поколение». Язык – это то, что отделяет человека от всех прочих животных, это релевантный признак человека как вида. Он обладает двумя функциями – мышление и коммуникация. Вспомним в связи с этим слова Л.С.Выготского: «Мысль не выражается в слове – мысль совершается в слове». Изучением строения и законов языка, его истории и развития, универсальных и национальных черт и занимается лингвистика.

Сейчас становится очевидно, что без знания основных положений лингвистики неполноценно любое образование, связанное с изучением человека, его деятельности и сознания.

Современная наука мультидисциплинарна. За исключением очень узких сфер, практически все науки нуждаются в сведениях из соседних или даже очень отдалённых областей. Эта интеграция перешагнула даже границу естественных и гуманитарных знаний, не говоря о том, что развитие экспериментальной нейрофизиологии и психологии, антропологии и философии, когнитивной науки и искусственного интеллекта без лингвистики просто невозможно, так как неминуемо влечёт за собой принципиальные ошибки как на этапе продумывания исследования, так и на этапе трактовки результатов как собственно антропологических.

Только человек обладает мозгом, способным обеспечить процессы столь высокой степени сложности, как языковые. Ясно, что в мозгу происходят математические операции, обеспечивающие формирование и хранение неких списков (ментальный лексикон) и правил, по которым с этими списками возможно работать (ментальная грамматика). Язык устроен иерархически и имеет уровни – фонетический, морфологический, лексический, уровень фраз и текста. Насколько нам известно, никакая иная система естественной коммуникации такой структурой не обладает. И уж тем более не приходится говорить о наличии у других видов обитателей нашей планеты синтаксиса – алгоритмов, которые позволяют создавать, принимать и понимать бесконечное количество новых сообщений, в связи с чем принято говорить о продуктивности человеческого языка. Вместо того чтобы для каждого сообщения иметь отдельный «застывший» сигнал (как у животных), человек строит его из конечного набора фонем данного языка, сочетаемых в разных комбинациях. Та же логика справедлива и для более высоких уровней: морфемы из фонем, слова из морфем, фразы из слов, тексты из фраз.

Человек – существо семиотическое, и наш мозг имеет дело с абстрактными категориями, знаками и конвенциональными структурами. Поразительно, как мозг обеспечивает овладение всеми этими сложнейшими процедурами, выработку языковых алгоритмов за кратчайшее время раннего когнитивного онтогенеза: фактически к трем годам, а иногда и раньше, ребёнок накапливает не только огромный словарь, формирующий его ментальный лексикон, но и весь основной инвентарь правил.

Именно человеческий язык сделал возможной столь быструю эволюцию культуры. Опыт, накопленный отдельным индивидуумом, может повлиять на культуру даже одного поколения, тогда как в природе для отбора требуются тысячелетия. Это экспонентное ускорение эволюционного процесса. Только язык и сопутствующие ему виды знаковой грамотности позволили человечеству не терять опыт, накапливаемый индивидуумами и социумом, а хранить его в «выносной памяти» библиотек, архивов, музеев, баз данных...

Язык – это лучшее, что нам дала Природа. Но и самое сложное. Изучать его можно только всем вместе. 

С проф. Т.В.Черниговской беседовал
и материалы докладов конференции использовал
А.Шумилов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков