Санкт-Петербургский университет
    1   2   3   4 - 5   6 - 7 
    8 - 9  10-11 12  С / В
   13-14  15-16  17 С / В
   18  19  20  21  22 - 23
   24 - 25  С / В   26  27
   28 - 29 30 
Напишем письмо? Главная страница
Rambler's Top100 Индекс Цитирования Яndex
№ 10-11 (3632-3633), 2 апреля 2003 года
политическая сцена

Как должны финансироваться
наука и высшее образование?

Куда ж нам плыть? Перспективы развития высшего образования и науки не первый год обсуждаются на страницах нашего журнала. Сегодня мы представляем точку зрения законодателей. О путях финансирования науки и вузов рассказывает депутат Государственной Думы из Петербурга Григорий Алексеевич ТОМЧИН, председатель Комитета Госдумы по экономической политике и предпринимательству:

Г.А.Томчин

Г.А.Томчин

– Вначале я бы рассказал о том, что нужно сделать в сфере финансирования образования и науки. Каков идеальный вариант, на мой взгляд. Что можно сделать реально. А потом – о том, что происходит сейчас.

На начальном этапе нужно разделить финансирование науки и образования. Разделить на две части и рассматривать их отдельно. Лучше даже на три части – высшее образование, среднее образование и наука. Почему нужно делить? Причина простая: потому что у нас в Конституции заложены разные правовые условия для образования среднего и высшего, а финансирование науки надо вначале рассмотреть отдельно. Но позже, по мере развития, финансирование науки и высшего образования может, на мой взгляд, сомкнуться – постараюсь показать, какие тут есть возможности.

Школы

— Начнем мы с вузов или со школ?

– Проще рассматривать по ступенькам, от простого к сложному, снизу вверх. Финансирование среднего образования распадается на две части: текущее финансирование образования ученика и финансирование развития системы среднего образования в целом. А у нас сейчас в бюджете и то, и другое идет в одной строке – поэтому невозможно разобраться и найти концы. Мало того: даже текущее финансирование разбито по уровням бюджета – местный, региональный, федеральный. И практически никто сегодня не представляет, сколько же тратится на обучение одного ученика, на его текущее среднее образование – и сколько же надо тратить?! Особенно этого не знают те, кто принимает решения.

Поэтому разговор идет на «принципиальном» уровне. Обсуждаются зарплата учителей, оплата коммунальных услуг школы, нехватка учебников, пособий, дополнительные горячие завтраки и прочее, и прочее. Все это идет по разным отдельным системам, финансируется по-разному и не складывается в единую цепочку.

Вместе с тем, у нас в Конституции зафиксирована обязанность государства финансировать среднее образование каждого ученика. Просто записано: право на бесплатное обязательное среднее образование. Раз такая обязанность государства есть, посему это значит: из федерального бюджета должны быть отпущены средства на текущее финансирование среднего образования. Зная, сколько тратится на обучение одного ученика и сколько человек будет учиться каждый год (это мы тоже знаем, потому что есть обязанность ученика учиться), мы получаем общую цифру необходимого финансирования. Причем можно получить цифры по каждому региону, даже по каждому муниципалитету. То есть это вопрос счетный. В текущее финансирование должны войти: зарплата учителей, оплата коммунальных услуг школы, обеспечение жизнедеятельности школы и так далее. Все это необходимо для выдачи ученику знаний в виде образовательного стандарта (не сверхзнаний, не чего-то необычного, только образовательный стандарт). Поэтому, на мой взгляд, можно утвердить на текущий год сумму на одного ученика.

— Но ведь школы-то все разные. А вы предлагаете вывести какую-то среднюю цифру...

– Да, иногда идет разговор о том, что эту цифру нужно корректировать, исходя из условий обучения. Например, спрашивают: а как быть с учениками малых сельских школ? С учениками с физическими или умственными недостатками? Но это не имеет никакого отношения к текущему образованию ученика, о котором говорится в Конституции. Это должно идти некими поправками (к текущему финансированию) для специальных видов образования – за счет других статей бюджета. Если есть глухие, или слепые, или слабые дети, инвалиды, то они должны идти по разделу социальной помощи. Если это маленькая сельская школа – то это поддержка малонаселенных территорий, если национальное село – то это поддержка национальных территорий. А текущее образование ученика по всей стране должно быть одинаково. Зная, сколько у нас учеников в этом году, мы можем делать защищенную строку федерального бюджета «Текущее среднее образование».

Далее: это текущее финансирование можно пускать не через РОНО, не через регионы, не через муниципалитеты, а через ученика! То есть вы или я, как родители, мы выбираем любую аккредитованную школу, приводим ребенка (если старший школьник, то приходит сам) и заключаем со школой договор о том, что мой ребенок будет там учиться три месяца, полгода или год. Директор школы составляет общий список учеников, сдает договоры в казначейство – и на всех учеников получает финансирование из федерального бюджета, прямым казначейским исполнением. И уже исходя из этой суммы, директор строит свою школьную программу. Таким образом, школа полностью избавляется от всех невыплат, а родители избавляются от жалоб директора: дескать, мало денег пришло из РОНО... Если родители согласны нести дополнительные затраты на развитие своего ребенка, это можно сделать – в дополнение к основной, государственной части финансирования. Они доплачивают, сколько требуется, сколько было заранее объявлено школой. Но это идет добровольно: захотел – пришел в такую школу, не захотел – у него есть возможность выбрать другую школу, где доплат нет.

И тогда, когда Государственная Дума, потом Совет Федерации, а затем президент подписывают Закон о бюджете (а до этого его вносит правительство), то они все читают цифру: сколько они предложили на одного ученика в год. И там учтены и плата за электричество, за воду, за тепло, и зарплата учителей, все это учтено и все это исполняется – потому что казначейское исполнение бюджета наиболее надежно. И самое главное: деньги по дороге не разворовываются и не передаются в другие статьи. Текущее образование идет отдельной строкой бюджета, и развитие образования – отдельной строкой.

— Как же тогда финансировать развитие образования?

– А развития образования будет идти, исходя из возможностей страны или региона. Хочет губернатор достроить бассейн – достраивает, хочет построить новые школы с садами, компьютерами, оранжереями или автодромом – строит. Хочет страна организовать новые суперсовременные школы – она это делает. Но финансируется эта деятельность по другой статье бюджета. Все, что нужно для развития системы образования – как готовить учителей, какие новые программы создавать, где строить школы или лицеи – все это тоже должно делаться, если страна заботится о своем развитии. Но главное, она должна выдать то, что положено по Конституции, создать необходимую базу... Такие проекты готовы, о них все время говорит Минэкономразвития, это так называемый «образовательный кредит» в среднем образовании. И я думаю, что все-таки на каком-то этапе мы сможем это сделать. Мы просто обречены на эти реформы...

Вузы

— А с высшим образованием как быть?

– В высшем образовании тоже должен быть единый государственный заказ. И когда создавалась система единого экзамена (я, правда, не очень понимаю, как у нас в стране этот ЕГЭ внедрить), то ситуация была примерно такая. Проводится единый экзамен, и все абитуриенты выстраиваются по рейтингу, набранному в ЕГЭ. Чем выше рейтинг, тем больше у тебя выбора. И объявляется некая «бесплатная составляющая», то есть сколько студентов государство может обучить в данном году бесплатно. И тоже – прежде рассчитывается, сколько на каждого студента нужно денег. И вот те, кто выиграли единый государственный экзамен, набрали необходимое количество баллов, получают тот же самый «образовательный кредит».

— Но государство заинтересовано в том, чтобы учить студентов?

– Да, государство заинтересовано в том, чтобы обучить столько-то человек. Их отбирают путем единого экзамена. А дальше человек сам определяется и выбирает вуз. Так создается конкуренция вузов. Предположим, Санкт-Петербургский государственный университет выбрало 5 000 человек – из тех, кто прошел ЕГЭ и кто учится за счет государства. Тогда университет может еще 20 % студентов взять на платной основе. Если записалось 5 000 человек – то 1 000 платных, а если в вуз записалось 100 человек – только 20 платных. Тогда мы создаем систему образования, не зависящую от имущественного ценза, от состояния родителей. А с другой стороны, если кто-то хочет учиться за деньги, он может это сделать.

— Эти нормы-то существуют – про 20% и тому подобное. Но они же не работают... Потому что бюджетного финансирования вузу не хватает, и он вынужден жить за счет коммерческих студентов и прочих внебюджетных средств.

– Эти нормы не работают потому что: а) у нас нет единого экзамена, б) мы не определили свободу по результатам этого экзамена, и в) мы не пускаем деньги через студента. Потому что мы опять отдаем деньги вузу... И сегодня вуз живет за счет студентов. Потому что сначала мы должны дать ему деньги – через студентов – на их обучение. Ректор должен быть уверен, что если у него хороший вуз (хороший – значит, его выбрали 1000 человек, или 5 тысяч, или 10 тысяч желающих учиться здесь), то ему придет определенная сумма от государства на обучение этой тысячи человек (или десяти тысяч). А сегодня такой уверенности у ректоров нет – потому что пока государство дает деньги вузу, исходя из того, сколько оно может отпустить на образование.

А чтобы эта новая система стала работать, нужно вначале определить, сколько денег необходимо на одного студента. Можем мы это определить? С помощью Союза ректоров, ученых, преподавателей... Это первое. Второе: определяется, сколько у страны сегодня денег. И наконец, третье: делим – и получаем ту часть студентов, которую государство может содержать сегодня.

Наука

— Предположим, что все это мы сделали. Но для развития вузов и, тем более, науки этого пока недостаточно, верно ведь?

– Согласен. Это только первая часть нашего подхода – и она все равно мала для развития вузовского образования. Теперь мы переходим ко второй части, куда более спорной...

Что у нас получилось с наукой? Первое: государство себе забирает результаты интеллектуального труда ученых и платит за это несоразмерно тому эффекту, который есть. Дело в том, что результат интеллектуального труда, если он даже сделан на государственные деньги, – это еще не развитие науки, это еще не использование интеллекта. Здесь государство сидит, как собака на сене: оно заказало научному институту не интеллект, а отчет – ученые написали отчет (изобрели что-то). И теперь кому-то нужно вложить значительную сумму, на два-три порядка больше того, что уже затрачено – для того, чтобы это изобретение, этот интеллектуальный продукт стал работать. Но государство говорит: «Это мое!», поэтому сам ученый не может ничего себе найти, он ходит к государству и «выбивает» бюджетное финансирование. И при этом продолжает создавать интеллектуальную собственность за нищенскую зарплату. В принципе, будущая наука должна питаться за счет дивидендов из прошлого. Если, допустим, я что-то изобрел и это внедрили, то я начинаю работать дальше, над решением следующей научной проблемы, получая дивиденды с того, что уже изобрел... Развивая эту систему, государство иногда корректирует, подпитывает какие-то направления.

Поэтому сейчас мы работаем над системой защиты интеллектуальной собственности. В ней мы определим позицию, при которой в любом случае, кто бы ни финансировал, собственность принадлежит прежде всего исполнителю – коллективу ученых или отдельному ученому. И он ее может вложить вместе с любым финансирующим органом, с тем, кто добивается развития науки – кроме государства. Потому что государство здесь как бы монополист. Это, на мой взгляд, сдвинет вперед финансирование науки – причем сделает его адресным. Тот, кто что-то полезное изобретает, тот, кто работает на благо общества или отдельных групп, того и будут финансировать.

Но этого, я считаю, мало – исходя из того, что мы должны переходить от сырьевой страны к стране с высокоразвитыми технологиями. Повышение общего финансирования науки необходимо сделать – и это, видимо, будет сделано в ближайшие годы. Но для нас важно не только наращивание финансирования, но и его эффективность. Поэтому государство должно финансировать науку по системе, схожей с предоставлением грантов. Это когда государство дает деньги на фундаментальную науку, но не забирает результат. Оно имеет право ограничить использование результатов в целях национальной безопасности, еще, может быть, имеет право на какую-то долю дохода – но результат оно забирать не должно! Так сегодня должна финансироваться наука, чтобы мы перешли к стране с высокими технологиями.

Наука для вузов, вузы для науки

— Простите, Григорий Алексеевич, мы с вами углубились в финансирование науки и отошли от вузов...

– А дальше есть идея – помните, я вам обещал сомкнуть науку с высшим образованием? Собственно говоря, это не наша идея – надо просто посмотреть на весь мир и вспомнить, что у нас было раньше. Сегодня очень много финансирования идет через Академию наук, через отраслевые государственные институты. На мой взгляд, это все разрушает научные школы. А в разных странах финансирование науки идет через университеты. Тогда мы предлагаем тем ученым, которые создают школы, под имя которых можно получить финансирование, которые знают, что они что-то могут сделать, – мы предлагаем им вернуться в вузы. Вернуть в вузы накопленную современную технику, создать именно там научные школы, чтобы студенты, еще обучаясь, уже участвовали в создании высоких технологий. Если мы скажем в федеральном бюджете, что все финансирование фундаментальной науки, все финансирование научных исследований, которое делается из госбюджета, идет только вузам – и все, кто хочет их получать, может это сделать только через вуз, фактически работая в нем, тогда мы резко повысим качество высшего образования, финансирование высшего образования и финансирование науки.

Но с этим вопросом ситуация сегодня неоднозначная. Если все то, что я вам говорил до этой идеи, уже существует в разработках, и сторонников этих реформ гораздо больше, чем противников, то с последней идеей – вопрос очень спорный.

— А разработки чьи? Вы ведь говорите не только о себе: «Мы разработали...» Мы – это кто? Комитет по экономической политике и предпринимательству — или?...

– Я отношу себя к группе реформаторов. Эти идеи бродят уже давно. Они делались в Стратегическом центре Грефа, они делаются в Минэкономразвитии, до этого они были в Минимуществе, во фракции «Выбор России» (в которой я состоял), они записаны в программе «Союза правых сил» (членом федерального политсовета которого я являюсь), некоторые из этих идей есть в программах «Единой России», они существуют в разработках Гайдара... Научную часть мы делаем и с А.В.Шишловым (председатель Комитета Госдумы по образованию и науке – ред.), и с Академией наук. Образовательную часть тоже делаем с А.В.Шишловым и с Комитетом по бюджету. Эти идеи в большой степени проработки.

А вот последний вопрос – финансирование науки через вузы – в проработках пока не существует. Не могу сказать, что это моя идея, не могу ее себе присвоить, поскольку она существует во всем мире – уже не как идея, а как практика. Так финансируется весь мир, вся Европа и Америка, а самое главное: так финансировалась и наука в России на заре века – это был «золотой век» нашей науки, я считаю, с 1880 по 1914 год. Тогда и наша российская наука, и петербургская наука в частности были на передовых позициях в мире! Тогда наука у нас финансировалась через вузы. Не могу назвать себя автором этой идеи, но могу сказать, что я – агитатор за нее, чуть ли не единственный. Можно ли так сделать сейчас – не знаю. Лучше ли будет сейчас – мне кажется, что лучше...

Сегодня и завтра

— Вы рассказали, как должно быть, с вашей точки зрения. А что происходит? Как наука и образование финансируются сейчас?

– Сейчас происходит борьба за наращивание общих сумм в федеральном, местном и региональном бюджете. И на следующий год – то же самое. Правда, вопросы интеллектуальной собственности, видимо, будут решены к 2004 году. Потому что весь комплект законопроектов готов и в разной степени принятия. Этим занимается, в основном, Комитет по экономической политике и Комитет по образованию и немного Комитет по культуре.

Вопрос финансирования среднего образования, скорее всего, решится в 2004 году – то есть вступит в силу с 2005 года. Вопрос о реформе финансирования высшей школы – несколько позже, на мой взгляд. А пока мы будем добиваться увеличения общих сумм финансирования, потому что надо повышать – чтобы, с учетом того, что разворовывается, все же ученым и преподавателям доставалось побольше...

Есть еще одна важная деталь – жилищно-коммунальная реформа, реформа тарифов естественных монополий, которая очень серьезно влияет на финансирование науки, школ и вузов. Здесь законодатели уже добились очень важного результата: теперь

(с 1 января 2004 года) тарифы естественных монополий будут меняться всего один раз в год, и эти изменения будут закладываться в бюджет. Есть законодательный запрет на изменения тарифов в течение года.

Почему у нас возникает множество проблем: холодно в школах, электричество отключают или зарплаты не хватает? Потому что все финансы государство потратило на эти тарифы, которые растут, как на дрожжах. В бюджет закладываются одни тарифы, но время идет, тарифы растут, платить все равно надо, и большие суммы из других статей бюджета, незапланированные, уходят на погашение тарифов – поэтому возникает диспропорция. Так вот, на сегодня этот важный вопрос решен. Все увеличения тарифов будут заложены в бюджет. Таким образом, все платежи, которые государство делает естественным монополиям, будут заранее известны. Мы будем знать эти расходы по образовательным учреждениям (школам, вузам) – и их можно будет заранее планировать. Это существенно поможет в расчетах стоимости обучения одного школьника и одного студента, с которых мы начинали разговор... 

Вопросы задавал
Евгений Голубев

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков