До XV века церковное искусство более-менее следовало одной традиции. Потом в Западной Европе наступила эпоха Возрождения, а Восточная Римская империя – Византия – пала под натиском турок. Еще в XVI веке создают свои шедевры иконописцы критской школы, поскольку Крит только в 1669 году был захвачен турками, но затем – к концу XVI века – вырождается и ее традиция. Запад тогда определял облик европейской христианской культуры. Даже в работах самого выдающегося представителя критской школы – Феофана (XVI в.) – можно отметить западные влияния. Более отчетливо они выражены у его современника Франко Кастелано. Влияние Западного христианства переходит в прямое отречение от своей духовной традиции в произведениях критского же художника, работавшего в Испании, Доминика Теотокопулоса (1541–1614), известного как Эль Греко (El Greco). Византийской иконописной традиции наследовала Русская Православная церковь. В художественном смысле это достаточно самостоятельная традиция. Придя на Русь вместе с крещением, иконопись в России была главным изобразительным жанром на протяжении тысячелетия. Первые русские церкви, конечно, расписывали греки. До XIII века Русь питается от византийских источников: греческие мастера-изографы работают на Руси и обучают своему искусству русских учеников, что ясно заметно в ранних памятниках. Нам кажется, что расцвет собственно русской иконы начался с Феофана Грека (ок.1320 – после 1405 до 1415). Грек – это прозвище (как и Эль Греко), мирского имени этого человека мы, наверное, никогда не узнаем. Он приехал в 60-х годах ХIV века из Византии, где им было расписано сорок каменных церквей в Константинополе, Халкидоне и Галате. Работая в Москве, Феофан имел двух очень талантливых учеников и коллег: Андрей Рублева (1360-е – 1427 или 1430) и Даниила Черного (около 1360–1430) – они-то и положили начало собственно русской иконописи, как мы понимаем ее сегодня. Русские развили, обогатили и создали свои неповторимые школы иконописи. Среди более древних русских икон различают разные виды писем: новгородские, псковские, ростово-суздальские, северные и другие. Над ними, в конце концов, возобладала так называемая «московская школа», известнейшими представителями которой и являются преподобный Андрей Рублев, Дионисий (около 1440 – после 1503) и др. Иконы этого периода отличаются богатством и гармонией чистых тонов, подобно византийским иконам XII века. Расцвет русской иконописи длится до начала ХVI в. Затем икона почти утрачивает характерные признаки византийского письма: символизм, обращенность к духовному миру. Под влиянием гражданских реформ пришла внешняя нарядность, многосложность, композиционная перегруженность, отказ от традиции, восходящей к византийской, в пользу западных влияний (так называемое «фряжское письмо») и, как следствие, упадок. К началу ХX века икона значительно обмирщается, утрачивает столь характерный для византийского стиля символизм. О красоте и символизмеКрасота иконы – это весьма философский вопрос. Эстетически иконописец следует всем законам красоты. Каждая линия должна быть прекрасна. Цвета должны быть прекрасны. Композиция иконы должна быть прекраснач. Говоря абстрактно, а мы говорим абстрактно, в иконе все должно быть красивым. Она должна быть эстетически прекрасной и при этом еще быть «правильной». Потому что красота привлекает нас не только к божественному, священному. Хотя и к этому тоже. Почему бы и нет? Каноны церкви требуют, чтобы фигуры на иконах были одеты согласно своему статусу. Казалось бы, каждый художник имеет право исполнить это облачение в соответствии со своими взглядами, так, как он считает правильным и красивым. Но если саккос (риза) слишком узкий или слишком большой, хорошо ли это? Нет. Облачение должно соответствовать фигуре. Потому что так на нее приятнее смотреть. Она должна быть красивой, ибо ее функция привлечь благоговейное внимание. Даже для неверующих икона должна быть привлекательна, потому что Бог хочет, чтобы и неверующие уверовали. И они должны уверовать. Именно через икону православие утверждает себя как зримо-явственную истину. Об украшении храмов иконами хорошо написал ученик Иоанна Златоуста Св.Нил Синайский (V в.): «Пусть рука превосходнейшего живописца наполнит храм изображениями Ветхого и Нового Завета, дабы те, кто не знает грамоты и не может читать Божественных Писаний, рассматривая живописные изображения, приводили себе на память мужественные подвиги искренне послуживших Христу Богу». Бог един, но люди разныеВ православной изографии большое место уделено канону. По меткому определению С.Булгакова, канон «есть вид церковного предания». В принципе каждая национальная ветвь Церкви, каждая иконографическая школа имеют свой канон. Это графические схемы и словесные описания лучших образцов икон – высочайших творений духовного искусства, созданных под влиянием Божественного откровения. Но это вовсе не что-то совершенно неизменяемое. Развитие иконографического канона связано с движением духовной жизни Церкви и общества. Скажем больше: возможность новых духовных откровений и впредь будет определять создание новых канонических образцов.
С иконы признанного мастера снимается прорись (рисунок, контур), и эта прорись дается ученикам, чтобы они учились и писали иконы. Пока ученик не стал мастером, отойти от прорисей нельзя. Ученики всегда должны следовать работам учителей, копировать их. Работы канадских изографов нельзя назвать «русскими», поскольку они, скорее, следуют византийскому стилю, или, как его иногда называют, «греческому». Феофан Критский (XVII в.), Пансолинос (македонская школа XIV в.) – вот некоторые образцы. Но канадские изографы живут в многонациональном мире, где тесно переплелись ветви разных культур. Поэтому и им приходится проявлять определенную гибкость: работать, следуя традиции той национальной или культурной общины, храм которой предстоит расписать. Выбор манеры письма определяется заказчиком. Если это греческий храм, то следует придерживаться более строгих византийских канонов. Если же это русский собор, то за образцы берутся иконы московской школы XV–XVII веков. Для того чтобы полнее следовать какой-либо традиции, необходимо и технику, и материалы использовать традиционные. А это не всегда возможно, не говоря уже об удобстве. Вот пример: владыка Даниил, архитектор православного собора в Вашингтоне. Россия, XVII век – его хобби, его образ жизни. Это как мания. Он и выглядит гением не от мира сего, как Леонардо да Винчи на известном портрете: большая голова и огромная копна длинных перепутанных волос. Он окружил себя вещами XVII века. Если он берет обеденную ложку, то и она – XVII века. Если ему в руки попадается кисть с пластмассовой ручкой, он говорит: «Это пластик. Нет, это нельзя. Должно быть дерево». Он изготовил копию русской пушки XVII века. Для того чтобы сделать ее, он изготовил русские инструменты XVII века. Владыка справедливо полагает, что если мастер хочет сделать что-то имеющее древний вид, то он должен работать древними инструментами. Есть другие технические трудности. Например, американский архитектор, привлеченный к строительству храма, думает только о правильном размещении системы автоматического пожаротушения и воздуховодов кондиционера. А до того, что стены эти предстоит расписывать, ему и дела мало. Построить монолитный храм из камня и бетона – на века – очень дорого. Не каждая община может себе такое позволить. А здания, возведенные по дешевым технологиям, недолговечны, нуждаются в регулярных ремонтах и обновлениях. Поэтому часто росписи приходится делать на съемных панелях, чтобы их можно было убирать на время ремонта. Приходится решать и более трудные проблемы. Например, когда заказчик просит написать то, что православный изограф не может и не должен писать ни как художник, работающий в русле православной церковной иконографии, ни просто как православный верующий человек. Изографы пишут лики только тех святых, которые признаны в православной церкви. В византийской иконографии давно выработаны правила, как писать лик того или иного святого. Есть книги, справочники, и даже если канадским иконописцам заказывают икону святого, образцов лика которого они никогда не видели, можно открыть такой справочник и узнать, как следует такой лик писать. Есть свои условности и система символов, возникшие еще в раннехристианских общинах. Например: Христос и его ученики всегда изображаются в тогах. Может быть, в земной своей жизни они никогда не надевали тогу, но это символ: тога – одежда философа; три звезды на одежде Богоматери символизируют ее чистоту и непорочность; и так далее… Святой Петр всегда изображается с седой короткой бородой. У него также седые усы и короткие волосы. Иначе верующие просто не смогут его узнать. А вот лики… Лики всегда индивидуальны и, вместе с тем, ни на кого конкретно не похожи. Лик зависит от мастерства и вкуса художника. Однако следует подчеркнуть: икона это не портрет. Никто никогда не станет утверждать, что действительно Святой Петр так выглядел. Иконописный лик намеренно создается обобщенным до символа. Искусство иконописи призвано являть догматы христианства в сюжете и в символическом языке иконы. «Запад есть Запад, Западное церковное искусство основано на традициях искусства Возрождения. Поэтому корень различия западной и византийской иконографических традиций лежит в перевороте, который совершила в искусстве эта эпоха.
Как представляется, различие между живописью Возрождения и византийской – это всепронизывающий символизм последней. Возрождение пробует обмануть зрителя реализмом. Мастера Возрождения пробуют показать нам «дырку», через которую видна действительность. Картина – это как бы своего рода кусочек реального мира. Даже когда пишут картину на религиозную тему, зрителю постоянно напоминают о реальности всего изображенного. Живопись Возрождения – это сечение, срез действительности. Напротив, византийская иконопись дает возможность увидеть то, что должно быть видимо. Все что нужно – и ничего более. Это всеобъемлющее философско-символическое отображение христианского духовного опыта. И если на иконе Божией Матери золотой нимб, то это так положено по канону, и никто не пытается убедить зрителя в том, что художник так видит, так чувствует. Таким образом, внимание зрителя и его мысли сосредоточены на «прототипе», на сюжете, на смысле изображенного. Живописные приемы и символы помогают понять, увидеть внутренним взором то, что невозможно увидеть глазами. В одном случае показывают образ, оболочку, а в другом – внутреннюю сущность. Вот, пожалуй, основное различие. Есть, однако, и другие отличия. Например, изображение Бога как человека. Главная идея Возрождения – гуманизм – мужчина и женщина есть центр всего. Сын Божий, конечно, является и Сыном Человеческим тоже. Но в христианском мировоззрении человек – не есть центр всего. Центр всего – то, что не может быть ведомо, что является в религиозном опыте, Бог. Так что центр всего – вне человека. Поэтому в византийской традиции недопустимо воплощать образ Бога в формах обычного человеческого тела, как это есть, например, у Микеланджело. Возрождение делает акцент на физической природе вещей. Христос же, как нам представляется, являет духовную природу вещей. Поэтому духовная живопись в стиле Возрождения изобилует внешним, показным блеском и мишурой, множеством несущественных деталей. Художник пробует создать рецепт понимания духовной сущности через физическую природу. Иконы мастеров Возрождения пробуют учить, пользуясь образами реальных носа, глаз, рта, ушей. Но посмотрите, на православных иконах тоже есть нос, глаза, рот... только обобщенные. Они изображены так, чтобы не выражать никаких особенностей, чтобы взгляд не задерживался на них, а шел внутрь, потому что это философская живопись. Искусство Возрождения заставляет зрителя поверить, что изображенное – действительность. Хотя каждый знает, что холст – плоский, а изображение на нем не есть реальность. Художник создает образ иногда настолько реалистическим, что кажется, его можно коснуться. Поэтому такая христианская живопись выглядит странно. Корни церковной живописи греко-римские, но они стилизованы, и, поскольку живопись развивается, идет вперед, живописцы используют те приемы, которые для них более удобны, те, которые они уже знают, и добираются до гедонистического стиля. И они делают этот стиль стилем христианской живописи. * * * Икона – это не иллюстрация к повествованиям Священного Писания, а одна из форм откровения. Иначе говоря, икона – это богословие, выраженное не словесно, а образно. В графических образах и символах она отображает духовную сущность, Божественную истину, делает ее доступной созерцанию и разумению. Иными словами, икона учит нас тому же, чему учит нас Церковь, но говорит языком графики и символов. Икона – чистый символ, вполне материальный, чтобы созерцать, чтобы коснуться его. Все искусства символические, но в византийской изографии символизм подчеркнут. Нет никаких попыток обмануть зрителя и заставить его думать о реализме. Запись беседы, © Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков |