№ 22 (3745), 30 ноября 2006 года
главная | оглавление | <... | ...>	культура

В состоянии катастрофы

Сохранению культурного наследия в чрезвычайных ситуациях была посвящена специальная секция VI международной научно-практической конференции «Рериховское наследие», прошедшей в октябре в университете. Специалисты комитетов по науке и высшей школе, культуре, охране памятников обсуждали ситуацию с музейщиками, сотрудниками университета и независимыми экспертами. Об итогах дискуссии мы поговорили с директором Музея-института семьи Рерихов, руководителем Рериховского центра СПбГУ Алексеем Анатольевичем Бондаренко.

Участники конференции “Рериховское наследие” в Петровском зале

— Алексей Анатольевич, организуя конференцию, какой смысл вы вкладывали в понятие «чрезвычайная ситуация»?

— Мы намеренно выбрали такое название секции. С одной стороны, законодательство четко определяет чрезвычайную ситуацию: это пожары, наводнения и так далее. Однако любой человек, который имеет отношение к образованию, науке, часто толкует это понятие расширительно. Как сказали бы специалисты-философы, участвовавшие в работе нашей конференции, культурное наследие исчезает всегда, по определению. Сегодня же из-за невозможности приостановить катастрофический ход этих процессов сложилась по-настоящему чрезвычайная ситуация. Если пользоваться словами профессора факультета философии и политологии Константина Семеновича Пигрова, катастрофа — это состояние вторжения в жизнь, в привычный ход вещей Иного, переживаемое как ужас. Для понимания и преодоления катастрофы требуется ответ по типу творческого акта, акта инновации, возвышение над ситуацией, которое позволяет понять, что происходит, и адекватно на это реагировать. Именно это необходимо сегодня нашей культуре.

— Каковы основные проблемы?

— Одна из самых острых — правовая необеспеченность охраны культурного наследия. Мария Александровна Александрова, представитель юридического факультета, обратила наше внимание на то, что сфера применения советского закона об охране памятников была гораздо шире действующего сегодня закона об охране объектов культурного наследия. В сферу действия нынешнего закона, по сути дела, попадают только недвижимые объекты и те движимые культурные ценности, которые, как сказано в этом документе, «связаны с этими объектами». Что это значит, по-настоящему никто не понимает. Например, музей может находиться в старинном здании, но не считаться, формально говоря, объектом культурного наследия.

Сергей Сергеевич Ширин с факультета международных отношений рассказал о Пакте Рериха — первом международном договоре об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников (1935 г.) и проблемах его актуализации в наши дни. Проект этого документа был предложен Николаем Рерихом в конце 20-х годов прошлого века, а французские юристы Георгий Шклявер и Жофр де Ла Прадель стали авторами текста. Международный договор об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников был подписан в Вашингтоне в 1935 году странами западного полушария. Разумеется, ни Советский Союз, ни фашистская Германия, а в результате и остальная Европа, его не подписали. Пакт Рериха вместе с Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 годов лег в основу международной системы сохранения культурного наследия и был закреплен глобальной Гаагской конвенцией 1954 года. Однако, как совершенно справедливо подметил С.С. Ширин, Пакт Рериха 1935 года был подготовлен в эпоху развития индустриальной цивилизации. Появление информационного общества и возникновение новых объектов культурного наследия информационного характера, а также новых опасностей и вызовов требует переосмысления этого исключительного по своей важности договора и, возможно, подготовки нового международного документа, который учитывает новые реалии.

— Какую именно защиту культурного наследия предполагает закон?

— Согласно старому закону, государство было обязано финансировать или участвовать в финансировании содержания и реставрации объектов культурного наследия — вне зависимости от их принадлежности, даже если бы это были негосударственные объекты. Сегодня это далеко не так. Например, разумные меры в сфере упорядочения бюджетных отношений порой превращаются в самоцель, переставая служить обществу, его благу, его будущему. В течение последних 2-3 лет на высоком уровне обсуждается проект превращения государственных учреждений культуры в автономные учреждения. Музеи, которые получат этот статус, лишатся большей части государственного финансирования в обмен на право вести самостоятельную финансовую деятельность. Те же учреждения, которые останутся в статусе госучреждений, должны будут лишиться вообще какой-либо самостоятельности. Это отобьет у них всякие стимулы самостоятельно искать дополнительные источники развития. А ведь такое уже было в нашей истории, когда райкомы управляли севом и уборкой урожая. Сегодня большинство музеев едва сводят концы с концами. К счастью, есть исключения. Например, Музей четырех соборов, объединяющий Исаакиевский, Сампсониевский, Смольный соборы и Спас-на-Крови, практически ни копейки не получает от города. Вместе с тем, он настолько популярен у туристов, что может себе позволить самостоятельно проводить значительную долю реставрационных работ или решать масштабные задачи своего развития. И хорошо, что ему не мешают работать. Пока не мешают. Против упомянутой законодательной инициативы консолидированно выступает Союз музеев России. Как вы знаете, аналогичные проекты по изъятию самостоятельно заработанных средств сейчас разрабатываются в сфере образования, науки, медицины. Ни к чему хорошему это не приведет. Это тупик.

— Ситуация недофинансирования по сути — это же чрезвычайная ситуация. Она попадает в разряд катастроф?

— Да, безусловно. Хотя законодательно это не определено. Главное же, что убивается таким отношением — это человеческое достоинство работников культуры в широком её понимании. А ведь они сами по себе — наивысшая культурная ценность общества, попечение о котором является главной заботой государства.

— На что реально нужны финансы в области сохранения памятников культуры?

— Я вернусь к выступлению профессора Пигрова. Для того чтобы преодолеть катастрофу, нужно выйти на некий надуровень, а для этого — осознать проблему, проговорить ее, пережить внутренне. Деньги нужны не только на восстановление памятников, особняков, которые давно разрушаются, реставрацию музейных коллекций, создание современных систем безопасности, но и на создание некоторой системы профилактических и защитных мер. Нашим фондом разработана Программа социально-ответственного сотрудничества и партнёрства, сокращённо «СОС», направленная на решение некоторых острых проблем в сфере защиты культурного достояния нашего региона. Мы привлекаем негосударственные организации, частных лиц к решению этих задач. Сегодня провозглашается приоритет частно-государственного партнерства. Но для того чтобы о нем говорить серьезно, а не на уровне PR-акций отдельных крупных компаний, нужно распространять идеологию благого сотрудничества. Это же профилактика чрезвычайных ситуаций. Необходимо создание сообществ по решению отдельных проблем, внутри которых возникнет общее понимание проблемы, нужно поддерживать инициативные группы. Они в регионе есть. К сожалению, в нашем обществе сложилось предубеждение, что организации некоммерческого сектора только и делают, что ищут гранты и готовы заниматься чем попало, лишь бы их заявки были поддержаны. Далеко не всегда это справедливо. Конечно, государство сталкивается с такого рода проблемами. Но если некоторые западные фонды, преследуя свои интересы, финансируют решение своих задач через российские некоммерческие организации, то почему бы России и российским организациям не действовать аналогично? Хотя бы на своей территории? Проблему нужно решать системно и на государственном уровне.

— Почему сегодня этого системного подхода нет? Государство не чувствует потребности в поддержке культуры? Нет понимания того, зачем это делать?

— Похоже, что так. Государство не чувствует такой потребности.

— Тогда как бы вы сами ответили на вопрос: зачем поддерживать культуру? Что культура дает обществу?

— На мой взгляд, культура — это то пространство, в котором только и возможна какая-либо социальная жизнь. Культура дает тот воздух, которым эта социальность дышит. Лет пятьдесят назад вопросы экологии тоже не стояли так остро. Но когда дышать стало трудно, об этом стали задумываться. Возникли профильные государственные учреждения, Министерство по природным ресурсам, появились уважаемые негосударственные организации и фонды защиты природного наследия. В сфере культуры нужно действовать не менее активно. Ситуация по-настоящему кризисная сложилась уже сегодня. К сожалению, наша государственная система построена таким образом, что она очень глуха. Причина этой глухоты — тот чиновничий фильтр, который блокирует все начинания сверху и снизу, видя в них лишь возможность получить очередной откат. Вот и получается: пока гром не грянет, никто не перекрестится. Грянул гром в Эрмитаже, вынесли ценности! Но зачем же охаивать великий музей, его руководство и сотрудников за то, что защита там якобы низкого уровня? А где средства, которые государство должно было на это выделять? Не стоит ли вспомнить, сколько долгих и мучительных лет строилось фондохранилище Эрмитажа в Старой Деревне. Сейчас начали заниматься национальными проектами, а культуру забыли. По каким причинам? Может быть, потому что долго не находили общего языка министерство со своим федеральным агентством? Может, еще почему? В этих условиях Союз музеев предлагает еще один национальный проект — безопасность культурного наследия. Нет другой возможности привлечь внимание к проблеме — давайте так, через национальный проект и констатацию чрезвычайной ситуации. Лишь бы система начала реально действовать.

— Таким образом, сегодняшняя ситуация в культуре — проявление системного кризиса. Отсутствие заботы государства об этой сфере оборачивается кризисными явлениями в обществе. Например, сейчас много говорят о засилии чуждой культуры, потере русскими национальной идентичности. Это звенья одной цепи?

— Потеря национальной идентичности — прямое следствие того, что государство в должной мере не занимается культурой, не стимулирует эту важнейшую сферу и не даёт по-настоящему это делать другим (я имею в виду давнюю историю о принятии закона о благотворительности). Культура — это то пространство, которое позволяет нам чувствовать себя по-иному. В самые трудные времена Россия искала и находила спасение именно в пространстве своей культуры, здесь она восстанавливала силы и возвращалась к жизни. Отсутствие заботы об окружающей нас культурной среде может привести к тому, что в критический момент нам просто некуда будет уйти на время. Культура — по определению дотационная область. Но в ответ на вложения в нее она дает несоизмеримо больше. Сейчас Россия восстанавливает силы, но для этого ей надо дышать. А дышать нечем. Та глобализация, которая сегодня происходит как экспорт ценностей определенного рода — как правило, чуждых для России и большей части остального мира, — действует как сокращающий механизм культуры России и других стран. Хотя от самой глобализации все равно не уйти. Я думаю, что тот же Рерих не был бы противником глобализации, но глобализации иной, основанной на приоритете культуры, которую он называл душой народов. Кстати, именно о такой глобализации идёт речь в Декларации ЮНЕСКО 2001 года о культурном разнообразии. Николай Константинович одновременно был российским патриотом и гражданином мира, открытым разным культурам. Он оказался способным пропустить через себя такие разные культурные традиции, вместил огромное разнообразие человеческой культуры.

— Сокращается ли сегодня количество людей, способных воспринимать культуру и нуждающихся в ней? Как много их осталось?

— Не так мало. Думаю, большинство. Регулярно бывая в Тверской, Новгородской областях, Карелии и других районах Северо-Запада и центра России, мы видим, что за пределами Петербурга и Москвы чрезвычайная ситуация — это обыденность: деревня попросту спивается. Но ещё стоит школа и стоит библиотека. И восстанавливается разрушенная церковь. Людям это понятно. Это – отдушина, это – надежда. Многие жители провинции очень восприимчивы к вопросам культуры и духовности. Надо только достучаться. А для этого надо дать возможность действовать тем, кто заниматься этим хочет. Потому что это наше население, правда же? Какими ценностями мы располагаем? Недвижимыми материально-культурными объектами и людьми. Ничего другого не дано. Еще только природа, которая от людей и зависит. Почему Индия сейчас так резко пошла вперед? Потому что прошедшие тысячелетия не вытравили у людей самоуважения. Самый последний нищий исполнен самоуважения. Он осознает себя человеком, частью великой Индии. У нас, что ли, по-другому? Нельзя унижать людей. Нельзя относится равнодушно к тому, что люди вокруг тебя унижены. А вернуть людям личное достоинство способна только культура.  

Беседовал Игорь Макаров

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков