Санкт-Петербургский университет
   1   2   С/В   3   4   
   6   С/В  7-8  9  10-11
   12-13  14 - 15  16  17
   18  19  20  21  22  23
   C/B   24  25 26 27 
ПОИСК
На сайте
В Яndex
Напишем письмо? Главная страница
Rambler's Top100 Индекс Цитирования Яndex
№ 19 (3742), 16 октября 2006 года

Сто миллионов пробирок
или один автоклав

Известно, что в рамках национального проекта «Образование» между 17 лучшими вузами страны было разделено 10 миллиардов рублей. Министерство образования и науки готовится объявить о начале нового конкурса, фонд которого будет вдвое больше прежнего, а вузы-победители уже реализуют заявленные проекты.

И.А.Дементьев

И.А.Дементьев

Санкт-Петербургский университет получил одну из самых крупных субсидий. Большие деньги – большие хлопоты. Об этом и о перспективах развития академического образования в целом корреспондент «СПбУ» беседует с проректором по учебной работе Ильей Александровичем Дементьевым.

– Говорить обо всех 29 проектах, заявленных на конкурс, было бы слишком долго. Какие проекты оказались самыми затратными и, наоборот, самыми малобюджетными?

– Общая картина такова. Мы получили государственную субсидию – деньги, которые мы можем и должны использовать на развитие своих образовательных программ. Общий объем – 970 миллионов рублей на два года. Более того, к этим деньгам мы должны добавить собственное финансирование – почти в 50-процентном объеме от этой субсидии.

– Итого, 530 миллионов рублей из собственных средств?

– Да, причем не обязательно рублей, это может быть оборудование, которое нам поставляют наши партнеры, или услуги, которые мы от них получаем.

Университетский проект представляет из себя совокупность 29 проектов, созданных на факультетах. Говорить о том, что есть проекты дорогие или дешевые, сложно. Есть проекты, которые объективно стоят много денег, есть проекты, которые стоят меньше. Если говорить о крупнобюджетных проектах, то они связаны с покупкой дорогостоящего оборудования. Вы знаете, что в течение долгих лет у университета не было государственной поддержки для ликвидации дыр в этой области. Теперь, когда средства есть, новое оборудование получат, например, медицинский, физический и биолого-почвенный факультеты. Это проекты, которые действительно предполагают большие траты. Это не значит, что мы сто миллионов рублей распыляем на сто миллионов пробирок, мы тратим их на один дорогостоящий прибор. Это правильно, это реальный шанс сделать скачок в развитии материально-технической базы. Есть проекты, связанные с модернизацией научно-методического обеспечения, с повышением квалификации преподавателей. Они, конечно, обойдутся дешевле. Но в целом разброс «цен», объемов бюджета невелик и колеблется в среднем от 20 до 100 миллионов рублей. Чтобы один проект отличался от другого в десятки раз – такого нет.

Деньги уже расходуются. В этом есть сложность, потому что мы их поздно получили. А за короткое время потратить большое количество денег сложно – несмотря на то, что бытует мнение, будто любую крупную сумму можно спустить за три минуты, только бы дали. Мы находимся в рамках федерального законодательства, конкурсных процедур, а их соблюдение требует времени. Действуют правила о тратах свыше 60 тысяч, свыше 200 тысяч и прочее.

– Каким образом осуществляется контроль за расходованием средств?

– Есть контроль, который осуществляет государство – всероссийский оператор национальных проектов, которому подконтрольны все участники проекта. Они контролируют нас путем еженедельной отчетности – и содержательной, и финансовой. Есть контроль целевой, который осуществляет Росфиннадзор, прокуратура и прочие органы, которым положено нас контролировать. В этом случае контроль производится в конце года на основании тех документов, которые у нас к тому времени должны быть. Естественно, в дополнение к государственному контролю существует система внутреннего контроля. Потому что гораздо проще подготовиться к проверке, урегулировав все сложности заранее, чем находиться в состоянии непонимания, что именно будут проверять, как и когда. Хочу сказать, что с контролем ситуация сложная, но понятная. Вложив такие большие деньги, государство хочет, чтобы не было нарушений и деньги расходовались целевым образом. Мы находимся на стороне государства. Я к этому отношусь спокойно – контроль нужен, и меры этого контроля определяются не нами.

– Что реально решают деньги, вложенные в образование, в университет?

– Это необходимое условие развития университета, но абсолютно недостаточное. Невозможно представить себе, что мы вложим деньги в неизвестную структуру без известных предпосылок и получим результат. Поэтому любой университет, наш в частности, готов к тому, чтобы тратить деньги. Должно быть четкое понимание того, на что они необходимы в первую очередь, и что за этим последует. Мы, например, когда готовились к участию в конкурсе – да и сейчас тоже – прежде чем определить, на что пойдут средства, готовили обоснования, образовательные программы, обеспечение. И только после того, как все убедились, что вложенные деньги будут работать, а купленные приборы не будут стоять в углу без дела, приступили к реализации. Система предварительного отбора существует, и она достаточно жесткая. Понятно, что не все наши коллеги привыкли в такой системе жить, но приходится учиться. Деньги – недостаточное условие. Но без них никак.

– Образование становится элементом престижа, как автомобиль, квартира и прочие материальные блага. Не приведет ли такое отношение к вырождению идеи образования, к простому получению «корочек»?

– Я хочу задать встречный вопрос – а что вы видите в качестве идеи образования, в качестве его конечной цели?

– Высшее образование – это только первый этап на пути формирования специалиста, по сути, образование должно продолжаться всю жизнь, а «корочка» в этом деле – не главный показатель результата.

– Может быть, пример с автомобилем, который вы привели, имеет иное значение. Его можно развить так: недостаточно просто иметь деньги и купить автомобиль. Надо уметь грамотно им пользоваться, водить, разбираться в его устройстве, понимать его возможности. Пока, к сожалению, имеет место продажа дипломов в переходе метро. Но диплома недостаточно. Ты с этой «корочкой» придешь к работодателю, и он рано или поздно поймет, владеешь ты навыками или нет, сумеешь ли ты решить его задачи и стоишь ли ты тех денег, которые он тебе платит. Проблема откроется. До вырождения идеи, я думаю, не дойдет. Изменится отношение общества к образованию. И не только со стороны тех, кто собирается учиться, но и тех, кто получает продукт, который производит университет.

Сейчас многие работодатели все еще обращают внимание на то, чья печать стоит на государственном дипломе. Это правильно, но недостаточно. Надо еще уметь разбираться в том, что в дипломе написано. Отклонения всегда были и будут. Но в целом образование по-другому будет позиционироваться в обществе, восприниматься не как банальный этап, «поступил-закончил», а как нечто, что послужит инструментом в дальнейшей жизни.

– Старейшие классические университеты в Европе и США считаются престижными, но абитуриенты туда не очень рвутся. Они предпочитают вузы, заточенные под практическую деятельность. Сорбонна и Йельский университет испытывают на себе влияние этой тенденции. Застрахованы ли от такой судьбы старейшие вузы нашей страны – СПбГУ и МГУ, и что нужно делать, чтобы этого избежать?

– Вряд ли застрахованы, но мне кажется, ситуация должна быть рассмотрена с другой точки зрения. Ведь человек, выбирая вуз, в который он будет поступать, вряд ли априори способен решить, чем классический, старейший университет и молодой, близкий к производству вуз кардинально отличаются. В зависимости от того, как человек видит свою дальнейшую жизнь, в том числе рабочую, он будет выбирать и вуз, и образовательную программу. И наверняка есть варианты, когда надо пройти именно через классический университет для дальнейшего гармоничного развития карьеры. Есть варианты, когда классический университет не может удовлетворить запросы абитуриента. То есть, проблема не в том, классический вуз или не классический. Главное, какие именно услуги предоставляет университет сейчас, сколько надо времени на то, чтобы достичь результатов, и куда потом реально с этим можно пойти работать. Это очень сложный выбор, он не так прост, как вы его сформулировали. Больше того, престиж университета и спрос на его услуги сложно коррелируют друг с другом. Абитуриентов может прийти немного – но это будут люди определенного склада, а может прийти много абитуриентов – и совершенно иначе настроенных. Другого уровня подготовки, с другими целями. Скажем, конкурс в наш университет за последние годы, если брать в «среднем по больнице», колеблется где-то на уровне трех человек на место, 3,4, если в десятых долях человека можно мерить. Точнее будет сказать: 34 человека на 10 мест. А в то же время конкурс на актерские специальности превышает 20 человек на место. Говорит это о престиже вуза?

– Скорее, о социальных стереотипах.

– Вот и ответ.

– Последний вопрос: новые методики работы со студентами. В частности, то, чего так давно ждали, ведя разговоры о необходимости института кураторов – индивидуальная работа со студентами. Внедряется ли что-то подобное на практике?

– Есть движение в этом направлении. Сказать, что есть окончательный результат, нельзя. И вряд ли он будет завтра или в ближайшее время. Но понимание того, что туда надо двигаться, есть. Традиционные формы общения себя не исчерпали, но они не предоставляют всей широты вариаций студентам и преподавателям. Возникнет, в конце концов, некоторый симбиоз. Конечно, нужны индивидуальные консультации, нужна, как это модно сейчас говорить, асинхронная работа в Интернете. Конечно, преподаватель должен тратить на это время. Но сначала он должен уметь тратить на это время, понимать, что это за технологии, что они могут добавить к традиционным университетским технологиям, не отвергая их совсем. Невозможно представить себе, что не будет лекций, когда студенты видят, как преподаватель себя ведет, как реагирует на «внешние раздражения» – в дополнение той информации, системы, которую он закладывает в свои лекции. Это тоже воспитание выпускника. Без этого университетское образование представить себе невозможно, как и без семинаров, домашней работы, без библиотеки, индивидуальных консультаций. Студенты и раньше после лекций обращались с вопросами, и разговор перетекал в буфет, в лабораторию и так далее.

Преподаватели в первую очередь должны разобраться, каковы эти новые технологии и чем они могут им помочь. И научиться. На это нужно время. Изменение структуры преподавательской деятельности, в частности, введение новых технологий, совершенно точно означает увеличение нагрузки на преподавателя. Раз потребуется больше времени, значит, его надо уметь тратить экономно и рационально. Во-вторых, студенты тоже должны научиться кое-что делать. Надо уметь проходить индивидуальную консультацию – не просто сидеть, как на лекции, и слушать, а задавать вопросы, формулировать проблему. Вот когда все научатся – тогда наступит эра новых образовательных технологий. А пока мы ищем точки роста. Есть преподаватели, которые прошли по этому пути дальше, есть те, кто только начинает, есть те, кому это кажется неинтересным и неправильным – налицо разброс мнений, как и в любом обществе. Но большинство понимает, что это надо делать.  

Венера Галеева
Фото Сергея Ушакова

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков