|
|
|
№ 18 (3741), 29 сентября 2006
|
 |
|
образование
|
|
|
«Числом поболее,
ценою подешевле…»
Сначала несколько слов по поводу заметки профессора Б.И.Липского. Если отвлечься от ужасов английской интеллектуальной жизни полувековой давности, описанных им со слов Ч.Сноу, то по существу этой заметки мне хотелось бы сделать одно возражение. Проф. Б.И.Липский, как и многие его коллеги-философы, с тревогой пишет о возможных тяжких последствиях разлучения аспирантов с курсом истории и философии науки: «Не приведет ли это к определенной “стандартизации” мышления молодого ученого, к снижению уровня его ориентации в сложных неожиданных ситуациях, к утрате способности принимать “нестандартные” решения в ситуациях уникально-неповторимых?»
На мой взгляд, когда молодой ученый не способен ориентироваться в нестандартных ситуациях, то курс истории и философии науки (особенно в том виде, как он ныне преподается) уже не поможет. Тут не к Канту претензии, а к маме с папой. Чтобы Кант или Мамардашвили помогли молодому специалисту ориентироваться «в уникально-неповторимых ситуациях», надо, чтобы в голове у того (то есть у аспиранта или соискателя) уже была кое-какая предустановленная гармония, то есть профессиональные знания, природные способности и определенный уровень культуры, в том числе и философской.
Следует, на мой взгляд, различать две проблемы: 1) уровень, качество, объем и так далее преподавания философии в вузах и 2) организация учебного процесса.
Нам заявляют – это не тот курс, который читают студентам, то есть не общий курс философии, но нечто особое, нечто из области высших созерцаний – история и философия науки. Студентам его не читают, этой чести удостоены только аспиранты, то есть лучшие из лучших. Согласен, курс действительно новый. Но кто его будет читать? Курс-то новый, а кадры старые и в большинстве своем (как показывает практика моего общения со слушателями на соответствующих курсах повышения квалификации) к чтению этого курса совершенно не готовые (редкие исключения только подтверждают правило). Более того, многие – очень многие! – из слушателей и не собираются сколь-либо заметно расширять свой кругозор, и их можно понять – большинству из них лучше не рисковать. Здоровье дороже.
Хуже того, те учебники, которые сейчас изданы по этому курсу, в большинстве своем ниже всякой критики. Во-первых, поражает историко-научное невежество (даже дремучесть) большинства авторов. Во-вторых, избежать исторических и фактологических ошибок авторам удается, только превращая изложение в подобие телефонного справочника с переписанными из энциклопедий данными и безликими констатациями (я, конечно, понимаю, что большинство этих авторов на иностранных языках «не размовляют», но и следов знакомства с лучшими отечественными работами по истории науки не просматривается). В-третьих, не менее впечатляюща естественнонаучная серость авторов. И это неслучайно. Подавляющее большинство отечественных философов науки изучают не реальную современную науку (они к этому просто не готовы) и даже, в силу историко-научной некомпетентности, не историю науки, а некий ими же придуманный образ науки, где высшим достижением современной естественнонаучной мысли оказывается синергетика, то есть натурфилософия XX века. Я не буду останавливаться на этом специально, отсылая читателя к журналу «Природа», № 3 за 2006 г. и к указанной там литературе.
И когда физики, химики и представители других естественных наук выступают против введения нового аспирантского экзамена, они в действительности, как мне представляется, реагируют именно на низкое качество преподавания истории и философии науки. Здесь уместно привести слова известного философа проф. В.Н.Поруса: “В связи с изменением программы кандидатского минимума философские кафедры готовятся к участию в курсах по истории и философии науки. Каким оно будет, можно только предполагать, учитывая, что настоящих специалистов по этому предмету слишком мало, и они не скоро появятся, если появятся вообще. Можно предположить также, что неизбежная профанация этих курсов приведет к дальнейшей дискредитации философии как вузовской дисциплины” (Вестник РФО, № 2, 2004). Споры же о том, является ли философия «царицей наук» или «наука сама себе философия», в данном контексте вторичны. Не в том дело. Если нет снарядов, то все остальные причины бездействия пушек уже не важны. Как говорил Р. Шуман, «у немых нельзя научиться говорить».
Я уверен, что полемика носила бы куда более вялый характер, если б историю и философию науки читали специалисты уровня В.Н.Поруса и М.А.Розова, А.В.Ахутина и П.П.Гайденко, Э.Ф.Караваева и Э.И.Колчинского (этот недлинный список можно продолжить, пока еще можно!), люди, наделенные большой эрудицией, самостоятельно и оригинально мыслящие, пусть даже они и не сильны в теории струн и в суперсимметриях, им и без того есть что сказать. Но процентов 80 получателей государственного сертификата на право преподавания нового предмета (а передо мной за последнее время на наспех сляпанных министерских курсах и вне их прошли сотни претендентов), мягко говоря, совсем другие люди. И дело не только в отсутствии ясных представлений о современном естествознании. Бог с ним. Всего не выучишь. Однако большинство из них и о философии-то (их «родной» специальности) имеют представления на уровне полувековой давности. Мне часто приходится слышать от философов сентенции типа: «Я М.Фуко не читал и читать не буду!», «Блюменберг? А это кто такой? А его переводили на русский? – Нет, не переводили, тогда трудно сказать…», «И вы хотите, чтобы мы (философы) учились у историков науки, да мы их на порог не пустим» и так далее, и тому подобное. И все это я слышал не от «обществоведов» ремеслухи (простите, технического колледжа) где-то в Скотопригоньевске, а от представителей философских кафедр обеих столиц.
Теперь главное – что делать? В первую очередь, пользуясь тем, что пока еще не все профессионалы-историки и философы науки уехали за рубеж или просто вымерли, следует подготовить пособие по этому new deal ВАКа. Поскольку заставить большинство преподавателей, посвященных в таинства научного коммунизма, но полагающих, что астрологи в XVI в. «работали в плохо приспособленных помещениях», а отцом эмпирического метода был Бернар Палисси, заняться мало-мальски серьезно историей и философией науки – вещь совершенно нереальная, им, заложникам свежих ветров образовательных перемен, просто надо, грубо говоря, дать с чего списать и «по чему» рассказывать. ( Я процитировал университетское – увы, нашего университета – пособие по истории и методологии науки, вышедшее под редакцией Б.И.Липского и призванное, как я уловил из его заметки, воспрепятствовать «снижению уровня его (молодого ученого. – И. Д.) ориентации в сложных неожиданных ситуациях».
Далее, очень желательно для повышения культурного уровня (я говорю в первую очередь об историко-научной культуре) тех, кто по сугубо экзистенциальным причинам вынужден повышать культурный уровень нашей будущей научной и преподавательской элиты, готовя ее к «уникально-неповторимым» ситуациям, коими изобилует наше богоспасаемое Отечество, разовое интеллектуальное вспомоществование в виде сборника (или двух) переводов лучших и полезнейших для целей и задач обсуждаемого курса работ (возможно, присовокупив и кое-что из отечественных опусов). Вкупе с хрестоматией по философии науки, подготовленной и изданной недавно проф. Л.А.Микешиной, это будет полезным минимальным полуфабрикатом, из которого можно будет приготовить по крайней мере не очень дурно пахнущее интеллектуальное варево. Подчеркиваю, предлагаемое мною – не панацея, это скорее из категории «сделать хоть что-то».
А что касается болезни прагматизма, то тут я согласен с профессором Б.И.Липским: лечить надо. Вопрос только – когда, какими лекарствами и кто доктором будет. 
И.С.Дмитриев,
директор Музея Д.И.Менделеева
|
