Санкт-Петербургский университет
   1   2   С/В   3   4   
   6   С/В  7-8  9  10-11
   12-13  14 - 15  16  17
   18  19  20  21  22  23
   C/B   24  25 26 27 
ПОИСК
На сайте
В Яndex
Напишем письмо? Главная страница
Rambler's Top100 Индекс Цитирования Яndex
№ 18 (3741), 29 сентября 2006
наука

Семиотика в университетах
как знак современности

Чем больше информации вокруг нас, тем решительнее мы от нее защищаемся. А как иначе объяснить возникновение «клипового сознания» и нежелание студентов иметь дело с книгами? Не расслабленностью же ума, в самом деле. Отсюда и поверхностность средств массовой информации, и желание прагматиков сократить учебные программы гуманитарного цикла, напрямую не относящиеся к специальности. При этом мало кто знает, что философия прагматизма появилась на свет в результате недоразумения – невнимательного прочтения трудов одного американского философа…

Сергей Викторович ЧЕБАНОВ

Сергей Викторович ЧЕБАНОВ

А проблему можно решить по принципу «клин клином вышибают» – вместо сокращения курсов ввести дисциплину, которая исследует средства передачи информации и свойства знаковых систем, потому что сегодня, в эру информационных технологий, любой из нас может сказать о любом объекте: это знак! При этом эти слова прозвучат не репликой времен суеверного средневековья, но констатацией факта современности.

На вопросы корреспондента «СПбУ» отвечает Сергей Викторович ЧЕБАНОВ, доктор филологических наук, профессор Балтийского государственного технического университета им. Д.Ф.Устинова (Военмеха) и Центра переподготовки и повышения квалификации научно-педагогических кадров по филологии и лингвострановедению филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, член исполнительного совета Международной ассоциации семиотических исследований и Международного общества Я.фон Икскюля, член редакционного совета международного «Журнала биосемиотики». Автор пяти книг и более 200 публикаций.

– Основателями современной семиотики считаются Чарлз Сандерс Пирс и Фердинанд де Соссюр. Первый более известен как основоположник философии прагматизма, второй – как языковед. А современная семиотика имеет косвенное отношение и к Пирсу, и к Соссюру. Дело в том, что Пирса интересовали сугубо философские вопросы, и то, что в дальнейшем получило название «семиотика», излагается как его философская система, так что непонятно, как можно предмет семиотики отделить от философской концепции. Пирс проработал тридцать лет в Береговой службе США и сотрудничал с университетами США, затем работал в университетах. Все годы он печатал свои работы (зачастую имевшие эскизный характер, в большой мере запутанные и сложные) в различных изданиях. Их семиотическое содержание было представлено общественности в 1930-е гг. американским семиотиком и последователем Ч.Пирса Чарльзом Моррисом. Однако в результате этого представления семиотические идеи Пирса были изъяты из контекста его философии. Поэтому в известном смысле Пирс до сих пор не прочитан. Поэтому не случайно, что в июле этого года на шестой встрече по биосемиотике в Зальцбурге одной из тем специальных обсуждений был вопрос о том, как вообще изучать труды Пирса, с учетом их многообразия, обилия, а часто и незавершенности. Поэтому получается, что из контекста его работ извлекается какая-нибудь идея и преподносится как нечто самостоятельное. Например, он в своих работах выводит понятие прагматики и прагматизма, а американские философы, не замечая целого в его рассуждениях, вытаскивают учение о прагматике, и оно оказывается самостоятельной философской школой – прагматизмом. Прагматика – это маленький кусочек из его системы, а прагматизм оказывается философией, определяющей лицо США.

Полное прочтение Пирса в более-менее семиотическом контексте началось только в середине 90-х. Суть в том, что он рассматривает отношения между любыми предметами как знаковые отношения в любом случае, если один предмет может обозначать другой предмет. Стул может рассматриваться как знак человека, который на этом стуле сидел. Такие отношения могут образовываться как угодно и носят чисто ситуативный характер. Поэтому оказывается, что семиотические отношения абсолютно универсальны, а семиотика – абсолютно универсальная дисциплина. Дальше Пирс вводит типологию знаков. Такие знаки, как «табуретка – как знак человека, который на ней сидел», для него не очень-то интересны. Помимо таких знаков-индексов он выделяет иконические знаки, когда речь идет об уподоблении означающего означающему, и знаки-символы, примерно в том смысле, в каком их понимают в математике. Такими символами оказываются у Пирса и слова естественного языка. Таким образом, оказывается, что семиотика заявляет себя как всеобъемлющий взгляд на мир. Эта точка зрения еще более радикально и последовательно развивается в нашей стране Ильей Игоревичем Докучаевым, который рассматривает семиотические отношения как универсальные. С этой точки зрения семиотика ничем не отличается от онтологии. На мой взгляд, такой подход имеет право на существование, но он не очень интересен, потому что, будучи универсальным, не позволяет уловить никакой специфики определенного сегмента реальности.

– Обо всем и ни о чем…

– Да. А «о чем» получается за счет того, что на общую концепцию знака накладываются дополнительные ограничения и получаются содержательные построения. Такова ситуация с семиотикой Чарлза Пирса. Поскольку речь идет о большом массиве текстов Пирса, можно говорить о том, что они не прочитаны, а то, что есть – это набор взглядов разных интерпретаторов Пирса, которые имеют к его семиотике более или менее косвенное отношение. Последние 10 лет семиотики пытаются выяснить, какова степень этой косвенности.

– С чем связан такой интерес? С переходом к информационному обществу?

– Да, конечно. Но это отдельный, весьма длинный разговор. Существует довольно точная метафора: компьютер – это семиотическая машина, появление которой является в настоящее время венцом эволюции техники.

Вторая семиотическая школа – школа Фердинанда де Соссюра. Ее отношение к Соссюру еще более запутанное. Дело в том, что Соссюр на эту тему ничего вообще не написал. В 1907-1911 гг. он прочитал три курса лекций, на которые записались в общей сложности 29 человек (посещало, видимо, меньшее число). В 1913 г., через год после смерти Соссюра, Ш.Балли и А.Сеше решили реконструировать прочитанный курс, для чего были использованы конспекты одиннадцати слушателей и черновые записи Соссюра (два полных конспекта были обнаружены в 1930-е гг.). И концы с концами в изданном в

1916 г. тексте не сходятся никак, но он стал тем, что, тем не менее, называется, соссюровской семиотикой, которая стала потом основой франкоязычной семиотики как самостоятельного направления мировой семиотики. В соссюровской семиотике важно различение в знаке двух составляющих – плана содержания и плана выражения.

Это положение для всей семиотики Соссюра является основополагающим. А дальше начинаются интерпретации. Соответственно соссюровская семиотика называется билатералистической – с рассмотрением двух планов, в то время как пирсовская семиотика называется унилатералистической, потому что в ней знак понимается только как имеющий некоторый план выражения, без рассмотрения семантики, плана содержания.

– Получается, если говорить о билатералистической семиотике, что семантика – часть семиотики.

– Если говорить о текстах Пирса и «Курсе общей лингвистики», приписываемом Соссюру, то они непосредственно этого не обсуждают. Но позже возникает вопрос о семантике как структурной части семиотики. Продолжатель пирсовской традиции Чарльз Моррис в первой трети ХХ века формулирует представление о структуре семиотики. Он говорит, что семиотика включает в себя три аспекта – семантику, синтактику и прагматику. Тем самым у Морриса впервые в явном виде начинаются разговоры о связи семиотики и семантики. В конспектах Соссюра как структурная единица семиологии семантика не выделяется. Соссюр вообще не говорит о семиотике, он говорит о семиологии.

– Можно ли говорить, что семантика и семиотика развивались независимо, но имеют в виду одно и то же?

– Нет. Все школы современной семиотики занимаются семантикой, но каждая по-своему. Однако рассмотрение семантики в семиотике и лингвистике отличается от рассмотрения семантики в психологии или философии. Отличие прежде всего в том, что в случае семиотики рассматриваются план выражения и план содержания, и единицы выражения некоторым образом разграфляют семантическое поле – получается сетка, наброшенная на непрерывное семантическое поле, выделяющая некоторые области. А в семантике не лингво-семиотической такого деления поля нет.

– С помощью каких методов происходят эмпирические исследования в семиотике?

– Эмпирические данные получают так же, как в лингвистике или этнографии: прежде чем начать семиотическое исследование, должно быть выдвинуто допущение о том, что мы имеем дело с семиотическим объектом. Семиотика хорошо проявила себя в этом смысле в начале ХХ века, когда в США была разработана программа систематического описания языков индейцев, которых великое множество. Языки индейцев формальными методами можно описывать только исходя из положения, что это такие же языки, как и, например, английский, просто они по-другому устроены. Исходя из того, то у нас есть некоторые планы выражения и содержания, отношения дистрибуции, стало возможным описывать методами формальной лингвистики устройство этих языков. Это и было сделано.

Если говорить о биосемиотике, то проблема та же самая: начиная с 20-х годов было понятно, что в хромосомах есть какие-то непонятного назначения нуклеиновые кислоты, и они обладают какими-то важными свойствами. Накапливалось много хитрых данных, о равенстве аденина и гуанина и так далее. Но биологи бились и не могли сообразить, что с этими фактами делать. И тогда физик Гамов, русский по происхождению, работавший за границей, выдвинул гипотезу: а может, это буквы некоего языка? Таким образом формулируется идея генетического кода. Оказывается, что догадаться об этом было сложнее всего. Но после того как эта мысль была сформулирована, стало возможным переосмыслить огромное количество данных. Это привело к тому, что в 1953 году Уотсоном и Криком создается модель ДНК, а после этого появляются и модели работы гена.

– А какие исследования, связанные с семиотикой городской среды, проводились в отношении Петербурга?

– Семиотика Петербурга и семиотика больших городов – это устоявшееся направление семиотики. Один из томов тартуских трудов по знаковым системам специально посвящен семиотике Петербурга, у Лотмана есть большая работа на эту тему. Есть интересная работа Владимира Николаевича Топорова по семиотике Аптекарского острова, опубликованная в 1990-м году. Сейчас у меня в редподготовке есть статьи об аллегорике Петербурга В.Н.Яранцева и о семиотике Дворцовой площади А.М.Буровского. Более того, есть международная ассоциация семиотики пространства, которая занимается семиотикой архитектуры и семиотикой больших городов.

– Тенденция изменения классического облика города с точки зрения семиотики – это разрушение системы или появление новых знаков?

– Семиотика сама по себе на этот вопрос не отвечает. Она может быть полезна для обоснования как одной, так и другой точки зрения. Постольку, поскольку одним из разделов моррисовской семиотики является синтактика, то можно ставить вопрос о том, разрушают ли эти новые здания синтактические отношения или нет. Для этого надо эксплицитно описать эти отношения. Составить формальный синтаксис архитектурного пространства Невского проспекта.

– Это не было сделано?

– Нет, еще не было.

Можно пойти другим путем. Можно описать формальную семантику Невского проспекта и показать, что она теряет смысл, если речь идет о появлении новых зданий.

– Может ли семиотика реально защитить Петербург?

– По большому счету, нет, потому что это инструмент, с помощью которого как сторонники сохранения изначального облика города, так и сторонники модернизации могут защищать свою позицию.

То есть, если говорить о временнЫх отношениях, которые свойственны семантическим объектам, то они на этом и построены – с одной стороны, должна быть высокая степень преемственности, а с другой – хотя бы какие-то изменения. Фердинанд де Соссюр в изложении своих учеников формулирует это как одну из основных антиномий семиотики – антиномию синхронии и диахронии. Это фундаментальное свойство семиотических объектов.

– А какие направления семиотики можно назвать нетрадиционными, находящимися на пике современных исследований?

– Можно назвать две области: семиотика техники и биосемиотика. Семиотика техники – это семиотика технической документации, семиотика патентов и чертежей. Если собрать всю документацию на современный самолет, то она будет весить больше самолета. Это иллюстрация того, сколько там семиотических объектов. А в биосемиотике – огромная область, на которой стоят парфюмерная и пищевая промышленность: запах и вкус как типичные семиотические объекты.

– Книгу Патрика Зюскинда можно считать семиотическим произведением?

– Да, эталонным произведением. Запах и вкус можно считать базовыми онтологическими структурами. В русском языке цвет и звук хорошо отражены, а запах и вкус – нет. В некоторых восточных языках эти сферы разработана гораздо лучше.

– Семиотика как-то заполняет этот пробел?

– Она осознала эту проблему. А на конференции по семиотике запахов один из ведущих специалистов по запахам, Дмитрий Александрович Уголев, сказал, что то, что мы делаем, можно назвать метаодорикой – мета-наукой, занимающейся запахами.

– А каковы практические результаты?

– Ароматерапия. Не надо относиться к ней как к «иглоукалыванию на дому». Есть, конечно, уровень профанации, а есть очень глубокие вещи. Например, проблема запаха и совместимости людей. Совершенно очевидно, что запаховая несовместимость, будучи маркером более глубоких проблем, имеет отношение к бесплодию в браке. Так же запахи могут использоваться в мнемотехнике.

– Почему семиотика как фундаментальная дисциплина нужна в университете именно сегодня?

– Сегодня семиотика находится в той же ситуации, что и физика в 40-х годах. Физики «отбились» от сталинской машины угнетения атомной бомбой. Сейчас у семиотики появилась своя «атомная бомба» – компьютеры и Интернет. Появился класс семиотических технологий. Поэтому семиотика технологически обязательна для широкого круга людей.

– Преподавательское сообщество это не осознает?

– К сожалению, нет.

– Как это можно преодолеть?

– Вообще говоря, кое-что в этой стране делается дальновидно и с пониманием дела. В 1952 году был создан Всероссийский институт научной и технической информации (ВИНИТИ), а в начале

60-х в рамках ВИНИТИ был создан отдел теоретических основ информатики и семиотики. Это было единственное место, где люди официально занимались семиотикой. Технологическое значение семиотики для информационной службы очевидно – работа с массивами данных. А сегодня это касается всех.

– Насколько эта область востребована в мире? Выделяется ли достаточное количество грантов на исследования в области семиотики?

– Годовой оборот Международной ассоциации семиотики весьма значителен. А еще к вопросу о степени востребованности: самая большая площадка семиотики находится в Берлинском техническом университете. Там работают около ста человек. Они брали нового сотрудника. Конкурс был объявлен по всему миру и составил около 1500 человек на место.

– А у нас как реализовано преподавание семиотики?

– На отделении матлингвистики СПбГУ в 80-е годы читался курс семиотики Е.А.Шингаревой. Потом лет 15 семиотики не было. Два года назад я начал читать этот курс.

Отдельной специальности «семиотика» нет, диссертации защищаются по разным направлениям: если это геральдические исследования – по историческим наукам, семиотика языка – по языкознанию. Более-менее общие вопросы попадают в раздел философии, онтологии и гносеологии.

Институализированного научного сообщества семиотиков нет. Нужен журнал, нужно семиотическое общество, исследовательский центр, преподавание семиотики.

Отдел ВИНИТИ в большой мере лишился семиотической составляющей после увольнения еще в советское время Юлия Анатолиевича Шрейдера из-за его католицизма, а единственная советская школа семиотики находилась в Эстонии. Есть непереодический сборник «Семиотика и информатика», более-менее посвященный теме, но он стал выходить очень редко. Академик РАН, член президиума РАН Юрий Сергеевич Степанов прекрасно ориентируется в семиотике, но не очень заинтересован в этом направлении сейчас. Владимир Николаевич Топоров, очень много делавший и очень много сделавший в семиотике, умер. Вячеслав Всеволодович Иванов больше ориентирован на другую работу. Какие-то отдельные книжки время от времени на эту тему выходят, но систематических исследований нет.

– А у вас есть представление о том, как должна выглядеть программа по семиотике для универсантов?

– Да. Общий курс семиотики уже есть. Этот курс трижды был прочитан в университете студентам-лингвистам, в Центре повышения квалификации для преподавателей высшей школы, второй раз я читаю его сейчас в Военмехе.

Если говорить о специальном образовании по семиотике, то в этой программе должен быть блок стандартных дисциплин гуманитарного цикла: философия, лингвистика, культурология, история. Принципиально важным мне кажется тот курс, который называется «концепции современного естествознания». Должен быть достаточно изощренный курс математики…

Вообще к знаковости как таковой может быть несколько совершенно разных подходов. Семиотический подход – заведомо ограниченный. С принципиальной точки зрения важно развивать другую концепцию знаковости – герменевтику. Однако, с практической точки зрения, это делать еще сложнее, чем развивать семиотику. Позиция следующая. В основе семиотики лежит несколько жестких тезисов. План выражения и план содержания с точки зрения семиотики находятся в условных отношениях. Герменевтика исходит из того, что есть сущностные отношения. Семиотика усматривает такие отношения только за пределами прямого значения, в сфере вторичных значений, коннотаций. Кроме того, с точки зрения герменевтики, каждое послание понимается в зависимости от того, кто его воспринимает. И тогда, если стремиться к единому пониманию, надо заботиться не о том, как будет организовано послание, а о том, как будут организованы те, кто будет его воспринимать, то есть, заниматься их образованием, распространять тот или иной набор интерпретационных практик.

Интерпретационные герменевтические практики не могут быть инструментальными, но некоторые их компоненты могут быть инструментализированы. И здесь встает рискованный вопрос о компьютерной герменевтике, тем самым открывая новые возможности для науки.

Любая дисциплина, прежде чем начнет преподаваться, омертвевает. Так и с семиотикой. Сегодня можно говорить об исчерпании программ семиотических исследований. При этом развитие коннотативных семиотик, или семиотик коммуникативных выламывается из традиционной проблематики семиотики. В семиотику перекочевывают различные сюжеты из филологии, герменевтики, причем происходит это все на фоне событий, связанных со становлением новой области знаний – когнитивистики. Складывается и такая область, как прагмалингвистика, которая рассматривает слово как действие, и в ней возрождаются все сюжеты традиционной герменевтики. Но если в герменевтике они упорядочены, то в прагмалигвистике пока все свалено в кучу.

– В каком состоянии сегодня находится семиотика с точки зрения научной организации?

– Скажу о последних событиях, причем в основном в наиболее близкой мне области. В прошлом году в Италии был учрежден международный журнал по биосемиотике, я вошел в редакторский совет. А в июле этого года, благодаря активности работающего в Сингапуре Дона Форева, была учреждена Международная ассоциация по биосемиотике. В итоге упомянутая шестая встреча по биосемиотике была впервые проведена как классическая научная конференция (а не неформальная встреча энтузиастов–- с фиксированной программой, жестким регламентом, опубликованием материалов и так далее.

В октябре возобновляются герменевтические школы в Твери, на которых рассматривается не только филологическая герменевтика, но и биогерменевтика, герменевтика профессиональных видов деятельности и так далее. Георгий Александрович Богин, их основатель, считал, что герменевтическое образование надо начинать чуть ли не в детском саду. Он рассматривал герменевтику как способ сопротивления тоталитаризму.

Об интенсивности событий в биосемиотике скажу следующее. Первая работа по биосемиотике была опубликована в Израиле в 1963 году, вторая - в России в 1971 году, Ю.С.Степановым. А в 1978 году мы провели первую научную конференцию по биосемиотике. Она едва не была сорвана КГБ. Ее труды так и не удалось издать. Она была организована в Тарту, в университете. Вечером накануне конференции поступило распоряжение проректора о том, что все отменяется. Наш друг Томас Тийвель ночью уехал в Таллинн, ночью добился встречи с министром образования Эстонии, и к утру привез бумагу за подписью министра о том, что конференция должна быть проведена. Потом проректор по науке Тартуского университета написал в КГБ по поводу того, что было проведено сионистское сборище, а я писал объяснительную бумагу о том, чем семиотика отличается от сионизма. А сегодня при поддержке декана Военмеха за компьютерами готовится макет сборника этих трудов…  

Беседовала Венера Галеева
Фото Александра Гущина

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков