|
|
|
№ 9 (3732), 4 мая 2006 года
|
 |
|
|
|
|
Цена знаний
Почему
профессор Петербургского университета должен получать
не меньше тысячи долларов
Личное дело каждого
Система оплаты труда в университете довольно простая. Ее логика диктуется единой тарифной сеткой. Вынеся несложные арифметические действия за скобки (смотри врезку), мы приходим к следующим цифрам: профессор СПбГУ в среднем получает около 10, а доцент — порядка 7,5 тысяч рублей.
Все остальное, по словам главы финансово-планового отдела Галины Николаевны Григорьевой, университетским преподавателям приходится зарабатывать. Где и как они это сделают — личное дело каждого. Сегодня университетские профессора имеют всего несколько вариантов приработка — чтение лекций для коммерческих студентов, сотрудничество с другими вузами, борьба за гранты и профессиональный консалтинг. Пока самым «профильным» и массовым видом подработки остается увеличение учебной нагрузки.
|
Наши деньги
Ставка полного профессора, имеющего высший 17 разряд, сегодня составляет 3356,64 рублей. Дополнительно профессор получает 60 % от этой суммы в качестве надбавки за должность и фиксированную доплату 1500 рублей за степень доктора наук. Доцент, кандидат наук, имеет 15 разряд и получает 2903,76 рублей по ставке плюс соответствующую 40 % надбавку и доплату в 900 рублей. Остепененные старший преподаватель и ассистент при тех же доплатах, что у доцента, имеют оклад в 2690,64 и 2317,68 рублей соответственно. Так как Петербургский университет имеет статус национального достояния, итоговая сумма увеличивается в полтора раза. Итого, профессор в среднем получает около 10, доцент — 7,5, старший преподаватель — 7 и ассистент 6,2 тысяч рублей.
(Цифры даны на момент подписания номера в печать.
С 1 мая 2006 г. они могут измениться.) |
|
Главный источник здесь — работа с коммерческими студентами, получающими в университете первое или второе высшее образование. Не секрет, что доходы от платных форм обучения в университете распределены неравномерно. Одни факультеты на рынке образования пользуются большим спросом, чем другие. По словам Г.Н.Григорьевой, в среднем по университету доход профессора от занятий со студентами-платниками (без учета юридического, экономического и факультета менеджмента) сопоставим со второй зарплатой. При этом факультеты тратят на оплату преподавательского труда около 35-40 % от доходов по платным формам обучения. Остальные деньги идут на поддержание материально-технической части, а также отчисляются в централизованный внебюджетный фонд университета (17 %). На эти деньги факультеты переоборудуют аудитории, производят ремонт, покупают компьютеры. И только после этого определяют фонд оплаты труда преподавателей, — говорит Галина Николаевна. Например, в свое время юристы на ученом совете факультета приняли решение не использовать доходы от коммерческого обучения для выплаты зарплат, пока не будет создана нормальная база для учебного процесса.
— Сегодня многие считают, что постоянный рост объемов платных услуг обеспечивает высокий рейтинг вуза, — говорит Г.Н. Григорьева. — А я считаю, что рейтинг вуза не должен от этого зависеть. Если платные формы обучения требуют большого объема работ, а состав квалифицированных преподавателей не расширяется, то оставшимся специалистам приходится работать на износ. У них не хватает времени на то, чтобы совершенствовать свой курс:. Я уже не говорю про научные работы. Откуда им взяться при отсутствии у преподавателя свободного времени? В итоге качество учебного процесса в вузе резко снижается.
По словам Г.Н.Григорьевой, факультеты, которые могут взять дополнительных преподавателей, сегодня все-таки предпочитают доплачивать своим сотрудникам. Если этого не делать, то специалистов попросту переманит рынок. А вот преподавателям факультетов, финансовые возможности которых скромнее, зачастую приходится искать источники заработка самостоятельно. Они начинают работать «на Запад» и, в конце концов, туда уезжают, либо же меняют специальность. Скажем, выпускники естественных факультетов идут работать менеджерами по продажам компьютеров и сразу получают в несколько раз больше. Да, они будут неплохо зарабатывать, будут добывать деньги собственным умом, но физиками или химиками уже вряд ли останутся. Квалификация теряется очень быстро.
Вторая работа
— Сегодня наш профессор получает около 280-300 долларов в месяц. В США и Западной Европе доход их коллег — около 60-70 тысяч долларов в год, — сопоставляет цифры Вячеслав Михайлович Шавшуков, заместитель декана экономического факультета по международным делам. — Нынешний уровень доходов не может обеспечить преподавателю эффективную научную деятельность. Помимо основных компонентов потребительской корзины профессору нужны средства на покупку книг, участие в конференциях. В итоге у человека не остается иного выбора, кроме как искать вторую работу.
Аудиторная нагрузка в университете вроде бы позволяет преподавателю подрабатывать в другом месте без особого «отрыва от производства». Однако для вуза это чревато определенными потерями.
— Если человек работает где-то «грузчиком» — совсем не по профилю — то это, конечно, потеря для университета. То же самое можно сказать, если человек читает лекции в вузах более низкого уровня, — признается декан экономического факультета Иван Петрович Бойко. — Вместо того, чтобы разрабатывать новые курсы, приближать их к практике, преподаватель бегает в поисках заработка. С другой стороны, если человек читает лекции в престижных организациях, где халтурить не принято, то это хорошо. У него появляются новые навыки, он там разрабатывает новые курсы, которые потом переносит в собственные аудитории. С 1996 года на своем спецфаке мы начали такую программу: каждый учебный курс должен был читаться преподавателем по своему учебнику. В итоге у нас почти все курсы стали авторскими. Естественно, вскоре эта практика перешла и на экономический факультет. Если же человек работает по специальности — в нашем случае финансовым директором, главным бухгалтером или финансовым аналитиком где-нибудь в инвестиционной компании — то от этого учебному процессу на факультете прямая польза. Приходя в аудиторию, преподаватель знает, о чем говорит, приводит примеры из реальной экономики. Однако здесь есть тонкий момент. Если тем же финансовым аналитиком работает физик или математик, то, наверное, для его профессиональной деятельности это скорее понижение планки. Поэтому здесь все неоднозначно. Естественники сейчас больше зависят от бюджета. Так исторически сложилось: в свое время все хотели быть юристами и менеджерами. Конечно, в условиях нормально функционирующей экономики специалисты-естественники будут востребованы. Для того, чтобы экономика развивалась, она должна опираться на инновации, внедрение нового. Однако для того чтобы сохранить специалистов, надо сегодня обеспечить им условия для квалифицированного труда. По моему мнению, заработная плата профессора в университете должна составлять не меньше тысячи долларов. Более объективная цифра — пятьдесят тысяч рублей. Если профессор не очень большой сноб, то на такую сумму — по крайней мере, так мне кажется сейчас — вполне сможет и жить, и активно заниматься наукой.
Вячеслав Михайлович Шавшуков мыслит в том же направлении:
— Рабочий день в бизнесе, как правило, ненормированный: люди работают по 10-12 часов. Как работают в университете? Сказать, что преподаватель каждый день находится на рабочем месте, кафедре, по восемь часов, наверное, нельзя. Поэтому у сотрудника вуза есть время для второй работы. Однако причины, по которым люди идут на вторую работу, чаще всего экономические. Если бы снять часть этих причин, то освободившееся время человек смог бы посвятить улучшению своего лекционного курса, разработке методических программ, интенсификации процесса обучения.
Целесообразна ли вторая работа? Если она превращается в ремесленничество, то, наверное, нет. А если заработная плата на основном месте работы достаточна — не менее тысячи долларов — и если преподаватель имеет связь с практикой, то это повышает его уровень как специалиста. Наука должна искать выход в реальную экономику. Это касается не только экономистов, но также, например, физиков, математиков. С другой стороны, есть люди, склонные только к теории. Заставлять их строить мосты между наукой и производством, наверное, неправильно. Такой человек принесет гораздо больше пользы, разрабатывая теоретические модели. Безусловно, здесь нужен индивидуальный подход. А потому таким людям нужно обеспечить нормальные условия для жизни и труда. Еще раз повторю: ежемесячный доход должен составлять не менее тысячи долларов.
Между теорией и практикой
Резкое сокращение расходов государства на высшую школу закономерно должно было привести к падению уровня образовательных услуг. По мнению многих экспертов, сегодня налицо разрыв между требованиями практической жизни и тем образованием, которое дают вузы.
— Коль скоро мы определяем экономику будущего как экономику знаний, то приходим к старому принципу: кадры решают все, — размышляет В.М. Шавшуков. — Государство на Западе вкладывает огромные деньги в инфраструктуру образования. Если вы окажетесь в японском университете, то увидите безумное количество аппаратуры, предназначение которой даже не всегда понятно. Япония ежегодно тратит на инфраструктуру образования 16 тысяч долларов на человека, страны ЕС чуть меньше — 12 тысяч, самые высокие показатели у США — 18-20 тысяч долларов на человека. В России эта цифра составляет 2 тысячи долларов — в 9-10 раз меньше. Отсюда и уровень подготовки в наших вузах. Без современной инфраструктуры подготовить современного специалиста нельзя. Современные технологии образования подразумевают использование мультимедийных средств, работу в малых группах, в команде, компоновку небольших по объему программ, в ходе которых к одному предмету возвращаются несколько раз с разным уровнем проникновения. Освоение этих технологий — трудозатратно, но они дают большой эффект.
По наблюдениям В.М.Шавшукова, сегодня даже преподаватели экономических направлений не всегда знают, как работает реальная экономика. Им известны теоретические принципы — из учебников, зачастую западных, неадаптированных к российским условиям. Единственный выход из ситуации — активное вовлечение университетских сотрудников в практическую деятельность, которая сможет сократить разрыв между теорией и практикой.
— Исторически сложилось так, что вуз отстает от жизни, он более консервативен, — продолжает Вячеслав Михайлович. — Однако наиболее успешные профессора не теряют связи с практикой: они работают не только в вузах, но и консультируют бизнес, вынося из него проблемы и решая их в своих лабораториях или библиотеках. Это оттачивает знания и опыт профессора, которые он потом передает студентам. Возьмем такую ситуацию: люди пришли в университет получать второе высшее образование. Скажем, они пришли из бизнеса, они знают, как он функционирует, но у этих людей не хватает систематических знаний. Естественно, эти студенты хотели бы получить не только абстрактную теорию, но и ключики, которые помогали бы им решать вопросы бизнеса. Для того, чтобы помочь этим людям, преподаватели должны знать эти ключики и замочки. Наука должна учиться работать с практикой. Оценить качество университетских выпускников может только бизнес. В идеале для этого несколько раз в год должны проходить встречи бизнеса и университетов. Какие претензии к бизнесу есть у вузов? Не берете наших специалистов, не даете нам заявки. Бизнес отвечает: вы сами виноваты, не на том уровне готовите студентов.
Впрочем, декан экономического факультета Иван Петрович Бойко считает, что у бизнеса не совсем верные представления о сущности и целях университетского образования.
— Так было и так будет всегда, — отвечает он. — То, чему учим мы, это некая устоявшаяся наука. Для того, чтобы она сформировалась, должно пройти определенное время. Практике в университете не учат. Когда я еще сам был студентом, то не раз сталкивался с тем, что экономисты из сельхозинститута знали то, чего не знали мы: например, правила заполнения отдельных документов. Но ведь для того, чтобы заполнить документ, достаточно один день посидеть и в этом разобраться. А вот как этот документ составить — совсем другое дело. Взять, например, наше отделение бухгалтерского учета. Когда наши выпускники приходят на работу, они, может быть, и уступают практикующему бухгалтеру, который окончил курсы. Но тот знает свою узкую нишу и в ней работает. Мы же не ставим цель подготовить выпускника так, чтобы он досконально знал, как заполнять какую-нибудь форму Ф3-25. Может быть, в этом и состоит претензия работодателя: «Я взял бухгалтера, а он не может составить элементарную форму»? Правильно, не может. Но через день он ее составит. С этим противоречием ничего не поделать. Поэтому я не думаю, что здесь есть проблемы.
Вместе с тем бизнес, который сегодня живет по иному времени, чем университет, не желает возиться с теоретиками. По словам В.М.Шавшукова, пример на злобу дня был продемонстрирован всему миру Францией. Вузовское образование во Франции стало отставать от потребностей реальной экономики. Выпускники теряли очень много времени, переходя к практической деятельности, а принимающие их организации не желали ждать и тратить свои средства на обучение дипломированных специалистов. Поэтому бизнес пролоббировал закон, разрешающий уволить неквалифицированного специалиста. К чему это привело, напоминать излишне.
Общеэкономический пирог
— Объективно у нашего государства сегодня недостаточно средств на адекватное финансирование высшей и средней школы, — считает В.М. Шавшуков. — ВВП США составляет 13 триллионов долларов, у нас — около 800 миллиардов. Доля расходной части нашего бюджета на одного человека в 90 раз меньше, чем в Норвегии. Отсюда нехватка средств на дороги, на содержание жилого фонда, наконец, на образование.
Средняя часовая оплата труда в нашей стране — 1 евро в час. Лучший показатель в Европе – 25 евро в час. Отталкиваясь от этих цифр, можно предположить, что нам сильно недоплачивают. Но ведь основой заработной платы является добавленная стоимость, производительность труда в единицу времени. По этому показателю, согласно расчетам швейцарского института Бери, разные отрасли российской экономики уступают европейским аналогам в 18-36 раз. Это говорит о том, что на Западе применяются более эффективные технологии, в среднем более квалифицированный персонал, больше сложного труда, чем простого, наконец, там иные технологии менеджмента.
— ВВП — это наш общий пирог. Желающих делить его много, а желающих выпекать во много раз меньше. У своих студентов я часто спрашиваю: «Где бы вы хотели работать по окончании вуза?» На первом месте практически на всех факультетах следующий ответ: в органах государственной власти. На последнем месте — создать собственное дело. Молодежь не желает рисковать, не желает взять ответственность за себя и за других людей. Но если страна идет к какой-то модели капитализма, без малого бизнеса нам его не построить. Сегодня по статистике мы видим затухание темпов роста малых предприятий. Доля малого бизнеса в ВВП у нас всего 12%, такой же процент людей занят в этом секторе экономики. Европа, США и Япония демонстрируют 50-60 % занятости населения в малом бизнесе.
Резюмируя, могу сказать: конечно, государство должно увеличить финансирование вузовского образования. Разрыв с Западом в 8-9 раз — это чересчур. Мы должны стремиться приблизить доходы наших профессоров к сумме в 50-70 тысяч долларов в год. С другой стороны, единственный выход для образования и науки — это искать выход на практику. Больше здесь ничего не придумаешь. 
Игорь Макаров
|
