|
№ 4 (3726), 7 марта 2006 года
|
 |
|
студенты задают вопросы
|
|
|
Строгий профессор
К 75-летию П.Я.Октябрьского
Павел Яковлевич Октябрьский – один из старейших и самых заслуженных преподавателей экономического факультета: из семидесяти пяти лет своей жизни сорок пять он провел в университете, занимаясь изучением и преподаванием статистики.
За высокое преподавательское мастерство в 1996 году постановлением Ученого совета университета он был отмечен Почетной грамотой, а в 1999 Минвузом России награжден знаком «Почетный работник высшего профессионального образования». В 2000 получил Почетную грамоту Министерства образования за многолетнюю плодотворную научно-педагогическую деятельность. В прошлом году Павлу Яковлевичу было присвоено звание Почетного профессора СПбГУ.
|
 |
П.Я.Октябрьский |
|
Один из ведущих ученых в социально-экономической статистике, автор более сотни научных работ – в таком солидном возрасте он все еще остается «в строю»: читает авторские курсы лекций студентам экономического факультета, принимает экзамены, ведет большую научную работу. Буквально на днях Павел Яковлевич завершил книгу, написание которой продолжалось с 1993 года – трехсотстраничный учебник по международной статистике.
Будучи вдохновенным и колоритным лектором, у студентов он имеет репутацию весьма требовательного экзаменатора. По его собственному мнению, статистика – сухой и даже в некотором смысле скучный предмет. И, если вы захотите как-то заинтересовать им слушателей, придется проявлять нестандартность в преподавании, идти на контакт с аудиторией. В то же время Павел Яковлевич называет статистику «огромным миром, в котором сегодня живет человечество, все государства, и без которого невозможно представить себе современную жизнь». И в оценке знаний своих студентов он использует действительно жесткие стандарты – средний балл на его экзаменах 3,4.
Несмотря на определенную строгость и краткость, присущую всем математикам, Павел Яковлевич оказался открытым и располагающим к общению человеком. Он несколько удивил нас, сразу согласившись дать интервью в кафе «Марко», рядом с экономическим факультетом, наполненном днем преимущественно студентами этого самого факультета.
– Павел Яковлевич, расскажите, как вообще у вас возник интерес к статистике?
– Совершенно случайно. В нашей семье четверо детей и все, кроме меня, технари: брат – метеофизик, работал ведущим конструктором на «Электросиле». Он закончил Политехнический институт. Старшая сестра закончила ЛИАП, младшая – Институт железнодорожного транспорта. А я в этом наборе абсолютное исключение.
Я слабо учился в школе – плохо видел, очки стеснялся носить. Правда, я был комсомольским руководителем класса.
— То есть специальной математической подготовки в школе не было?
— Нет, никакой. Более того, я не решился поступать в какой-то «естественный» институт, потому что боялся вступительного экзамена по математике. Так что после школы, это был сорок восьмой год, решил поступать в Юридический институт имени Калинина. Он тогда занимал Ректорский флигель университета.
На вступительных экзаменах набрал девятнадцать баллов из двадцати возможных, был на мандатной комиссии в числе первых. И вот член мандатной комиссии меня спрашивает: «А где ваш отец?», я отвечаю: «Арестован». «И сколько ему дали?» «Двадцать пять лет». А отец мой пошел по Ленинградскому делу.
Члены мандатной комиссии переглянулись, попросили меня выйти. А потом вызывают и говорят: «Мы вам не советуем поступать в юридический институт. Кем вы будете?! Ну, в лучшем случае, районным судьей. Никем больше. Перспектив с таким отцом никаких нет. Мы вам советуем идти куда-нибудь в экономический вуз».
А это было уже 27 августа. Я поступал в институт вместе со многими одноклассниками, и все наши документы после экзаменов вдруг оказались в военкомате Василеостровского района. В вузе на просьбу их вернуть нам сказали: «Идите в военкомат и сами забирайте».
И хорошо, что среди вот таких – не прошедших, тогда оказались участники войны, которым идти и еще раз служить ой как не хотелось — ефрейторы, они такие здоровые, через слово – мат. «Мы, – говорят, – сейчас разберемся, разгромим этот военкомат Василеостровский! Знаем мы этих всех!» Слава Богу, забрали они и наши документы тоже.
Ну все, два дня до сентября. Взял проспект экономических вузов. На моем пути первым оказался Ленинградский плановый институт. Пошел туда. На популярных специальностях мест уже, естественно, не было, и там, в приемной комиссии, я впервые услышал слово «статистика». «Статистика? А что это такое?». «А вы знаете, статистика занимается всем: домашними хозяйствами, водопроводами, экономикой». У меня выбора нет. Надо сдавать математику. Написал на «четыре», чего оказалось вполне достаточно. Вот так я оказался в статистике.
– Должно быть, материальное положение у вас в семье было трудным...
– Мы жили крайне бедно: четверо детей, мать. Она работала в школе уборщицей. Мы с братом все время подрабатывали: овощи разгружали на Московском вокзале. Я летом работал на комбинате, возил тележки с бобинами. Здорово выручала стипендия, которую я начал получать с первого дня учебы в институте.
– И как развивалась ваша карьера в области статистики?
– В институте статистикой я занимался хорошо. Закончил с отличием, была за все годы одна четверка. После окончания предложили три варианта прохождения практики: Карпинск – Северный Урал – начальник планового отдела шахты, Куляб – это самая граница с Афганистаном и Великие Луки – экономистом планового отдела. А ведь я после института уже семейный был: у меня жена, ребенок.
Но мне повезло: попал на прием к начальнику Статистического управления Ленинградской области, поговорил с ним и сумел остаться там работать. Хотя дело дошло даже до обкома партии: статистика имела дело с закрытыми материалами, а я из-за отца был подозрительным в этом смысле.
Карьера пошла быстро: за два года стал начальником сектора статистики промышленности.
– Почему же вы в результате стали заниматься наукой?
– Работая в управлении, я познакомился с московским доцентом – Баклановым Глебом Ивановичем. Потом он стал профессором, довольно известным человеком в мире статистики. Так вот, он предложил пойти к нему в Москву в аспирантуру: в Экономико-статистический институт, занимавшийся подготовкой статистиков. Я согласился, хотя высыпаться приходилось в поезде. Семья-то осталась в Ленинграде.
В институте сразу вошел в комитет комсомола по производственной работе, стал им заведовать. А когда ушел секретарь, мне предложили занять его место. Я, честно говоря, сомневался, но мне сказали: «Вы как себе представляете будущее без партии!? Никаких перспектив!» Об отце тогда как-то уже не было разговора.
Я согласился стать секретарем комитета комсомола. Был наивный: думал, это такая же работа, как и здесь, в Ленинграде, – спокойная. А там... Постоянные звонки из райкома партии: кто-то где-то умер. Умер президент Чехословакии: надо в посольство – выражать соболезнования. Или приезжает в Москву выступать Гомулка: пятьдесят человек комсомольцев на Красную площадь, чтобы после его слов кричать «Ура!». Собрали эту толпу: все кричат, когда не надо кричать.
По «красным» дням календаря приходилось организовывать демонстрации, колонны.
|
 |
П.Я.Октябрьский и авторы материала |
|
– Как же вы оказались в Петербургском университете?
– В шестидесятом году я закончил аспирантуру, и встал вопрос: куда идти? Планового института уже не было, он вошел в состав Финансово-экономического института. Заведующий кафедрой – Ротштейн, прекрасный человек, лучший лектор, которого я слышал за многие годы. Он посоветовал: «Знаете что, идите вы в университет на экономический факультет». Собственно, вот так я и оказался здесь.
Я сразу начал заниматься общественной работой, был председателем студенческого профбюро, полгода был заместителем декана по учебной работе.
– Недолго...
– Тогда много было студентов-африканцев. И на какой-то студенческой свадьбе один из них, видимо, по незнанию, сделал глоток из рюмки с нашатырным спиртом. Обжег себе весь язык. Подняли крик: «Все, провокация! Замдекана за жабры!» Даже в горкоме партии об этом говорили. В конце концов никаких последствий для меня не было, но с должности пришлось уйти.
Потом стал заведовать кафедрой статистики, учета и экономического анализа. Состав – семь человек. Кафедра была не выпускающая. Никакой серьезной научной работы, никаких студентов – ничего не было.
Появилась у меня затея открыть на кафедре специализацию «Бухгалтерский учет». Я поговорил в ректорате, дали мне бумаги, ходатайство. Иду с ними в Министерство высшего образования. Они не против, только если Минфин согласен обеспечить бюджетом. Иду в Минфин. И там мне как-то быстренько – раз, пожалуйста! Так мы открыли отделение бухгалтерского учета.
Нужно было набирать специалистов-бухгалтеров. И тогда была идея сумасшедшая – переманить их из Института советской торговли! Мы его «обобрали»: пять человек к нам пришло. Было семь преподавателей, а сейчас у нас сорок. Крупнейшая кафедра на факультете, пять докторов наук. В общем, стала кафедра большая, выпускающая.
Я сразу начал заниматься общественной работой, трудился в профсоюзном бюро. Стал председателем жилищно-бытовой комиссии, потом возглавил местком всего университета.
– Расскажите про курс лекций по статистике, который вы читали на Кубе.
– Это была моя первая поездка за границу. У нас был договор о культурном обмене с университетом провинции Ориенте. Три месяца я читал лекции для кубинских преподавателей.
– А на каком языке?
– На русском. Но была переводчица – Исэла. Сидела рядышком на лекциях.
А там было человек 5-6 слушателей, и они, по-моему, мало чего понимали из того, что я им рассказывал. Она мне по-русски говорила: «Вот какие бестолковые! Я даже понимаю, а они все не понимают!»
Иногда, прямо при мне, начинала с ними ругаться из-за того, что меня постоянно переспрашивали.
– Какие впечатления остались от заграницы?
– Это была не просто заграница. Это Куба, абсолютно другой мир! Много впечатлений, но климат ужасный: очень влажно. Бедность дикая, кругом разруха. Там люди страшно не любят работать, но зато всегда веселые. Местные мальчишки ради смеха иногда кидались в нас камнями. В общем, милый, добрый народ.
– Если сравнивать, как вы преподавали в Сантьяго и у нас, как вам кажется, процесс преподавания здесь и там чем-то отличается принципиально?
– Они небрежно сидят. И вообще, для нас их поведение было во многом необычным. Непринужденность потрясающая, безалаберность.
– С какими еще вузами вам удалось посотрудничать?
– Возглавлял делегацию по обмену между университетами Ленинграда и Будапешта. В Будапеште нас принимал ректор местного университета, было запланировано много культурных мероприятий. Правда, женщины из нашей делегации экскурсиям частенько предпочитали магазины.
Еще читал лекции в университете в Хакасии. Статистику. Раз пять туда ездил.
– Многие студенты считают вас довольно жестким экзаменатором. Вы согласны с этим мнением?
– Я никогда не требую от своих студентов знаний сверх пройденного на занятиях материала. Всегда спрашиваю только то, что сам успел рассказать. Стараюсь всегда быть максимально объективным в своей оценке: никогда не смотрю в зачетную книжку студента. То есть смотрю, конечно, но только после того, как поставлю оценку в ведомость.
Действительно, на моих экзаменах средний балл относительно низкий: колеблется в пределах 3,4-3,5. Хотя с возрастом становлюсь «добрее»: на прошедшей зимней сессии средний балл вырос до 3,8. Так что, думаю, пик моей жесткости уже прошел.
– Скажите, вы преподаете уже сорок пять лет. Меняются ли как-то со временем ваши студенты?
– Да, вы знаете, студенты очень меняются: они становятся сложнее. Жизнь их меняется, особенно сейчас. Сегодня со студентами, с одной стороны, проще: они общительнее, более открытые. Но с другой стороны, у них и требования к занятиям совершенно другие. Так что преподаватель должен идти навстречу. Понимаете? Нельзя держать себя как-то подчеркнуто сухо, замкнуто. Что вы! Так ничего не получится!
Студент с годами меняется – меняться должен и преподаватель!
Павел Павлов,
Никита Немыгин,
студенты
Фото Алексея Павлова
|
