|
|
|
№ 3 (3725), 22 февраля 2006 года
|
 |
|
|
|
|
Мой прадед: тяжкие
годы войны
Мне мало известно о моем прадеде, Федоре Николаевиче Леденёве. О военном прошлом рассказывал прадед очень редко, на эту тему было наложено негласное табу, которое строго соблюдалось. Лишь иногда прорывались отдельные эпизоды той его жизни. Этому, вероятно, было много причин, и одна из них, несомненно, заключалась в его супруге, Дарье Ивановне Леденёвой, работавшей когда-то телеграфисткой в НКВД. Именно она прерывала каждый его рассказ, пытаясь скрыть какую-то, только им двоим ведомую тайну.
|
 |
Федор Николаевич Леденёв |
|
Родился Ф.Н.Леденёв в 1896 г. на хуторе, а затем вместе с родителями переехал в станицу Новотроицкую Ставропольского края, где с ранних лет работал батраком, потому что другой работы было не найти. Он даже шутил по этому поводу: «До того как женился, я и фамилии своей не знал». Его называли по фамилии того, у кого работал. В то время родни у него уже не было. Тем не менее Ф.Н.Леденев был хорошо воспитан, интеллигентен и грамотен, что тогда считалось довольно большой редкостью. До самой старости он всегда что-то читал, сохраняя старые газеты и странички отрывного календаря. Из родственников Федор Николаевич помнил только своего отца, который обучил его грамоте и гаданию на картах: отец же слыл каким-то колдуном или звездочетом. Надо заметить, что умение гадать Федору Леденеву очень пригодилось, и во время войны неоднократно спасало ему жизнь. Поэтому с колодой карт прадед никогда не расставался.
Федор Николаевич был физически крепок, занимался столярными работами, мастерил разные механизмы, проектировал и строил ветряные и водяные мельницы. Позднее он увлекся деревянным зодчеством, до самой старости занимался строительством, и частенько его приглашали в качестве эксперта.
Конец мирной жизни положила война. Сначала Финская, а затем и Великая Отечественная. О том, что было с ним на Финской войне, я не знаю ничего; знаю только, что с нее вернулся. Сразу после этого, в 1941 г. его призвали… Затем он попал в окружение под Смоленском, был взят в плен и попал в лагерь для военнопленных. Условия в нем были нечеловеческие, пленных почти не кормили, отчего те быстро умирали. Федор Леденев и еще несколько человек сделали попытку бежать, которая провалилась. После этого он попал в другой лагерь, набрал команду единомышленников и снова бежал. Снова безрезультатно. Третья попытка побега была последней. Когда по их следу шли с собаками, прадед раскинул карты, чтобы узнать, останется живым или нет. Вышло, что останется живой, и поэтому он сдался. После этого их вернули в лагерь и поставили к стенке. Но неожиданно приехал местный барон, которому в усадьбу нужны были работники. Заключенных построили для отбора. Из-за истощения заключенные выглядели скелетами, на которых болтались ватники. Поэтому отбирали по ширине ладоней. В числе троих отобранных оказался и мой прадед. Остальных беглецов расстреляли. Этот барон оказался неплохим человеком преклонных лет, не очень строгим и не очень требовательным. Жизнь у него была куда лучше лагерной, хотя кормежки все равно нехватало, и прадед воровал в курятнике яйца, чтобы не очень сильно хотелось есть. Так он проработал до самого прихода советских войск.
Домой, в Новотроицкую, Федор Николаевич вернулся только 1950-м, уже после советских лагерей. Об этом этапе своей жизни он никогда не вспоминал, и выяснилось это совершенно случайно. В начале семидесятых, когда его внучка (моя мать) выходила замуж, он знакомился с новыми родственниками. Муж старшей сестры моего отца был родом из Котласа. Узнав об этом, прадед переспросил: «Котлас? А ведь я там был. И пять лет строил канал…»
В 1961 г. его сын (мой дед) Иван Федорович с женой и двумя дочерьми переехал в г. Лермонтов. А когда в феврале 1978 г. умерла Дарья Ивановна (жена прадеда), они решили перевезти его к себе. Казалось бы, после войны прошло тридцать с лишним лет, все в далеком прошлом… Но все оказалось далеко не так просто. Сразу после переезда прадеда вызвали в Особый отдел. Там допрашивали целый день, и домой он вернулся очень расстроенный. Затем достал какие-то старые документы, фотографии друзей, многих из которых уже не было в живых, пересмотрел их, что-то молча вспоминая. А потом сжег все, что ему удалось найти, со словами: «Пусть это уйдет вместе со мной…» Примерно через два года его не стало. Все, что он него осталось, это несколько послевоенных фотографий у моей бабушки, да обрывки его рассказов, которые моя мать слышала в детстве. А в Лермонтове, в комоде, до сих пор хранится колода карт, на которых гадал дед Федя. 
Николай Захаров,
студент химического факультета
|
