№ 14 (3781), 16 октября 2008 года
главная | оглавление | <... | ...>	история и современность

Школьные годы чудесные

Школа-интернат при Университете стала для меня (как, я думаю, и для большинства моих однокашников) важным поворотным пунктом, круто изменившим судьбу и во многом предопределившим дальнейший жизненный путь.

Физика, математика и другие естественные науки, конечно, привлекали меня с достаточно раннего возраста, еще в начальной школе. Это замечали учителя, и несмотря на ограниченные возможности провинции (до интерната я жил и учился в одном из пригородных районов Архангельска — Соломбале) всячески пытались развить такие интересы, направляя меня в различные кружки, стимулируя участие в олимпиадах и т.п. Я с охотой откликался на все предложения и в меру сил развивался, добившись неплохих результатов в изучении школьной программы и заняв в 8 классе одно из призовых мест на областной олимпиаде по физике.

9В класс. 1965 г.

Вместе с тем я прекрасно сознавал, что интересы интересами, но помимо пищи духовной есть и материальная. У моих родителей было огромное желание дать хотя бы последнему сыну (я у мамы был одиннадцатым ребенком) приличное образование, но чисто прозаические обстоятельства, материальное положение в семье не позволяли ни им, ни мне сколь-нибудь серьезно думать даже о полноценном образовании в пределах средней школы. В связи с этим после окончания восьмого класса я решил поступать в радиотехникум связи, ибо получаемая при успешной учебе стипендия существенно облегчила бы решение финансовых проблем в семье.

Одновременно в июне 1964 года мои учителя С.В.Онуфриева и Э.С.Малиновская сообщили о проводящихся отборочных экзаменах в физико-математическую школу-интернат при Ленинградском университете. Это было дня за два до начала экзаменов, и я с радостью воспринял такую весть о единственном и, как оказалось впоследствии, реальном шансе продолжить образование в интересном для меня направлении. Мы (вместе с Г.Тарасовой из параллельного класса нашей школы, поступавшей и затем учившейся в интернате в классе химического профиля) сдали вступительные экзамены и после некоторых треволнений (окончательное решение о том, что в интернат принят именно я, было получено только в середине августа) нам сообщили, что 30 августа необходимо прибыть в Ленинград для учебы в специализированной школе-интернате при Университете.

В этот день многое для меня произошло впервые: впервые в жизни я летел на самолете, впервые попал в большой столичный город, впервые оказался в коллективе единомышленников, с которыми предстояло прожить два интересных, полных событий года… Необходимо отметить, что насыщенность интернатской жизни разного рода открытиями была очень высока, в особенности для нас, приехавших из провинции (а таких было большинство). Теперь, с высоты прошедших с тех пор лет, просто поражаешься, как все это можно было переварить. Нами же в то время такое положение вещей воспринималось вполне естественным, само собой разумеющимся и, кажется, не было сколь угодно необычного события, которое могло бы нас удивить. «Виной» этому была, по-видимому, колоссальная способность молодого ума впитывать огромные массивы информации и, конечно, особая интернатская атмосфера, своего рода коллективный разум, который позволял быстро и эффективно адаптироваться даже к резко меняющимся обстоятельствам.

Уже с первых дней учебы и жизни в интернате проявилась потребность и была заложена основа прекрасной привычки коллективного обсуждения как нового, подчас действительно сложного для понимания материала по математике или физике, так и других актуальных вопросов внутренней жизни и окружающего мира. Хорошо помню, как после каждой лекции одного из отцов-основателей интерната Д.К.Фаддеева (он прочел нам курс теории чисел в самом начале девятого класса) мы жарко спорили, стараясь понять не самые простые основы математики. Естественно, что способности и уровень подготовки у каждого из нас были разные, но в этих обсуждениях принимали активное участие практически все жители комнаты (а в девятом классе в нашей «палате» жила почти половина класса), и постепенно круг участников расширялся. Такая ситуация объясняется прежде всего действительно большим интересом и тягой к знаниям каждого поступившего в интернат. Немаловажное значение при этом, по-моему, имело то обстоятельство, что сюда собирались в основном лучшие ученики со всех районов Северо-Запада страны. Они уже привыкли быть первыми у себя на местах, и эта психологическая подготовленность к лидерству, жизненной активности и умеренное честолюбие безусловно способствовали созданию необходимой творческой атмосферы в школе.

Определяющую роль в создании творческой обстановки и обеспечении высокого уровня подготовки выпускников интерната, естественно, играли наши преподаватели. Главным, на мой взгляд, являлось то, что они разрабатывали собственные программы, позволяющие, что называется, «играть с чистого листа». В особенности хочется отметить в этом плане моих первых интернатских наставников по математике и физике М.И.Башмакова и В.К.Кобушкина, которые вели свои дисциплины, не требуя от учеников никакой предварительной подготовки, кроме разве что умения писать и знания таблицы умножения. Такая исходная позиция была естественна, ибо подготовленность нашей сборной команды, набранной из разных уголков страны, характеризовалась большим разбросом уровня «игроков». Вместе с тем она требовала (как я уже сейчас представляю) неимоверных усилий и незаурядных способностей, чтобы суметь за два коротких года вырастить на пустом месте (пусть и с учетом благодатной почвы несколько выше среднего одаренных молодых умов) достаточно богатый урожай знаний.

Второй выпуск. 1966 г.

Наибольшее влияние на формирование того фундамента, на котором впоследствии удалось возвести кое-какие научные надстройки, оказал блестящий педагог и прекрасный человек В.К.Кобушкин. Об этом Учителе — к сожалению, рано ушедшем из жизни, — я могу говорить только в превосходной степени. Уроки Виктора Кирилловича всегда были ярким событием, мы шли на физику, как на праздник. Это, собственно, были не уроки в буквальном смысле слова. Очень часто происходили диалоги учителя практически с каждым учеником класса и осуществлялся процесс познания, в котором в качестве почти равноправных партнеров участвовали все. Именно Виктор Кириллович приучил нас на своих уроках к элементам педагогики, привил потребность к отдаче приобретенных знаний и стал инициатором важного процесса воспроизводства в интернате, когда пригласил нас, своих бывших учеников, ставших уже первокурсниками университета, для внеклассных занятий по физике со своими новыми учениками — только что поступившими в интернат восьми- и девятиклассниками. Я до последних дней его жизни общался с Виктором Кирилловичем, и каждый раз у него находились добрые, а иногда при необходимости и суровые слова, всегда такие нужные и помогавшие ориентироваться в сложных жизненных ситуациях.

Как-то незаметно привычка и потребность активной работы на уроках профилирующих дисциплин распространилась и на другие предметы. Следствием такой рабочей обстановки практически на всех уроках были по крайне мере два важных обстоятельства: мы эффективно усваивали новую и подчас сложную информацию, и существенно сокращалось время, необходимое для подготовки домашних заданий

(а других интересных занятий во внеурочное время было предостаточно). В связи с этим у нас практически не было прогулов по якобы уважительным причинам и даже так называемые «отстающие» (а такие ученики, конечно же, были в каждом классе) с желанием шли в учебный корпус на уроки. Эта сформировавшаяся привычка творческой активности и естественная потребность в признании твоих успехов обусловили то, что у многих из нас различные контрольные работы, зачеты и экзамены не вызывали никаких отрицательных эмоций. Наоборот, пора экзаменов

(в 9 и 10 классах, а также вступительных в Университет) была весьма привлекательной в силу того, что появлялось много свободного времени между экзаменами (почти каникулы!), а сами экзамены имели, как правило, только положительные последствия. Можно вспомнить такой эпизод из моей интернатской жизни. Возвращаясь после майских праздников из Архангельска, я не смог достать билетов на нужный самолет и потому опоздал на годовую контрольную по химии. Как оказалось, наш химик В.С.Караван вообще освободил меня от написания работы, поскольку решил, что и так достаточно хорошо осведомлен об уровне моих знаний. Это, конечно, было приятно, но в душе я все же несколько огорчился по той причине, что меня лишили двух удовольствий: дополнительного общения с интересным человеком (а уроки органической химии почти у всех нас оставили самое благоприятные воспоминания) и возможности сделать хорошую работу (в этом у меня сомнений не было).

Такая уверенность в своих силах базировалась на том действительно высоком уровне подготовки, который давал нам интернат. Следует при этом отметить качественное отличие в походе к образованию в самой системе подготовки по основным предметам в интернате. Нас никогда не заставляли зубрить, заучивать наизусть многочисленные математические формулы или законы физики. Нам хорошо разъясняли основополагающие принципы, учили логике рассуждений и доказательств, а основным критерием освоения того или иного вопроса был следующий: я не знаю формулы, если не могу ее вывести. Конечно, и у нас были элементы натаскивания, в особенности при подготовке к вступительным экзаменам в вузы, поскольку знание стандартных приемов при решении ряда конкретных задач в условиях ограниченного времени просто необходимо. Но это были естественные упражнения, практика закрепления определенных навыков. Главной же чертой интернатского образования было то, что называется основами математической и физической культуры, которые без труда позволяют решать разнообразные задачи не только в физике и математике, но и в других естественных науках и технике, ухватить прежде всего суть проблемы и затем уже искать пути ее решения. Здесь опять вспоминается пример из моей жизни. На вступительном экзамене по математике мне попался билет с вопросом о скрещивающихся прямых. Выслушав мой ответ, принимающий экзамен Б.С.Павлов резюмировал, что в целом хорошо, но определение угла между скрещивающимися прямыми дано неправильно, а потому он ставит мне «четыре». Выйдя с экзамена, я нашел школьный учебник и, прочитав там нужное определение, убедился, что оно действительно отличается от моего, но тут же увидел, что они эквивалентны. Я вернулся в аудиторию, где проводился экзамен, и доказал эквивалентность обоих определений. Экзаменатор, дав мне еще пару задач (решение которых не вызвало никаких вопросов), вынужден был исправить оценку и, собрав в экзаменационном листе подписи всех членов экзаменационной комиссии, поздравил меня с «пятеркой».

Преподаватель физики М.А.Горяев в ФМШ.

Глубокая подготовка и огромный запас знаний, которые дал нам интернат, безусловно делали учебу на первых курсах Университета сравнительно несложным занятием, что обеспечивало дополнительные возможности для проявления других интересов и дальнейшего расширения кругозора уже в университетских стенах. Так, несколько первокурсников-физиков из числа выпускников интерната ходили на матмех и на биофак слушать лекции В.А.Рохлина по топологии и Ю.И.Полянского по зоологии беспозвоночных. Нельзя сказать, что такие мероприятия очень много давали нам в профессиональном плане, но мы делали это, как говорится, «для общего развития» (готовность и потребность в подобного рода деяниях была в значительной мере заложена именно в интернате), и, конечно, мы получали истинное удовольствие от прекрасных лекторов.

Высокая творческая активность и здоровое честолюбие безусловно способствовали нашему участию в различного рода профессиональных состязаниях между школьниками Ленинграда и страны. Как раз разворачивалось проведение олимпиад по физике и математике в самом широком масштабе, от школ до международного уровня. Мы, естественно, участвовали во всех городских олимпиадах и занимали там призовые места. Когда мы учились в десятом классе, была сформирована первая команда интерната на Всесоюзную олимпиаду, и А.Казанский первым принес интернатской команде диплом за призовое место на Всесоюзной олимпиаде по физике.

В Ленинграде тогда было несколько школ физико-математи­ческого профиля, и мы несколько раз участвовали в «физбоях» между командами 239-й и 38-й школ и интерната, которые устраивали и «судили» наши преподаватели и преподаватели университета. Первый такой бой проводился весной 1965 года во Дворце пионеров, в жюри председательствовал профессор Н.А.Толстой. Мы, тогда еще зеленые девятиклассники, в основном были на ролях запасных и с упоением слушали ответы наших «старичков», в особенности одиннадцатиклассника Жени Домиловского. В дальнейшем такие бои проходили в более «рабочей» обстановке: мы по очереди ездили друг к другу в «гости». Все упрощалось тем обстоятельством, что зачастую у нас были общие учителя (например, В.К.Кобушкин одновременно преподавал и в Университете, и в 239-й школе, и в интернате). Это всегда было очень интересно, мы с энтузиазмом и удовольствием готовились и участвовали в таких мероприятиях. Сейчас даже трудно вспомнить, кто выходил победителем. Это, конечно, было важно, но все-таки определяющим был олимпийский принцип: главное не результат, а участие.

В интернате мы не только учились, но и жили. Причем жизнь эта была насыщена самыми разнообразными и интересными событиями и не позволила нам развиваться лишь в одном направлении, выйти из школы этакими «флюсами», а наилучшим образом подготовила нас к самостоятельному плаванию в сложных и многоплановых перипетиях окружающего мира. Необходимость общекультурной подготовки была огромная, поскольку прибыли мы в интернат в основном из провинции. Многие не по своей вине, а в силу общего уровня развития российской глубинки, имели представление о достижениях общечеловеческой культуры только в рамках хотя и хорошо усвоенной, но несколько «извращенной» школьной программы. Тяга же к познанию и в этом плане у нас, приехавших в культурную столицу, была огромной. Так, например, на следующий день по прибытии в Ленинград мы с группой одноклассников самостоятельно пошли в музей, Музей Октябрьской революции. (Нужно сказать, что этот немалый путь от интерната до музея мы прошли пешком по маршруту трамвая «двойки», чтобы не заблудиться в большом городе и одновременно познакомиться с окружающими красотами.) И лишь благодаря еженедельным экскурсиям в Эрмитаж на протяжении двух лет он стал моим любимым художественным музеем, а не только бывшим царским дворцом, где было арестовано Временное правительство. И я бесконечно признателен за это организатору таких экскурсий (а также других культурных мероприятий) Раисе Васильевне Знаменской.

Необходимо отметить, что и уроки по гуманитарным дисциплинам в немалой степени способствовали нашему всестороннему культурному развитию. На этих уроках наши учителя не только и не столько стремились «пройти программу», а старались научить нас самостоятельно и творчески подходить к решению вопросов литературы и социальных проблем, и зачастую наши уроки (а также уроки по профилирующим предметам) перерастали в бурные и интересные разговоры и дискуссии о жизненных ценностях. (Весьма показательным является тот факт, что при написании сочинений, в том числе на выпускных и вступительных экзаменах, большинство из нас выбирало свободные темы.) Свою положительную роль сыграл и активно проводившийся в те времена на всех уровнях так называемый спор между «физиками» и «лириками». Хотя, по-моему, серьезных оснований для такого противопоставления не было. Во всяком случае, нам в интернате не приходилось разрываться между «физиками» и «лириками», да и преподаватели вроде бы «антагонистических» дисциплин имели между собой гораздо больше общих точек зрения, чем противоречий (в этом я имел возможность позднее дополнительно убедиться, глубже внедрившись в учительский коллектив). К тому же наши кумиры являли собой ярчайшие примеры гармонически развитых личностей, достаточно при этом упомянуть незабываемый фортепианный вечер, который провел для нас М.И.Башмаков.

В интернате одновременно учились и жили более 300 человек, которых природа наделила способностями не только в естественных науках, но и во многих других направлениях. Поэтому у нас часто и очень интересно проводились различные тематические вечера с выступлениями собственных талантов, КВНами и капустниками, классные «Огоньки». Это была в определенном смысле самодостаточная система для активной и полноценной жизни. Если еще добавить, что нам предоставлялись большие возможности пользоваться всеми богатствами прекрасного города (кроме уже упоминавшихся экскурсий в Эрмитаж и Русский музей, посещений театров и т.п. в интернат с концертами неоднократно приходили В.Ларионов, С.Юрский и другие лучшие артисты и деятели культуры Ленинграда), то становятся очевидными, как говорят математики, все необходимые и достаточные условия для всестороннего развития.

Для удовлетворения жажды, можно даже сказать, жадности жизни в интернате находились порой самые неожиданные возможности. Мы не были оторваны от внешнего мира и старались, естественно, быть в курсе всех политических событий в стране. Достаточно регулярно нам читали лекции по международному и внутреннему положению, причем для этого приглашались очень квалифицированные университетские специалисты. После известных бурных событий октября 1964 года, когда сместили Н.С.Хрущева, нам тоже была прочитана соответствующая лекция. Конечно же, основным ее лейтмотивом было обоснование закономерности такого хода событий и правильности проводимого курса партии. Животрепещущая тема вызвала массу вопросов и оживленную дискуссию, и еще долго потом мы обсуждали затронутые в лекции проблемы, а также нестандартный подход лектора к изложению материала и аргументацию отстаиваемой позиции. И вполне логично, что когда через довольно-таки продолжительное время этот историк стал появляться у нас в качестве дежурного воскресного воспитателя, мы не преминули воспользоваться представившейся возможностью и активно атаковали А.Я.Лейкина актуальными общественно-полити­ческим вопросами. В итоге все это вылилось в регулярные длительные беседы по выходным, причем спектр тем таких разговоров и дискуссий был очень широк: от глобальных вопросов истории и мировой политики до взаимоотношений мужчины и женщины в танце. Мы с нетерпением ждали каждого воскресения и бывали порой излишне эгоистичны, не замечая естественной для активно работающего в науке и обремененного семьей человека необходимости иногда хотя бы немного отдохнуть. Но это был бескорыстный эгоизм (правда, временами Аркадий Яковлевич выступал нашим защитником в случавшихся конфликтах с классным воспитателем) и диктовался он прежде всего нашей тягой к еще одному интересному человеку и собеседнику.

Можно вспомнить еще один пример из совсем другой области интернатской жизни по выходным, и он также связан с воскресным воспитателем. Этим воспитателем был С.А.Рощин — титулованный спортсмен и специалист по классической борьбе. Когда мы выяснили это, то уговорили его открыть небольшую спортивную секцию, и таким образом почти всё мужское население нашего класса по воскресеньям занималось в интернатском спортзале классической борьбой. В дальнейшем, конечно, у большинства из нас для серьезных занятий в этом направлении времени и возможности не было, хотя впоследствии мой одноклассник Ю.Малков стал мастером спорта по борьбе.

Говоря о внеурочных занятиях, нельзя не вспомнить походы по Карельскому перешейку, организатором и душой которых был наш нештатный классный руководитель М.И.Башмаков. Первый такой поход состоялся перед экзаменами в конце девятого класса, и нас, единожды вкусивших прелести и трудности туристской жизни, просидевших ночь у костра с песнями А.Галича и Б.Окуджавы, уже не надо было в дальнейшем уговаривать на следующий выезд. В десятом классе мы ходили в походы дважды (осенью и весной), и эта традиция сохранилась и на все студенческие годы. Почти всегда в походах участвовал Марк Иванович, он непременно разрабатывал маршруты этих походов (однажды даже прислал свой вариант из Франции), так что в результате мы обошли практически весь Карельский перешеек. Но главным же итогом таких походов, по-моему, был тот дружный коллектив 10В класса, который сохранился до сих пор, и хорошей традицией стали регулярные, не реже раза в 2 года, встречи всего класса, а в год серебряного юбилея нашего выпуска удалось встретиться дважды. В последние же годы мы встречаемся каждый год, и практически все эти встречи проходят у Марка Ивановича.

Так что после окончания интерната связи между выпускниками не прерываются, как не оборвались они у нас и со школой. Как я уже упоминал, по предложению В.К.Кобушкина в самом начале учебы на первом курсе Университета несколько его бывших учеников пришли в интернат, чтобы помочь адаптироваться в новых условиях вновь поступившим ребятам. Постепенно степень участия в педагогическом процессе школы возрастала. На первых двух курсах мы проводили школьные олимпиады (именно в эти годы в интернате под руководством А.А.Быкова развернулось триумфальное «олимпийское движение»), помогали принимать вступительные экзамены в интернат, а начиная с третьего курса бывшие выпускники уже стали вести регулярные занятия по физике и математике. В этот период в школе начали преподавать А.Кучма, И.Екимов, В.Яковлев, Л.Курляндчик, В.Гольховой, А.Казанский, В.Хомут­ников, К.Воеводский, а чуть позже пришли Н.Удальцова и Н.Гордецкая, для которых учительская профессия уже стала основной. Такой мощный десант из нашего выпуска был первым, следом пришли учителя из более поздних выпусков, и это уже позволило говорить о том, что школа начала работать на себя.

Наше вхождение в учительский коллектив было естественным, и сколь-нибудь дискриминационного отношения к себе мы никогда не испытывали. Прежде всего это определялось тем, что общий тон в учительской задавали преподаватели профилирующих предметов, а с ними, как я уже говорил, у нас еще во время учебы в интернате сложились вполне партнерские взаимоотношения. Так что практически сразу мы почувствовали себя равноправными членами коллектива, что, конечно, не носило характера панибратства. Мы всегда с должным уважением и почтением относились к своим наставникам. Гамма чувств со стороны наших бывших учителей была, как мне кажется, несколько богаче, во всяком случае, мы всегда испытывали на себе их заботу и желание помочь в любом вопросе.

Для нас же годы учительства стали еще одним уроком той школы жизни, которой является интернат для большинства своих выпускников. Мы, безусловно, в определенной степени были польщены оказанным нам доверием и старались приложить все усилия для того, чтобы принести интернату максимальную пользу. Насколько это удалось, судить нашим ученикам, но кое-какие оценки нашего труда есть и со стороны, что называется, независимых экспертов. Я с гордостью храню Грамоту оргкомитета всесоюзных олимпиад, которая была мною получена в 1970 году за подготовку победителя олимпиады по физике С.Горбачевского. Мы, в свою очередь, получили за несколько лет преподавания (я, например, более десяти лет в той или иной форме учительствовал в интернате) очень многое, что помогло нам в дальнейшей жизни. Прежде всего, это повышение уровня профессиональной подготовки, ибо человек достигает наивысшей степени познания какой-либо истины, когда сумеет передать ее другому. Во-вторых, та огромная практика общения с разными людьми (большими и маленькими), которая всегда полезна в различных видах интеллектуальной деятельности. И, конечно же, ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения от результатов своего труда, когда ты видишь всходы посеянного тобой, тем более что головы учеников интерната в этом смысле представляли собой весьма благодатную почву.

В заключение следует сказать, что наша школа была естественным порождением движения шестидесятников. Вместе с тем это было чудом, поскольку, как и многое в развитии цивилизации, осуществилось не благодаря, а вопреки. И мы безумно счастливы, что именно на нас выпала эта манна небесная, и всегда будем благодарны отцам-основателям интерната и всем своим учителям, проводившим и реализовывавшим их и свои идеи, за то, что ввели нас в мир науки, дали возможность в полной мере пользоваться плодами цивилизации и в какой-то степени самим создавать те непреходящие ценности, которые, собственно, и делают человека человеком.  

М.А.Горяев,
профессор РГПУ им.А.И.Герцена,
выпускник 1966 г.

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2008 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков