|
|
|
№ 14 (3781), 16 октября 2008 года
|
 |
|
учителя
|
|
|
«Учитесь, пока я жив…»
Серое небо, серое море...
Нет горизонта.
Камни и сосны — весна или осень?
Я под дождем без зонта,
А на сердце — тоскливое горе.
Не поверили. Не научились… Не успели. Понадеялись на ненадежное время. Единственное, что смогли — понять, как много упустили…
|
 |
А.И.Филиппович. 90-е годы XX в. |
|
Он был Учителем. Он был Физиком. Из его классов вышли и известные люди, и просто хорошие специалисты, и, возможно, неудачники — но всех их сейчас объединяет любовь к физике, лесу, неограниченности и надеждам, мечтам. Я не хочу перечислять имена и фамилии, но все они помнят — «Дети — сволочи!», «Каждый раз, входя в школу, я теряю веру в человечество», «Если учитель входит в класс и не боится, это не класс. Но если учитель входит в класс и класс не дрожит от страха — это не учитель». Помнят, как разводить костер в ветер и дождь, как безопасно переночевать на болоте. Каждые выходные с классами он ходил в походы — в основном за свои деньги водил детей в лес, учил жизни. Помнят, что девушкам надо подавать пальто и подносить сумки. Помнят, что как бы стар и болен ни был мужчина, следует всегда сначала усадить женщину, а потом уже упасть самому. У него всегда хватало комплиментов на всех. Никого никогда не забывал. Почти невозможно было с ним делиться новостями — из школы, института, с другой работы — каждый раз, услышав очередную фамилию, говорил: «Это, случайно, не сын/дочь такого-то? Помнится, учил я его в году таком-то. Обязательно передай привет от меня». От этих приветов некуда было деваться. Казалось, знал всех. И очень боялся одиночества… Только это стало понятно слишком поздно. День рождения летом — все в отпусках — сидел рядом с телефоном и ждал: кто, кто позвонит, приедет? Просто вспомнит… Шестнадцатое октября — все приходят без приглашения. Никогда не знаешь, кто, когда, в каком составе. Раз было человек 70 (тридцатилетие школы). Ругался страшно. Устал. Скрывал льющуюся из глаз радость. Боялся родственников — и что повторится — а он не выдержит. На другой год — 2 человека. Ждал у двери до двух ночи. Надеялся. Ночью плакал. Думал — постарел, никому не нужен. Мог выпить и обозвать лучшего друга, ученика «Говень ты шестигранный!» — самое страшное ругательство. Никто не обижался. А если новичок какой и пытался обидеться, это был его первый и последний визит к нам.
Пришли друзья. Не на поминки, слава Богу,
А просто так — им было по пути…
И я так рад — мой дом на их дороге,
И им его никак не обойти…
Накрою стол — что есть, то и поставлю.
Что есть — подам, чего найду — налью.
И никого без ласки не оставлю:
Друзья мои! Я вас и впрямь люблю!
Он долго работал в школе. Если верить трудовой книжке — 24 года или около того. Но это — не вся жизнь. Он работал в ИЭМе (Институт экспериментальной медицины), во ВНИИЭСО (Всесоюзный научно-исследовательский институт электросварочного оборудования), работал на Белом и Баренцевом морях лесником в заповеднике… И везде — друзья, хорошие знакомые, просто сотрудники, которым необходимо передать привет, и ждать, ждать приветов от них. В записной книжке — порядка тысячи телефонов. По сотне из них боялся звонить — вдруг уже всё? Люди немолодые… Но звонил. Садился вечером и звонил всем — просто так, без цели, чтобы вспомнить и напомнить.
|
 |
А.И.Филиппович. 70-е гг. |
|
Каждое лето — лес. Обязательно. Без пропусков. Просто потому что тянуло туда, на острова Баренцева и Белого морей… Там «дважды в день море подступает к окнам, не доставая до дома каких-то 10–12 метров. И дважды — отступает, оставляя на скалах морские звезды (красиво) и мидии (вкусно). За этими окнами стоит жить!». Моря и острова далеко, поэтому — Ладога. Вначале — пешие походы с тяжеленными рюкзаками, мечта о лодке, о море, ходил с семьей, с друзьями, с маленькой дочерью, затем — с трудом исполнение мечты, и — походы на старых катамаранах, переход по всей Ладоге. Потом — долгие стоянки, короткие переходы, потом — уже одна стоянка на все лето. Сил не было. Но остаться дома означало умереть в тот же год. Так и говорил: не поеду — год не переживу. Вот и ездили — он сидел у костра и давал советы, на большее хватало редко, но он был счастлив хотя бы тем, что он здесь, в лесу. Был готов принять в гости любого. Но зачастую оставался на все лето с одной семьей. Предлагал поговорить, научить, поиграть в шахматы… Часто отказывались — впереди лето, а прямо сейчас надо нарубить дров, принести воды… Потом оказывалось, что впереди уже следующее лето… Он радостно учил всех. Ругал идиотами, смеялся, издевался, неизменно курил и требовал водки — невозможно, мол, с вами без поллитры разобраться. Шутки были грубые, «боцманские», кого-то обижали, но позволяли ему быть на коне. В голове — куча идей. Руки уже не чувствуют, немеют, ручка выпадает, печатать так толком и не научился. На магнитофон тоже как-то не вышло… Выслушать — некому. Некогда. Всё потом. Следующим летом… В школе — учит детей физике, мальчиков — быть суровыми и воспитанными мужчинами, девочек — настоящими девушками. Если может прийти. Все тяжелее работать — сердце болит. Восхищается фразами учеников (девушка — молодому человеку: «Уйди, не для тебя цвету!»), учит, вспоминает, рассказывает. Кто понял, проникся — уже не может заниматься с другими учителями. Но ведь у всех еще и другие уроки. У старых учеников — другие дела, семья, работа. Ритм Филипповича, Горыныча, Сан Иваныча, Александра Иеронимовича немногие могут выдержать, даже когда он стар и болен. Ритм живого человека, умного, с идеями и жаждой жизни. Не успели. Лето для него так и не наступило. Просто время закончилось, и свет померк. 27-го мая 2002 года. Лето так и не пришло.
Многие с тех пор боятся звонить и приезжать — многие, кто бывал часто, или редко. Им не хватает их Филипповича на привычном месте на диване у стола.
Он многое успел. Но еще больше — не успел. Очень много мыслей, очень мало времени. Тормозили его и другие — с кем хотел поделиться, обсудить, но не смог. Время… На все нужно время. Он всех любил, верил, даже тем, кому, может быть, и не стоило. Для него не было плохих. Просто кое-кого хорошо было бы перевоспитать. Так часто хочется спросить у него совета… Поздно.
Всё? Нет, не всё. Он был Лириком. Романтиком. Обожал природу, всех женщин на свете, и писал стихи. К сожалению, он не так часто их записывал, а декламировал лишь выпив — многое не сохранилось…
Нас с детства учат, что таланты
Приносят жизненный успех,
Что все титаны и гиганты
Учились в школе лучше всех…
…Но вот прошли ученья годы.
Мы меньше верим, больше врем.
Забыв мечту — творить погоды —
Прогнозы скучные даем.
Дарить почти что разучились,
Зато умеем продавать.
И тьмы ненужного добились,
Сумевши в главном проиграть.
***
На экзамене — признак хорошего тона
Отличать mgh от закона Кулона.
Ну, а если не путать Кулона с Ньютном —
Это признак серьезного знанья законов.
***
Женский день. И как-то непривычно
Нам, вполне нормальным мужикам,
Целый день вести себя прилично,
Вежливо, заботливо, этично,
И сверхвыразительным словам
Воли не давать (что необычно)….
***
Кому коварства недостанет
Злодея спящего убить —
Тому тем боле не пристанет
Младенца чистого будить.
И что будить? Кто в школе yчен,
До сонной одури замучен —
Тот помнит мудрости земной
Конечный вывод — сон простой
Дороже знаний, денег, славы, —
И все веселые забавы
Ничто, коль хочется поспать…
… Кому случалось опоздать —
Со мною, верно, согласится:
Храпеть полезней, чем сердиться!
***
Полночь…
Память низким адажио
Мысли несет над дорогами странными,
Теми, что пройдены, теми, что выбраны…
Память плывет над победами, ранами,
Счастьем, надеждой, бедой и обманами,
Над тем, что сделано, над тем, что сыграно,
Над днями, ночами, мечтами, туманами…
…Память
Качается в тихом адажио…
***
Ах, нас не помнят, ах, нас не помнят.
Лишь фотоснимки на стенах комнат.
Только ветер стучит в окно.
А нам все равно.
Ах, нас не любят, ах, нас не любят,
Нас только ветер по морде лупит,
Открывает он окно.
А нам все равно.
Ах, нас забыли, ах, нас забыли,
Что мы когда-то на свете были.
Льется в память о нас вино —
А нам все равно.
Все? Опять не все. У него была любящая семья. Есть любящая семья. Жена, которую он любил всю жизнь. Его ученица. Жена, которая смогла пережить бесконечных гостей, приветы, идеи, бешеный ритм жизни и характер. Дочь. Которую он тоже обожал, но не позволял хвалить — чтобы не испортить. И которая тоже не успела научиться всему. Сын. Похожий на него, как две капли воды. Во всем. Любящий и любимый. Филипповичи.
А еще? Еще… Остальное тогда о школе. О школе его жизни. О 45-м интернате. О том, каким он был и каким остался. О том, что очень многие его друзья — его ученики. О том, что надо быть Учителем, чтобы ученики становились друзьями и коллегами О морях. О лесе. О тюленях. Но об этом как-нибудь потом… Это уже совсем другая история… 
А.А.Филиппович
|
