№ 3 (3770), 5 марта 2008 года
главная | оглавление | <... | ...>

«Я начинаю считать со ста,
жизнь моя — с единицы...»

Алина Кудряшева — девушка-поэт, студентка 4-го курса Факультета филологии и искусств. Ей 20 лет, но она уже «поэт со стажем». Она дважды участвовала в поэтическом конкурсе студентов Университета «Поэтому» и в декабре ушедшего года заняла в нем первое место в пяти номинациях из восьми. До недавнего времени ее стихи можно было найти только в сети Интернет, в «Живом Журнале» пользователя Izubr, который сегодня читает уже более 6000 человек. А недавно в издательстве «Геликон+» вышел первый сборник ее стихотворений. Первоначальный тираж был раскуплен в считаные дни. 10 января в Центре современной литературы и культуры на наб. Макарова, 10, состоялась презентация ее книги и творческий вечер, где Алина читала свои стихи. Народу было много.

Алина Кудряшева

Я испытываю к стихам Алины особую любовь с того дня, как впервые случайно наткнулась на одно из стихотворений где-то на просторах необъятной сети. Оно было как будто написано про меня. Бывает, переживаешь что-то внутри, невыразимое, и думаешь, что о таком вообще не говорят и не пишут. А потом читаешь стихотворение Алины — оно так заманчиво просто, что не ожидаешь никакого подвоха. И вроде слова-то использованы самые обычные, но они вдруг создают такие живые, совсем родные, образы. Эти образы врываются в сознание, в душу, и беззастенчиво распахивают там какие-то потайные дверцы, в которые, по идее, нельзя входить без стука. Простые эти слова впиваются тебе под кожу маленькими булавочками, так, что можно физически ощутить каждое слово. И ты ходишь, повторяешь их осторожно, как будто до булавочной головки дотрагиваешься, одновременно и мучаешься от этой сладковатой боли, и не хочешь, чтобы она проходила. Такой вот своеобразный читательский мазохизм.

Возможно, я слишком пристрастна в своей оценке, это дело вкуса. Кому-то, может быть, стихи Алины не нравятся. А некоторым вообще не нравятся стихи. Но в моем окружении все люди делятся на тех, кто совсем не имеет понятия о том, кто такая Алина Кудряшева, и на тех, кто знаком с ее стихами и любит их.

— Алина, Вы учитесь на Факультете филологии и искусств, а на какой кафедре?

— Кафедре общего языкознания.

— А почему Вы выбрали филологию? Это был осознанный выбор?

— Вообще, просто так сложилось. Я выбирала между филологией и историей, а на филфак оказалось проще поступить, потому что были олимпиады, и для поступления мне нужно было сдать только один экзамен.

— А есть планы связать как-то свое будущее с Университетом, сделать академическую карьеру?

— Да я не знаю пока. Все как-то еще не очень понятно. С одной стороны, лингвистика — такая серьезная наука, с другой стороны, я не знаю, насколько эта наука хочет «видеть» меня. Я даже не знаю, пойду ли в аспирантуру.

— Но если пригласят, то пойдете?

— Ну, пригласят — пойду… Если пригласят.

— В конкурсе «Поэтому» Вы участвовали уже второй раз подряд, и второй раз заняли первое место, но уже почти во всех номинациях…

— Да. Я не очень хотела в этом году участвовать, но мне пришло приглашение. В принципе, насколько я знаю, на конкурсах не принято, чтобы лауреаты преды-дущего года участвовали в них еще раз. Но в приглашении меня буквально просили принять участие в конкурсе. Я согласилась, а потом мне стало так стыдно.

— ???

— Потому что не надо было мне участвовать, это нечестно… Не должны лауреаты участвовать в конкурсах дважды, по-моему. Но когда мне стало стыдно, уже было поздно отзывать заявку.

— А в каких еще конкурсах подобного рода Вы принимали участие?

— В основном во всяких конкурсах бардовской песни. Потому что я, можно сказать, «кручусь в этой тусовке».

— Там стихи рассматриваются как тексты для песен.

— Да нет, там стихи рассматриваются как стихи.

В столбик и в строчку

— Вы рано начали писать стихи?

— Ну, если считать то, за что не стыдно, то года два назад. Если считать вообще все, то, наверное, лет с четырех; а осмысленно — лет с одиннадцати.

— А возможен навык в сочинительстве? Не шаблоны и клише, а навык или мастерство?

— Да, есть такое. Когда я только начала писать в строчку, мне понравилось, потому что в строчку, в принципе, легко пишется. Потом начинаешь уже думать в этом ритме, писать в этом ритме, и процесс идет по накатанной дорожке.

— В сети сейчас много авторов, которые пишут в строчку, например Вера Полозкова. А откуда вообще взялась эта манера писать стихи в строчку?

— Принято считать, что так начал писать Дмитрий Быков, но я впервые увидела такую форму записи не у него, а у Виктории Райхер (в сети — пользователь Neivid), и мне понравилось. Потом я попробовала так же писать, и мне снова понравилось. А потом это постепенно распространилось по сети.

— А что отражает такая манера письма? Почему раньше никто не писал стихи в строчку, разве что стихи в прозе. Это какая-то общая тенденция, мода? С чем связано ее появление?

— Ну, это же сеть, Живой Журнал (далее — «ЖЖ»,— Прим. корр.), и все пишут там то, что происходит у них в жизни, но иногда почему-то рифмованно. То есть, вроде бы ты пишешь обычный пост в свой журнал, но в определенном ритме, который требует рифмы. В комментариях к моим текстам люди иногда начинают обсуждать эту тему и приходят к заключению, что мы пишем так, потому что хотим, чтобы это звучало и выглядело как обычный рассказ о жизни, но «случайно» выходит так, что он еще и рифмованный.

Раньше, например, когда кто-нибудь брал мое стихотворение и разбивал его на строчки, я очень возмущалась и просила сделать «как было». Потом я подумала, что если мое стихотворение, разбитое на строчки, немедленно перестает звучать, то, наверное, что-то не так в самом стихотворении…

— А каких поэтов Вы читаете?

— То есть, назвать любимых поэтов?

— Буквально, да.

— Я могла бы сказать: «Серебряный век», но это, наверное, пошло, да? Если поименно, то Д.Самойлов, Р.Рождественский… ну, и Бродский, конечно.

— Это просто те, кого нравится читать, или те, с кем есть преемственность?

— Нет, преемственности нет. Просто время от времени читаешь кого-то и тебе от этого хорошо, или думаешь: «вот очень правильная мысль, надо бы подумать в эту сторону».

Жизнь в сети

— А что Вы думаете о сетевой поэзии как о явлении? Многие считают, что легкость, с которой теперь каждый может разместить любое стихотворение в сети, приводит к размыванию понятия качественного стихотворения, и объективная оценка произведения становится невозможной.

— В сети действует принцип, когда «десять тысяч леммингов не могут ошибаться». То есть, когда чьи-то тексты начинают читать тысячи человек, то, наверное, на это стоит посмотреть. Но, с другой стороны, если автора уже читают 10 тысяч человек, то любое его новое произведение часто априори оценивается многими как прекрасное еще до того, как они его прочитали. То есть: да, объективная точка зрения пропадает.

— А как Вы относитесь к тем, кто вас читает в сети?

— Мне очень страшно как-то к ним относиться. Когда меня читали сто человек, я всех их знала, когда меня читали 200 человек, я тоже всех знала. Даже когда меня читала уже тысяча человек, я, в общем-то, догадывалась, что все они из себя представляют. Я просматривала журналы всех, кто добавлял меня в друзья, встречалась с некоторыми. Но теперь их уже почти шесть тысяч… Я время от времени встречаюсь с теми, кто меня читает — они прекрасные люди, они занимаются интереснейшими вещами, у них замечательные дети, друзья, и…и когда я думаю, что они все такие прекрасные, и их так много, что не охватить, то мне становится страшно.

— Почему?

— Ну, это же огромная ответственность!

— А нет опасения, что все эти люди Вас захвалят, и Вам станет сложнее объективно оценивать свои стихи?

— Да, бывает страшно. Когда я об этом задумываюсь, у меня наступает кризис самоидентификации, и я подумываю о том, чтобы удалить свой журнал и уехать в Африку, месяца на полтора. Думаю, что я в какой-то момент так и поступлю, а потом посмотрю, что получится. Иногда мне, действительно, сложно понять, для чего я пишу — просто по собственному желанию или для того, чтобы напитаться энергией людей, которые прокомментируют мое произведение. Это уже взаимозависимый процесс.

— Я знаю, что у Вас в сети два журнала: один — izubr — для стихов, а второй — xelbot — для «земных» нерифмованых постов. А почему Вы решили их разделить?

— Однажды ко мне пришел один человек и сказал, что ему вообще неинтересно читать про мою жизнь; что если уж я пишу стихи, то моим читателям нужны именно стихи, а не факты моей повседневной жизни. Если я сейчас начинаю отстаивать свои права и говорить, что это мой журнал, и я буду туда писать все что захочу, мне все чаще отвечают: «Нет, теперь это уже не твой журнал. Тебя читает много людей, и ты должна быть ответственна за то, что ты пишешь».

— А для Вас есть разница между Алиной-izubr, которая пишет только высокохудожественные тексты, и Алиной-xelbot??

— Я считаю, что журнал Izubr пишет уже не человек, а именно пользователь Izubr. Это такая специальная машинка, которая не может сказать фразу, не оформив ее художественно; и которая, написав любое предложение, даже самое случайное, помнит, что его прочитают 6 тысяч человек. А во второй журнал все что хочет пишет Аля Кудряшева, студентка 4-го курса. Конечно, я чувствую, что второй журнал уже тоже читает тысяча человек. И становится обидно, когда твои посты комментируют люди, которые тебя совершенно не знают. Но все равно, в нем я гораздо меньше задумываюсь, что писать. Вернее, как писать.

— А как Вы относитесь к публичности ЖЖ, к тому, что все желающие смогут узнать какие-то подробности личной жизни автора журнала?

— Ну, по-моему, это очень хорошая маска: все думают, что знают про тебя все, но то, что действительно твое — оно остается при тебе. И никто уже не полезет тебе в душу, потому что все ведь написано, вот, читайте! Мне нравится этот подход, хотя я сама практически не пишу подобных «личных» вещей. Я могу рассказать их друзьям, но в журнале не могу заставить себя так писать. И я не пишу почти ничего про себя в большой журнал, только стихи.

В переплете

— У Вас недавно вышла книжка в издательстве «Геликон+», да? Какие чувства она у Вас вызывает, как Вы к ней относитесь?

— Про отношение очень сложно сказать. Я опять вспомню Верочку (Вера Полозкова — ред.), у которой буквально пару дней назад тоже вышла книга. Она написала, что, мол, «это очень здорово, что книжка вышла, но я уже не чувствую, что это мое творчество, просто чувствую облегчение, потому что теперь книжка будет жить своей собственной жизнью». У меня примерно такое же отношение. Правда, после появления книжки мне стало очень тяжело писать… как-то не пишется.

— А кто составлял подборку стихов для книги?

— Сначала Александр Николаевич Житинский, а потом уже я просматривала, редактировала, добавляла, что-то изменяла.

— Где ее можно приобрести?

— Там, в издательстве. Она, кажется, исчезала оттуда, но теперь опять появилась.

— А Вы испытываете гордость оттого, что у Вас вышла книга?

— Честно говоря, я как-то не чувствую ничего вообще, никаких перемен. Ну, книжка, да…. Но есть много вещей, которые гораздо важнее. А тут просто взяли и распечатали, буквально, мой журнал, поместили его под обложку с красивой фотографией. Ничего ведь, собственно, не произошло, ничего не изменилось.

— Но ведь важно, что Ваше творчество востребовано? И если бы не было никакого резонанса, то могли бы Вы писать дальше, не пропала бы у Вас уверенность, что это нужно, что это хорошо и правильно?

— Вообще-то резонанс появился, как только появился ЖЖ, а это было в 2003 году, то есть уже довольно давно. И все это как раз совпало, наверное, с моментом начала публичного творчества, и я сразу имела какой-никакой отклик.

«…Если я хочу что-то сказать, мне легче
сделать это в стихах…»

— Почему вообще пишется стихотворение? Потому что Вы, как говорится, «не можете не писать»?

— Довольно частый вопрос, но я совсем не могу на него ответить. Иногда просто придумывается удачная строчка, начинаешь ее как-то развивать, входишь в резонанс с чем-то, и оно начинает писаться, а там уже и слова нужные приходят…Сложно описать ощущение.

Вообще-то я избегаю об этом говорить, потому что, мне кажется, как только начинаешь говорить о чем-то подобном, оно тут же от тебя уходит.

— А как стихотворение приходит? Для этого нужно особое настроение? Внезапно возникшую строчку можно оставить «на потом», или она «растает»?

— Можно оставить, чтобы развить ее позже, но в 50 процентах случаев настроение потом пропадает, и ты не понимаешь, что это за четыре слова, написанные корявым почерком, для чего они. Но, бывает, настроение возвращается и ты «раскручиваешь» эти слова.

— Не бывает случаев, когда Вы ловите себя на том, что сами себя повторяете, используете повторно удачные обороты?

— Ну да, бывает, что пишешь, а потом думаешь, что это уже было. Или, например, бывают такие эффектные обороты, которыми можно спекулировать. Время от времени они как будто сами приходят, навязываются, но тут останавливаешься и думаешь: «Нет, так не честно».

— А прозу Вы не пишете?

— Нет, в прозе я не умею, это сложнее гораздо. В поэзии тебя ведет четкий ритм, а в прозе тебя ничего не держит. Я не знаю, как люди пишут в прозе так, чтобы это было интересно и хорошо. Нет, написать какую-то смешную художественную заметку о жизни я могу, но «крупная форма» — это не мое. Я время от времени начинаю что-то подобное писать, но останавливаюсь. Если я хочу что-то сказать, то мне легче это сделать в стихах, в определенной ритмической рамке.

— А ритм у Вас всегда разный или есть какая-то своя «мелодия», которую Вы всегда берете за основу?

— Нет, конечно, всегда разный. В сети вообще можно писать, как хочешь, не обязательно укладывать текст в четверостишия с рифмовкой A-B-A-B.

— Такая свобода — это особенность именно сетевой поэзии и литературы?

— Мне кажется, да. Вообще возможность и попытка эксперимента очень сильно возросла с появлением сетевой литературы.

— И это хорошо?

— В общем, да. Вообще я не считаю, что есть такая вещь, как «сетевая литература». Есть литература в сети. И я уверена, что если бы ее не было, если бы я писала «в стол», то я писала бы совсем по-другому. Или вообще не писала.

— Почему?

— Из-за отсутствия «обратной связи».

— А Вы не боитесь однообразия, которое возможно в сети, ведь все друг друга читают, перенимают друг у друга основные приемы?

— Я иногда читаю стихи людей, которые в этом или в прошлом году участвовали в конкурсе «Поэтому» и потом завели свой ЖЖ, чтобы писать там стихи. И мне становится за них страшно, потому что сначала они писали что-то свое, выстраданное, в своем стиле, и это, в любом случае, было их собственное. А теперь их тексты забиты в ту же самую рифмовку, в длинные строчки без четверостиший, и они сразу теряются.

— То есть, такая форма записи — в строчку—– диктует свои законы рифмы и ритма, одинаковые для всех?

— Да, мне кажется, эти строчки действительно влияют на то, как ты пишешь. Появляется иллюзия, что человек просто разговаривает, рассказывает что-то, использует обычные слова. И за этим теряется то, что человек изначально хотел сказать, потому что его затягивает этот ритм, рифмовка и он начинает «гнать» текст. А дальше его можно гнать километрами!

— А Вас не затягивает эта рифмовка?

— Меня, я думаю, тоже затягивает, но мне сложно судить о себе со стороны. Бывает, напишешь что-то подобное, довольно миленькое, но непонятно зачем. И становится от этого так тошно.

Диагноз нашего поколения

— К чьей оценке своих произведений прислушиваетесь, к чьей критике. Или стараетесь не слушать никого?

— Если кто-то в комментариях мне пишет нехорошие слова и никак их на аргументирует, то я к ним не прислушиваюсь. Если поют сплошные дифирамбы, то тоже теряю интерес. Если кто-то критикует меня, но вежливо, то я обычно смотрю, что пишет он сам, и если мне это категорически не нравится, то я вряд ли к нему прислушаюсь. Есть еще некоторые люди, в сети и в жизни, ко мнению которых я всегда прислушиваюсь.

— А родители Вас читают, оценивают? Высказы-вают авторитетное мнение?

— Мама — да, а с папой мы редко об этом говорим. Но ему, по-моему, нравится. А мама читает мой журнал и порой мне говорит, например: «Твое последнее — не очень», или: «Вот это очень хорошо», и: «Тут у тебя опечатка». Для меня важно ее мнение.

— Как Вы относитесь к своим стихам? Некоторые, например, культивируют почти пренебрежительное отношение к своим произведениям. Такого нет?

— Нет, никакого особого отношения нет. Не знаю, стишки как стишки. Я все-таки считаю, что это чаще всего просто рифмованный пост в ЖЖ. Хорошо, если они могут увести куда-то в сторону, а так… ну, пишутся…

— А как Вы думаете, вы всегда будете писать стихи, или когда-то Вы просто перестанете это делать?

— Не знаю… Когда у меня только появился ЖЖ, это все было так интересно, в новинку, первый год, второй… ну, а теперь, вроде, уже ничего и не меняется. И вот уже пять лет ты пишешь, шесть, семь… а потом уже твои дети будут читать то, что ты писала в 16 лет. Все это как-то смешно. Иногда страшно думать о том, что все это будет продолжаться бесконечно.

— Бывает ли, что Вам совсем не хочется писать, или нечего?

— У меня временами возникает ощущение, что я пишу только в рамках ЖЖ, или только потому, что я давно ничего не писала. Это очень неприятное ощущение, я все время пытаюсь с ним бороться. Но я и пишу сейчас гораздо реже. Кстати, я недавно говорила об этом с людьми, для которых ЖЖ тоже стал частью жизни — не только у меня такой «синдром». Многие говорят, что, например, ты идешь по улице, и у тебя промок левый ботинок, а волос на голове встал дыбом. И только подумав об этом, ты уже начинаешь облекать мысли в форму поста. И тут понимаешь, что надо с этим что-то делать, иначе у тебя закончатся мысли и останутся только посты.

— То есть это такой симптом, или даже диагноз нашего поколения, реализующего все свои творческие порывы в пространстве сети Интернет? А что делать?

— Я не знаю. Может быть, мы все этим «переболеем» и начнем что-то делать для себя. А может, это «врастет» в жизнь так же органично, как «вросли» мобильные телефоны, IСQ, электронные почты и прочие вещи, к которым мы теперь привыкли.

— И тогда все привыкнут к творчеству в виде постов, или, наоборот, научатся разграничивать посты и творчество?

— Я знаю людей, которые и сейчас активно ведут ЖЖ, но при этом делают в жизни что-то, не связанное с ЖЖ. Эти люди обычно старше и мудрее. Наверное, они уже привыкли жить каким-то образом, и потом у них появился Журнал, который вписался в их жизнь. А у меня и у многих моих сверстников появление ЖЖ совпало с «порой становления личности»! Надеюсь, что эта зависимость постепенно пройдет, и связь творческого текста и ЖЖ-поста будет не так очевидна. Пока для меня очевиден порядок «написал-запостил». Возможно, позже я буду просто писать, а потом уже думать о том, что это можно и в Журнал выложить. Но пока, что бы я ни писала — стихотворение, заметку, историю — с первой буквы я воспринимаю это как пост в ЖЖ.

— Как Вам кажется, сейчас молодежь, в принципе, интересуется поэзией?

— Я, право, не знаю, кто такая «молодежь» в целом и чем она интересуется. Те молодые люди, которые окружают меня, интересуются поэзией наряду с фильмами, книгами, музыкой. Разными вещами. А за всю современную молодежь я не могу говорить.

— А любовь к поэзии можно привить, например, в школе или в семье? И нужно ли это делать?

— Я считаю, что можно просто давать читать стихи. Точно так же, как и другие книги. Либо их будут читать, либо нет. Человека нельзя заставить понять стихи.  

Дарья Мельникова
Фото Сергея Ушакова

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2008 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков