№ 3 (3770), 5 марта 2008 года
главная | оглавление | <... | ...>

Океан русской речи

За последние годы наша речь сильно изменилась. Живой язык не может быть статичным, но к чему приведут такие быстрые перемены, и стоит ли пускать всё на произвол судьбы? Как поддержать и сохранить русский язык, для чего вообще это необходимо? В прошлом номере нашего журнала был опубликован материал о международном форуме «Языки мира», прошедшем в самом конце 2007 года. Теперь об этом мероприятии, других достижениях Года русского языка, а также важных вопросах, касающихся русского языка, нам рассказал Евгений Ефимович Юрков, вице-президент РОПРЯЛ, декан специального филологического факультета, заведующий кафедрой русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета.

Язык развивается по своим законам

— Какова была направленность мероприятия?

— Несмотря на название форума «Языки мира», главный акцент был сделан на анализ государственной языковой политики и проблемах языкового строительства, потому что сегодня, как мы знаем, функция языка как образующего государственного начала очень велика. В России, как известно, есть проблемы (без которых, в общем-то, не обходится ни одно государство), в частности, связанные с тем, что страна у нас многонациональная. И вот уже более двух лет назад был принят закон о государственном языке, который часто неправильно называют законом о русском языке, так как государственным по Конституции у нас является именно русский язык.

Е.Е.Юрков

Нередко можно услышать о том, что единственная национальная идея у нас — это идея русского языка, потому что, несмотря на то что наш народ объединяло и объединяет многое, одним из основных объединяющих начал является русский язык — и в России, и даже на всём постсоветском пространстве. В нашем государстве всегда существовали силы не только центростремительные, но и центробежные — последние же не иссякли, и по-прежнему у нас есть некоторые угрозы, пусть и несколько уменьшившиеся. Это всем известно, и я не буду называть те регионы и автономии, которые всегда стремились обособиться. А для того, чтобы функция русского языка как объединяющего государственного начала выполнялась, он, естественно, должен служить и межнациональному, межкультурному общению, и экономической интеграции. Это важно не только для России, но и для всего постсоветского пространства, поскольку более-менее стоящее образование там можно получить только с помощью русского языка. Потому что различные фонды в странах СНГ, их вузы — они все рассчитаны на то, чтобы главные учебники, главные пособия, главные учебные курсы были написаны по-русски, так что наш язык по-прежнему является объединяющим и дающим возможность выйти в мировое экономическое пространство, в мировое культурное и политическое пространство. Вот почему форум назван «Языки мира»: мы хотели подчеркнуть, что русский язык является языком мировым. К тому же нам нужен был опыт других государств, поскольку аналогичные проблемы есть и у английского языка, и у немецкого, и у французского, поэтому и были приглашены специалисты и представители Британского Совета, «Альянс франсез» и многие другие.

Как считают многие (и отчасти это справедливо), язык развивается по своим законам, и любое насилие над ним невозможно. Поэтому в качестве важнейших норм и были выделены проблемы языкового строительства и государственной языковой политики. Мы свидетели этой политики, начиная со школьной скамьи: ведь даже учебники написаны разными людьми и по-разному, для того чтобы на уроках русского языка происходило ознакомление не только с тем, какую букву в каком случае писать — этого мало, — русский язык выполняет функцию и воспитательную! Всё не заканчивается школой: недаром сейчас в вузах вводятся такие дисциплины, как русский язык и культура речи. Мы знаем, что говорить и писать по-русски люди стали хуже. И дело не только в незнании некоторых правил пунктуации и грамматики — происходит нарушение «речемыслия» как такового, потому что неграмотная речь говорит о неадекватном, некультурном мышлении. Вот почему огромное внимание должно уделяться не только традиционному обучению русскому языку в школе и в вузе, но для нас очень важно, чтобы на телевидении, радио и в газетах мы встречались с нормальным, красивым, адекватным целям речевого общения русским языком.

«Что хочу, то и пишу!»

— А какие функции у русского языка как у государственного?

— Если мы имеем в виду официально-деловое общение — здесь всё и так понятно; но и любое публичное общение — это уже проявление функции государственного языка. Поэтому когда некоторые журналисты выступают с заявлениями «Что хочу, то и пишу!», хочется ответить: извини меня, себе в стол пиши, что хочешь, но когда это публикуют в виде статьи, заметки в газете, — это уже функция государственного языка. Ты воздействуешь на людей, тебе дано право выступать перед всеми, писать о чём-то так, что тебя читают уже не как частное лицо, а как представителя определённой газеты, определённого политического или культурного направления — а это огромная ответственность! Поэтому и здесь уже проявляется функция государственного языка.

— Но ведь это касается не только журналистов, не так ли?

— Конечно! Я уж не говорю о политиках. Недаром Людмила Алексеевна Вербицкая сейчас повторяет, что необходимо ввести экзамен, например тестирование, для любого политического деятеля. И я думаю, что это правильно, хотя нужно подобрать соответствующую форму: нельзя, конечно, давать примитивные тесты. А самое-то главное, может быть, заключается даже не в контроле (сдай, мол, тест, и всё будет в порядке): самым главным станет то общественное внимание, которое будет обращено на речь этого человека, и, возможно, общественное порицание, которое будет явно обозначено по отношению к политику или журналисту, допускающему пренебрежительное отношение к языку и не имеющему речевой культуры.

В своём выступлении я приводил пример: когда один чиновник, выступая у нас в Университете, неправильно поставил ударение в слове языковАя и произнёс словосочетание «языкОвая политика», слушатели зашипели, «загудели», «затопали» (такую ошибку, кстати, допускают многие, но, как правило, мы проглатываем это, замалчиваем). Хороший чиновник и нормальный, умный человек, он сначала растерялся, а потом принял эту критику вполне доброжелательно. Может быть, в первую секунду ему было неприятно — а ведь что здесь такого страшного? Да, мы все ошибаемся, но главное — желание исправлять ошибки.

— Одно дело случайные ошибки, другое —- когда неграмотный человек уверен в том, что говорит правильно.

— Ну да, случайные ошибки бывают досадными, от них нужно избавляться. Но есть ещё одна неприятная вещь, которую люди привносят в свою речь — я называю это языковым дурновкусием: они используют какие-то слова из сленга или из жаргона, а также иностранные немотивированные заимствования. Этим многие часто пытаются украсить свою речь и произносят такие слова с гордостью. На самом же деле это абсолютная языковая безвкусица. Я совершенно не против заимствований — они нужны, в частности, в мире компьютерных технологий, программирования, в мире бизнеса, менеджмента… Там не обойтись без иностранных заимствований — и нам незачем без конца изобретать велосипед, если есть уже готовый материал. Тем более у нас есть удивительная традиция: заимствованные термины в нашем языке как бы «обрусевают» — становятся русскими по форме, мы начинаем присоединять к ним приставки, суффиксы, и воспринимаем их уже как вполне наши, родные слова. Это нормальный путь. Но когда вдруг появляются совершенно дикие слова, и ты не встречаешь в тексте ни одного русского слова — речь идёт о немотивированных заимствованиях, а это уже явная избыточность.

Политика и колбаса

— А ведь есть вещи и похуже простых заимствований…

— Это, наверное, самая большая наша проблема — тот поток нецензурных и низкопробных слов, которые поднимаются к нам со дна общества. Это же такое бескультурье, просто возмутительно! И ведь непонятно, зачем это делается? Да, конечно, из молодёжного сленга приходит множество слов и даже, допустим, из уголовного мира (например, слово «беспредел», происхождение которого мы все знаем, ставшее вполне общеупотребительным, хотя и не лишенное ещё своего особого «уголовного» налёта). Возможно, и оттуда слова приходят, вспомним слова А.Ахматовой по отношению к поэзии: «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». И язык, нормативный литературный русский язык, он тоже растёт, изменяется, в том числе и путём заимствований из других языков или привлечения жаргонных слов — это возможный путь. Но то, что мы видим сейчас, — это просто страшный вал таких слов, и мы начинаем использовать их как базовые единицы, они начинают играть доминантную роль, потому что они необычны, эмоционально окрашены. Но тогда уже мы, грубо говоря, сами начинаем в своей обычной речи, что называется, «по фене ботать». Я иногда слышу, как вполне образованные люди говорят на одном сленге. Мне даже приходилось встречать некоторых чиновников и политиков, во время официального общения говоривших хотя и немного казенным, суховатым, но нормативным языком; когда же они выходили в коридор покурить — начиналась сплошная брань, русский мат. А это влияет на языковое сознание, это страшные вещи, с которыми, конечно, нужно бороться: необходимо формировать, моделировать государственную языковую политику.

— Каким же образом можно бороться с такими вещами?

— Первые шаги в этом направлении были сделаны в нашем Университете, на базе Филологического факультета — это создание препринтного комплексного нормативного словаря с описанием самых трудных случаев, предназначенного для тех носителей языка, которые ещё хотят говорить правильно. Человек, который говорит «языкОвая», а не языковАя, просто не знает, что правильно: ему кажется, что это нормально, а ведь для человека знающего такое произношение «режет ухо», потому то «языкОвая» может быть только колбаса.

Конечно, учить людей говорить правильно — это долгий путь, за одно мгновение ничего не решится, поэтому нужно начинать именно со школы. Для этого Факультет филологии и искусств нашего Университета создаёт всю линейку учебников, от первого до одиннадцатого класса — новый учебный комплекс по русскому языку для школ. Или, например, словарь «Давайте говорить правильно», в котором описаны те трудные случаи, где мы чаще всего ошибаемся — немного прагматический словарь, но он действительно нужен, его формат позволяет пользоваться им по мере потребности и избегать некоторых глуповатых ошибок, которые, к сожалению, очень часто встречаются.

— А если учебник издан вне стен Университета?

— Сейчас в вузах и языковых центрах создаются такие группы, которые будут выполнять роль экспертов и одобрять или не одобрять те или иные пособия для школ и вузов. Эта функция, наверное, будет расширяться, чтоб мы могли как-то вмешиваться в тот языковой процесс, который отражается на всём поведении нашего общества. Я говорю, прежде всего, о тех стилях, в которых используется язык в его государственной функции, то есть о том, что говорят и пишут публичные люди, которые выступают по телевидению, на радио, работают в газетах. Я не люблю слово «цензура», но оно не будет лишним для публичных людей, потому что слово-то действительно не воробей, а тем более когда сказано оно с экрана: человек простой решает, что оно нормативное и его можно подхватить.

Демократизация и «мусор»

— Что ещё будет сделано для сохранения нашего языка?

— На сегодняшний день мы продвигаемся, и я думаю, что в ближайшие два-три года всё-таки будет создан современный нормативный словарь, но кроме него должна быть ещё нормативная грамматика, нормативная стилистика. Здесь мы пока ещё находимся на начальной стадии осмысления современных проблем. Конечно, у нас есть хорошие грамматики и хорошие учебники по стилистике, но необходимо выйти на новый уровень, потому что за последние годы в связи с процессами, которые проходили в России (повлиявшими на её развитие как положительно, так и отрицательно), изменилась и речь. С одной стороны, произошла её демократизация: мы стали более свободны в речевом общении, творческие личности получили возможность говорить то, что думают и чувствуют, — и это прекрасно! Политики уже не говорят «по бумажке», и это стало нормой, а тот, кто зачитывает свою речь, вызывает негативные эмоции. Но вместе с тем хлынуло в нашу речь много лишнего, и этот новый «языковой мусор», безусловно, есть. Компьютерные программы, которые вычищают тексты, действительно с лёгкостью устраняют какие-то орфографические ошибки, а вот с пунктуационными, например, уже хуже: в итоге в газетах, допустим, практически не встречаются ошибки орфографические, а пунктуационных довольно много.

— Но есть ещё и более сложные понятия, такие как связность текста, целостность.

— Да, у меня вот, когда я читаю некоторые статьи, возникает такое ощущение, что пишущий человек просто не понимает, что существуют языковые средства связности. У него нет чёткого логического плана: хороший был запал, но мысли не реализуются, а из-за этого не достигается цель. И эти понятия привязаны к грамматике, потому что грамматика — это тот текстовый каркас, на базе которого нужно строить своё речемыслие и свой текст как речевой продукт.

— Неужели в нашей речи так уж много недостатков?

— Нет, конечно, в любом языке есть и положительные, и отрицательные моменты. Русской речи свойственны некоторые проблемные зоны. Например, вы, наверное, замечали у нас такое явление: когда человек хочет, чтобы его речь была более аргументированной, он просто повышает голос, говорит громче. Согласитесь, странноватый способ доказывать свою правоту. Некоторые люди более эмоционально начинают говорить, активно жестикулируют. И в принципе, это, в каком-то смысле, и наше достоинство: мы не очень любим «неживую» речь без эмоций. Но ведь убеждать надо с помощью аргументов, а это у нас получается плохо. Особенно часто такое встречается в речи политиков, которые просто кричат, перебивают друг друга…

— Устраивают базар.

— Да, действительно, это речевой базар, который тоже говорит об отсутствии речевой культуры.

— Но раз они при этом пользуются такой популярностью — значит, кому-то это нравится?

— И это больно осознавать, потому что многих носителей языка такое привлекает. Возьмите, например, программу «К барьеру» с Владимиром Соловьёвым — нам интересно, когда люди реагируют на всё так бурно, как герои его передачи, и зрителям это нравится, но ведь это, по сути, ужасно. Я понимаю, что иногда эмоции нужны, нужна заинтересованность человека в том, что он говорит, но базар-то здесь неуместен…

Фонд «Русский мир»

— Каково Ваше впечатление от всего Года русского языка?

— Я считаю, что в этом году главным событием стало создание, по указу Президента, фонда русского языка «Русский мир». Мы давно об этом мечтали, готовились, наши предложения поступали в правительство и в администрацию президента, и наконец-то был создан такой фонд. Аналогичные структуры есть в Британии, Франции, Германии, Испании, Китае и других странах, и мы часто завидовали им в этом, но теперь и у нас есть свой фонд. Мы возлагаем на него большие надежды, тем более что уже принято положение о филиале «Русского мира» в Санкт-Петербурге (еще один филиал будет открыт во Владивостоке). Это будет та база для ведения языковой политики и языкового строительства, которая позволит проводить мероприятия и субсидировать их, выискивать новые формы работы, привлекать к этой работе специалистов, общественных деятелей.

У фонда появился и собственный журнал, который будет выходить раз в месяц. Мы планируем также проводить фестивали русской речи: российские и общеевропейские, другие различные мероприятия.

Усилилась координация деятельности разных вузов и языковых центров. Мы стали больше сотрудничать с зарубежными представительствами, по линии МАПРЯЛ у нас стало больше членов.

— Не превратится ли работа «Русского мира» в чисто формальную?

— Пока я не вижу такой угрозы, но она может появиться. Очень важно, чтобы пришли новые силы и изменилось отношение к языку. Ведь многие из нас пользуются им и не понимают, что мы ответственны за его сохранение и развитие. Как говорил А.П.Платонов: «Без меня народ не полный!», — так и вся наша речь без речи каждого тоже не полная. Что я волью в этот океан русской речи, то там и будет, и если туда потекут одни сточные воды — представьте себе, что произойдёт. Поэтому каждый человек ответственен за то, чтобы его маленький речевой «ручеёк» вливался туда в чистом виде. Мы должны понимать, что нельзя «бряцать» языком, нельзя оскорблять людей, нельзя использовать какие-то непотребные слова. При этом я вовсе не за то, чтоб вокруг нас была только «дистиллированная вода» русской речи. Стыдно произнести, но и русский мат — он должен сохраняться, это часть русского языка. Но ему нужно занять определённое место, за пределы которого он не будет выходить. Есть такие острые анекдоты, которые без русского мата просто не будут жить — нельзя совсем вычеркивать такие вещи. Существуют также художественные произведения, где в уста героя вложены слова, без которых он просто не будет похож сам на себя. И мы не должны их перевирать или искажать. Но главное — знать место этому речеупотреблению. Это и есть языковой вкус, воспитание которого в людях — наша главная задача.

— Именно на это и должна быть направлена деятельность фонда «Русский мир»?

— В принципе, да. Президент показал нам отличный пример — внимание на это нужно обращать. Год русского языка — это акция, придуманная не для украшательства, а для того, чтобы люди обратили на это внимание и поняли поставленные проблемы, а также наметили пути их решения. С Годом русского языка наша деятельность не заканчивается, мы должны по-прежнему думать о том, как сделать так, чтобы наши дети говорили, а значит, и думали, и жили бы лучше нас. Потому что я не верю, что можно жить лучше, если речь станет хуже, ведь это будет означать, что и мысли изменились в худшую сторону. Начиная от высокой политики и заканчивая детским садом — везде, шаг за шагом, мы должны убеждать себя и других, что говорить надо лучше, ярче, остроумнее, убедительнее, адекватнее, то есть соответствовать тем задачам, которые ставит перед нами жизнь. Потому что в любой сфере жизни мы, как правило, используем язык.

И недаром мы так часто говорим о том, что «язык наш — враг наш» и «молчание золото», потому что мы сами себя раскрываем, когда говорим, о нас судят по языку. О нас судят даже по одежде, а речь — это далеко не одежда. Это единство формы и содержания. То, что мы с вами сейчас об этом говорим — это уже свидетельствует о том, что мы задумываемся об этих проблемах, пытаемся их решать, пытаемся привлечь внимание общества, потому что без его участия ни политические решения «сверху», ни объявление очередного Года русского языка, ни профессиональные усилия лингвистов — ничто не поможет. Необходимо, чтобы и в семье, и в школе, и в любой профессиональной сфере деятельности мы понимали, что от того, как мы говорим, как и что мы пишем, зависят наша жизнь, наше реальное общение, наши производственные отношения и наша культура, потому что язык и культура связаны неразрывно.

Если завтра мы будем говорить и писать хуже, чем вчера, значит, будем деградировать. Это неизбежно, это нужно понять, а деградировать, я думаю, всё-таки большинство нашего народа не хочет. Хочется жить и знать, что наши дети будут жить лучше, чем мы. А для этого их нужно научить больше читать, лучше говорить и писать. Другого пути я не вижу.  

Лидия Снарская
Фото Андрея Дубровского

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2008 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков