№ 1 (3787), 27 января 2009 года
главная | оглавление | <... | ...>	27 января — 65 лет со дня снятия блокады Ленинграда

«Блокада –
это всестороннее испытание личности …»

В 1940 году Людмила Эльяшова поступила в ЛГУ на исторический факультет. А в 1942 году услышала лекцию по политэкономии профессора А.А.Вознесенского, которая изменила ее судьбу — в числе еще нескольких студентов она перешла на экономический факультет. Получила диплом преподавателя политической экономии и успешно преподавала ее в Кораблестроительном институте. Однако в 1949 году в партийных органах припомнили, что ее отец был арестован и осужден в 1937 году, и Людмиле Леонидовне пришлось отказаться от любимого предмета, поскольку «дочь репрессированного не может преподавать политэкономию». Она работала на кафедре экономики судостроения, преподавала экономику на Курсах повышения квалификации работников судпрома, затем на Высших торговых курсах.

Л.Л.Эльяшова

После XX съезда КПСС был реабилитирован ее отец, и для нее открылась возможность вернуться к любимому делу. С 1957 года она стала преподавателем кафедры политэкономии ЛПИ им. М.И. Калинина, в 1967 году защитила кандидатскую диссертацию в Инженерно-экономическом институте и стала доцентом. У нее всегда складывались добрые отношения со студентами. Со многими из них она до сих пор поддерживает связь.

Сегодня Людмиле Леонидовне 87 лет, но это всего лишь цифра, которая указывает на богатый жизненный опыт, ибо Людмила Леонидовна полна энергии, творческого вдохновения, сил и старается не отставать от событий современной жизни.

А 68 лет назад Людмила Леонидовна Эльяшова была среди тех, кто охранял Главное здание Университета — гасила зажигалки на крыше Двенадцати коллегий…

— У меня неправдоподобно долгая жизнь, ведь я училась в Университете в годы Великой Отечественной войны, а это еще первая половина ХХ века. Во время войны, когда мы еще не знали, предстоит ли нам погибнуть или прожить долгую жизнь, мы много думали о будущих студентах. Мы даже представляли, как они будут ходить по коридору Главного здания Университета, которое мы защищали, стоя на его чердаке — рассказывает Людмила Леонидовна. — Наша студенческая пора, выпавшая на годы войны, была другой, отличной от всех предыдущих и последующих. Начать хотя бы с того, что в самом начале войны почти все наши мальчики сразу исчезли, как и все молодые преподаватели — устремились добровольцами на фронт. Я тоже дважды была в военкомате: просила, чтобы меня взяли на фронт снайпером или пулеметчиком, но тогда женщин еще в армию не брали.

— Вы хорошо стреляли? Где вы этому научились?

— Я научилась стрелять еще в школе, на занятиях военным делом. Всем ученикам давали по одному патрону, и мы должны были попасть в мишень из мелкокалиберной винтовки. Помню, я выстрелила один раз, а военрук подходит и дает мне еще патрон, потом еще. Оказалось, что я попадала прямо в десятку, что вызвало уважение всех мальчишек класса! Видимо, у меня была какая-то природная меткость. Однако в снайперы меня не взяли, и все дни блокады до эвакуации я провела в Ленинграде. Блокада — это время проверки человека на выносливость. Мы испытывали очень тяжелые физические мучения, сравнимые с пытками. В течение пяти месяцев — постоянный голод. Это изматывающее грызущее чувство, которое гонит тебя куда-то. А с наступлением зимы мы все время мерзли. Мы просто жили в холоде — на протяжении двух месяцев мы никогда не согревались, никогда!

— В помещении было так же холодно, как и на улицах?

— Дело в том, что в самом начале зимы мы лишились крова.

26 ноября я вернулась с окопов и вошла в здание общежития на Пятой линии Васильевского острова, где мы жили с подругами в уютной теплой комнате. Иду я по коридору, и вдруг на меня пахнуло морозным воздухом. Я остановилась — передо мной был обвал. Оказалось, что днем в наше здание попала фугасная бомба. После этого мы переселились во флигель без отопления, освещения, канализации. В окнах не было стекол, поэтому их пришлось забить фанерой. С 26 ноября мы жили в этой холодной темной пещере, где даже оставленная в стаканах вода превращалась в лед. В конце января наш ректор А.А.Вознесенский, которого мы в годы войны стали называть «папой» — столько заботы и внимания он к нам проявлял, — переселил нас на Филологический факультет, где были печи, и сказал: «Топите мебелью». Тогда он, без преувеличения, спас нас от смерти.

В конце февраля нас эвакуировали в Саратов. Когда нас привезли в больницу, сестры плакали, глядя на нас — мы были страшными дистрофиками! Позднее я узнала из специальной литературы, что по всем физиологическим нормам мы не должны были выжить. Однако наше психоэмоциональное состояние стало мощной резервной силой. Наши физические страдания были ужасны, но, тем не менее, это были гордые страдания. Они как-то поднимали наш дух — мы чувствовали, что сопротивляемся, действуем. Мы были истощены, но все время работали: в окопах, в противопожарной команде, в маскировочной мастерской, в госпитале. И как будто сама работа придавала нам силы, несмотря на то, что физически она была изматывающей. Из Невы мы таскали воду, держа бидоны в худых руках, на которых практически не было мышц. Приходилось часто останавливаться, потому что руки сами собой разжимались. Я думаю, нам просто необходимо было преодолевать, терпеть, сопротивляться, действовать, чтобы жить. Тот, кто сдавался, сразу умирал.

А тот, кто смог вынести все испытания и продолжал активно жить, приобретал особые качества. Существует такой медицинский термин «интеллект без возраста» — это означает, что человек даже в очень преклонном возрасте сохраняет ясность ума и способность к творческой деятельности. Многие блокадники обладают этим качеством, потому что блокада — это всестороннее испытание личности.

— Можно, однако, предположить, что не каждому все-таки удавалось достойно пройти через все испытания. Вам случалось сталкиваться со слабыми людьми? Каково это в условиях войны?

— До разрушения общежития мы жили в одной комнате впятером. Четверо из нас были хорошими друзьями, и после разрушения общежития мы вчетвером переехали в тот страшный флигель. Однако пятую девочку мои подруги отказались взять с собой, и я сначала не понимала, почему. Дело в том, что меня была двоюродная бабушка, Васса Афанасьевна, которая жила одна на улице Маяковского. Я ей помогала — отоваривала ее продуктовые карточки, и привозила ей продукты. Как-то раз у меня исчезли две карточки, крупяная и мясная. Я была в отчаянии. Мои девочки настояли, чтобы я ходила обедать с ними по очереди, но не сказали мне, что они узнали о том, что карточки у меня взяла наша пятая соседка. Она была слабым человеком.

Однако сильных, несдающихся, все-таки было больше. Перед лицом общей беды людей объединяло стремление к борьбе, к победе. Я считаю, что мы — каждый из нас, настоящих блокадников, — спасли город от фашистского завоевания. И фактически, не только город, но и Мир.

Кроме того, мне кажется, что мало говорят о том, что блицкриг «погиб» под Ленинградом — так считают некоторые историки. Ведь фашисты впервые остановились и «застряли» именно здесь. После этого у Гитлера уже не было шансов осуществить «молниеносное» завоевание страны.

Я убеждена, что нынешнему поколению молодых универсантов предстоит совершить подвиг, не менее важный, чем совершили мы — спасти человеческую цивилизацию от экологической катастрофы и духовного кризиса. Но это предмет для отдельного разговора.  

Беседовала Дарья Мельникова

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2009 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков