№ 28-29 (3653-54), 12 декабря 2003 года
главная | оглавление | <... |	имена в истории университета

Гражданин Касталии,
Ученый, Романтик, Викинг

Пятнадцатого августа 2003 г. в результате несчастного случая погиб доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник НИИКСИ, руководитель Центра региональных исследований и музейных технологий «Петроскандика», известный петербургский археолог и культуролог Глеб Сергеевич Лебедев. Есть какая-то мистика в том, что это произошло 15 августа (неофициальный День археолога, отмечаемый всеми питерскими, да и не только, археологами), в Старой Ладоге, к которой как древнейшей столице Руси Глеб Сергеевич относился с особым «сакральным» чувством и которую просто очень любил со времен еще студенческих археологических экспедиций. Там же он завещал и похоронить себя. Вся его жизнь была связана с нашим городом и Санкт-Петербургским университетом.

Г.С.Лебедев. 1998 г. Гетеборгский университет, Швеция.

Он родился 28 декабря 1943 г. в Ленинграде в семье военнослужащего, по окончанию школы в 1961 г. поступил на исторический факультет Ленинградского университета, избрав свой специализацией археологию. На кафедре археологии его главными учителями стали маститый профессор, директор Эрмитажа М.И.Артамонов и начинавший в то время преподавание Л.С.Клейн. Участие в проблемном семинаре последнего определило главную тему научных занятий Лебедева – раннесредневековую историю и археологию Северо-Западной Руси и, особенно, проблему скандинавско-славянских взаимоотношений. «Варяжский семинар», душой и наиболее активным участником которого сразу же стал Г.С.Лебедев, развернул объективные исследования, направленные на преодоление официальных позиций советской историографии, принижающих или вообще отрицающих, вопреки многочисленным археологическим свидетельствам, роль варягов-норманнов на ранних этапах истории Руси. Деятельность участников этого семинара, особенно «Варяжская дискуссия» 1965 г. и «Касплянская разведка» 1966 г., в дальнейшем приобрела почти мифологизированное значение у студентов исторического факультета, немало обогатив студенческий фольклор.

Учебу на факультете пришлось прервать в связи с трехлетней службой в армии, поэтому закончен университет был в декабре 1968 г. досрочно, так как талантливого студента, получившего диплом с отличием, сразу же взяли ассистентом на кафедру археологии, и с января 1969 г. Г.С.Лебедев начал читать лекции, в том числе и вчерашним однокурсникам. Основными курсами, которые он разработал и читал, были «Археология железного века», «История отечественной археологии», а также разнообразные спецкурсы и спецсеминары. Как яркий, талантливый преподаватель, Г.С.Лебедев играл заметную роль в формировании будущих археологов в 1970 – 80-е гг. У него было много учеников и последователей. В 1972 г. он защитил кандидатскую диссертацию «Погребальный обряд скандинавов эпохи викингов», в 1978 г. стал доцентом, а в 1990 г. – профессором кафедры археологии.

С 1969 г. под его руководством начала действовать Северо-Западная археологическая экспедиция, развернувшая исследования в Ленинградской области, прежде всего в Лужском районе, где проводились раскопки курганов, сопок, жальников, городищ древнерусского времени. Вместе с коллегами из других научных учреждений отряды СЗАЭ провели сплошное обследование и паспортизацию археологических памятников на территории области. По результатам этих работ в 1977 г. появилась первая книга Г.С.Лебедева «Археологические памятники Ленинградской области».

В 1978 г. вышла в свет монография «Археологические памятники Древней Руси IX – XI вв.», написанная в соавторстве с коллегами по кафедре В.А.Булкиным и И.В.Дубовым. Дальнейшая работа над этой темой привела к появлению фундаментальной монографии «Эпоха викингов в Северной Европе» (1985 г.), ставшей его докторской диссертацией. Эти книги, также как и многочисленная серия статей, сразу же выдвинули Г.С.Лебедева в число ведущих отечественных скандинавистов.

Еще одна область его исследований – история русской и мировой археологии. Объемная книга «История отечественной археологии. 1700 – 1917 гг.», выпущенная издательством СПбГУ в 1992 г. (к сожалению, тиражом всего 500 экз.), сразу же стала библиографической редкостью, поскольку пользуется огромным спросом у всех археологов нашей страны. Дело в том, что и по сей день она остается единственным изданием, в таком объеме освещающим огромный отрезок истории археологии в России.

Г.С.Лебедев (слева) со студентами на кафедре археологии. 1970-е годы. Г.С.Лебедев (справа) и В.Н.Седых со студенткой из Африки.

С 1991 г., перейдя на работу в НИИКСИ, Г.С.Лебедев стал разрабатывать основы фактически новой дисциплины, находящейся на стыке археологии и географии – регионалистики. Результатом этих трудов стало его участие в коллективных монографиях: «Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон» (1999) и «Очерки исторической географии: Северо-Запад России. Славяне и финны» (2001). В этом же направлении было выполнено начавшееся еще в

1985 г. под научным руководством Г.С.Лебедева обследование пути «из варяг в греки», проведенное группой археологов, спортсменов, курсантов, построивших реальные модели древних судов. В 1989 г. он был награжден Русским Географическим обществом за это путешествие медалью Пржевальского. Итоги экспедиции были подведены в книге, написанной совместно с Ю.Б.Жвиташвили «Дракон Нево: на пути из варяг в греки. Археолого-навигационные исследования древних водных коммуникаций между Балтикой и Средиземноморьем» (2000 г.). Лебедев убедительно показал, что коммуникационные пути, связывавшие Скандинавию через Русь с Византией, были важным фактором урбанизации всех трех регионов. Важное место в исследованиях Г.С.Лебедева по Балтийскому региону занимала тема Санкт-Петербурга и его ранних предшественников как морских ворот славяно-финского мира в Европу, а также ведущая роль приневских земель в этих контактах с глубокой древности до нашего времени.

Глеб Сергеевич всегда был человеком с ярко выраженной, активной гражданской позицией. Еще в студенческие годы он являлся одним из комсомольских лидеров факультета. Поэтому неудивительно, что в начале перестройки, в годы демократического обновления нашего общества, он рьяно ринулся в политику. Стал одним из создателей и активных участников общества «Мемориал», боролся за сохранение культурного и исторического наследия в центре города, а в 1990 г. был избран депутатом Ленсовета, возглавлял в нем Комиссию по культуре.

Человек увлеченный, талантливый, обладающий высокой культурой, хорошо знающий поэзию, он сам писал стихи. Все его увлечения так или иначе были связаны с наукой. Так, еще в юности увлекшись героико-романтическим миром викингов, он стал одним из лучших специалистов по этой тематике. Обладая ярко выраженными склонностями к синтезу, широким обобщениям, он мог в одном докладе или статье очень логично и убедительно соединить на первый взгляд крайне далекие друг от друга факты и явления, увидеть что-то трудноуловимое и донести это до своих слушателей или читателей. Все кто знал Глеба Сергеевича Лебедева навсегда запомнили обаяние его незаурядной личности. Итак, предоставим слово им, старшим и младшим коллегам, друзьям, ученикам.

Профессор М.Б.Щукин (Государственный Эрмитаж): Я был уже на третьем или даже четвертом курсе, когда в коридорах исторического факультета появился бледный худой юноша с черным шелковым платком на шее – Глеб Лебедев. Первое впечатление – ну и пижон. Потом -то я понял, это не из пижонства, а скорее от стеснительности. В те годы он имел отчетливо выраженное “адамово яблоко”. Страдал. Скрывал. Позже он платка не носил.

Потом был “Варяжский семинар” Льва Самойловича Клейна. Своего рода диссидентство в археологии, рисковали выступить против и не принять официальные доктрины. Если Лев Самойлович был главой, мозговым центром семинара, то Глеб безусловно был его душой. Семинаристы ласково называли его Глебушка.

Подобралась удивительно дружная команда однокурсников – Василий Булкин, Володя Назаренко, Валера Петренко, Игорь Дубов и другие. “Иных уж нет, а те далече”. С нами нет уже Валеры, Игоря, а теперь вот еще и Глеба, Володя уехал в Германию.

На кафедре археологии в 1970-е гг. Слева направо: И.В.Дубов, Г.С.Лебедев, А.Д.Столяр, В.А.Булкин

Семинаристы интенсивно жили в некоем своем особом мире. Свои курсовые и дипломные работы, а затем диссертации и книги они писали в основном по ночам, с чашечкой черного кофе и бесконечными сигаретами, Глеб, впрочем, всю жизнь предпочитал “Беломорканал”. Они вместе ходили в археологические разведки, вместе копали разные памятники, все увлекались статистическими, математическими методами обработки археологического материала. В их кружке родились те новые тогда песни, которые ныне поются у костра практически во всех экспедициях, песни Валеры Петренко – про викингов, дракары, про “норманизма седые скрижали”, про романтику археологических экспедиций. “Мы по речке по Каспле идем, мы лапши в рюкзаки напихали”.

Шестидесятые – начало семидесятых годов вообще особое время в истории нашей страны, время надежд на перемены, время бесконечных ночных бесед на кухнях, время самиздата Солженицына, песен Окуджавы, Галича, Высоцкого, стихов Вознесенского и Евтушенко. Время постоянных тусовок в кофейнях на истфаке, в “Сайгоне” на углу Невского и Владимирского, на Малой Садовой около “Елисеевского”. В этих местах варили лучший черный “двойной” кофе. А мы разговаривали за науку, за политику, за мировые проблемы. И когда бы ты ни зашел в эти места, ты обязательно встретишь кого-нибудь из знакомых, в том числе и ребят из “Варяжского семинара”. Глеб был из этой романтической эпохи. И то, что позже он обратился к политической деятельности, отнюдь не случайно.

Тут я вспомню еще один эпизод. В лектории истфака идет открытая дискуссия по “варяжскому вопросу”. Лекторий набит битком, выступают виднейшие профессора ЛГУ, участники “Варяжского семинара” делают доклады, в том числе и Глеб. А в те годы в любой дискуссии самым сильным аргументом считалось обращение к трудам классиков марксизма-ленинизма, с ними никто не решался спорить. “Антинорманисты”, как правило, пользовались цитатой из одного из сочинений Фридриха Энгельса, суть которой заключалась в следующем: если варяги и побывали на Руси, они должны были вскоре и не без удовольствия ассимилироваться. Глеб удосужился проверить эту цитату, Оказалось, что перед этим пассажем Энгельса стоит фраза: “Мне могут возразить, что...”.

И еще. Как рассказывают его и мои студенты, на лекциях он то и дело читал наизусть отрывки из скандинавских саг, отмечая ритм ударами по столу. Всю жизнь Глеб был отчаянным романтиком, своего рода Грином в археологии, и понятно, что он не мог “умереть на постели, при нотариусе и враче”. Так трагически и случилось. Только слишком рано. В декабре 2003 года ему исполнилось бы всего 60. И погиб он в любимой им Ладоге 15 августа в День археолога. Смерть, по заключению врачей, была мгновенной.

Старший научный сотрудник ИИМК РАН В.Я.Шумкин: Рано, немыслимо рано, не дожив несколько месяцев до своего 60-летия, ушел от нас Глеб… Глеб Сергеевич Лебедев. Мне посчастливилось иметь честь знать его на протяжении 38 лет в разных ситуациях: в учебной и лекционной деятельности, научных спорах, археологических экспедициях, конференциях, обычной бытовой жизни, дружеских вечеринках и пирушках. Помимо несомненной одаренности во многих сферах, логически конкретного и одновременного творческого мышления, позволяющего ему не только доказывать оппоненту свои представления о том или ином научном предмете, но порой и склонять на свою сторону даже непримиримых противников, Глеб обладал редкой способностью, которая меня всегда удивляла и заставляла чувствовать нечто сродни «белой зависти»: это умение моментальной концентрации на выбранной теме и дар управлять своим временем, плодотворно используя его даже малые отрезки.

Так, попав в армию, что для всех бывало решительным бедствием, бездарным и тяжелым «времяпровождением», Глеб сумел в казарменных условиях блестяще выучить немецкий язык, взяв в качестве учебника труды классиков марксизма. Это помогло ему, еще студенту, в те далекие 60-е годы на жарких норманнских дискуссиях-схватках поправлять маститых профессоров, ловко оперирующих «разрешенными», нередко подправленными цитатами из Маркса и Энгельса, – приводя их в точном переводе и оригинале, порой далеком в своей сути от «политкорректных версий».

Трудно забыть, как выпускник кафедры археологии ЛГУ, а затем ее ассистент Глеб Сергеевич Лебедев летом готовил свои первые лекционные курсы, живя практически одним «черным кофием», выдавал по 25–30 страниц в сутки оригинального, блестящего текста, который уже осенью восторженно воспринимался студентами. И таких историй можно привести десятки.

Думаю, что со временем, когда хоть немного остынет горечь и боль утраты, все, кто хорошо знал Глеба Сергеевича, наберутся сил и посвятят ему сборник, в котором найдется место и воспоминаниям. Уверен, что память о Глебе Сергеевиче Лебедеве будет нетленна, пока живы его друзья, коллеги, ученики и все кто его знал, и даже больше, пока будут востребованы его идеи, размышления, исследования, изложенные в книгах, статьях, прессе, а им, без сомнения, суждена очень долгая счастливая жизнь.

Г.С.Лебедев на лекции.

Главный специалист КГИОП К.М.Плоткин: Трудно говорить о профессоре Г.С.Лебедеве в прошедшем времени. Мы потеряли крупного ученого, яркого представителя интеллектуальной элиты Петербурга 1970–

1990-х годов. Такие люди рождаются по одному на поколение, причем не на каждое. Его жизнь была постоянным самосожжением в огне собственных идей. В этом пламени на глазах изумленных очевидцев рождались драгоценные кристаллы научной истины и новых культурных ценностей.

Я познакомился с Глебом в июле 1966 года, при поступлении на кафедру археологии. Конкурс был очень большим. На 6 мест претендовали более 130 абитуриентов. Профессор М.И.Артамонов, возглавлявший кафедру, проводил собеседование с каждым. Узнав о моем интересе к проблемам славяно-русской археологии, он рекомендовал работать вместе с Лебедевым и другими участниками Славяно-варяжского семинара. Встреча состоялась в квартире Глеба. «Старшая дружина» сидела вокруг большого стола и делилась с «малолеткой» своими подвигами: варяжская дискуссия 1965 года, разведка по реке Каспле, противостояние признанным научным авторитетам – все то, что позднее вошло в устное предание кафедры и письменную историю науки. Эти молодые люди, неформальным лидером которых был Глеб, отличались от всех моих знакомых ясным ощущением своей миссии. Они пришли в археологию и занялись норманнской проблемой, чтобы изменить общество, в котором живут. Отважные викинги с рейнскими мечами стали для них символом свободы. Я был инфантильным шестнадцатилетним юношей, почти отроком, и не мог скрыть своего волнения и восхищения.

Так вошло в мою жизнь систематическое и плодотворное в творческом отношении общение с Глебом, продолжавшееся до конца его жизни. Ритуал общения начинался с посещения большого доходного дома начала ХХ века в Большом Казачьем переулке и прохода в большую, совсем ободранную квартиру, которую на моей памяти ремонтировали всего один раз. После теплых приветствий хозяев начиналось сидение в крошечном закутке, служившем хозяину рабочим кабинетом. Долгий обмен новостями, идеями и проблемами сопровождался лошадиными дозами кофе, на два-три дня лишавшими меня сна. Впрочем, встреча с Глебом сама по себе действовала как сильно возбуждающий наркотик. Общение с ним стимулировало интерес к процессу исследования, давало реальные результаты в виде продвижения в работе над текстами. Я знаю, что общение с Глебом было существенной ценностью не только для меня. Гуманитарии разного рода, политики, бизнесмены, многие люди «петербургской» ментальности высоко ценили его неповторимую личность. Он был неиссякаемым генератором блестящих идей, которые оказали реальное воздействие на многих людей и модернизацию общественной и научной жизни Петербурга в целом. Творческое наследие профессора Г.С.Лебедева по-настоящему значительно. Думаю, потребуется некоторая временная дистанция для оценки его подлинных масштабов.

Старший научный сотрудник Ю.М.Лесман (Государственный Эрмитаж): Глеб Сергеевич Лебедев. Глеб… Когда я впервые его увидел – точно не помню. Где-то осенью 1968-го, когда школьником-восьмиклассником впервые пришел на заседание Славяно-варяжского семинара. К концу учебного года мой тогдашний научный руководитель – студент Володя Назаренко – посоветовал мне поехать летом работать в руководимый Глебом (так он мне представился, и под этим именем, независимо от статуса, и останется теперь уже для меня) отряд – копать длинные курганы у деревни Мыленки под Себежем (это было первое предприятие тогда только формировавшейся университетской Северо-Западной археологической экспедиции – СЗАЭ). Я впервые увидел курганы не на картинках. И Глеб с невероятным терпением объяснял всем нам, для чего мы копаем, какие вопросы задаем, как ищем на них ответы. Позже я осознал, что это были первые его самостоятельные раскопки, и он не только учил нас, но и учился сам. Уже начиная копать, он ставил задачу реконструкции погребального ритуала как процесса. Сейчас – это очевидная для большинства археологов задача, но ведь то было 35 лет назад. Еще одна черта. Я был толст и не слишком ловок. Занимаясь расчисткой, сидеть на корточках было тяжело, и я норовил опуститься на песок. И тут надо мной мгновенно возникал Глеб, поднимавший с земли и в очередной раз объяснявший, что сидя (а тем более лежа) на холодной влажной почве я заработаю радикулит и что, если я собираюсь заниматься археологией долго, делать этого не следует.

Осенью, по возвращении в город, мне предстояло определяться с научной темой. Предложения были в духе тогдашнего размаха. Назаренко предлагал подпереть его Приладожье с юга, скромно ограничившись территорией до Верхней Волги включительно. План Глеба, которому Володя меня перекинул (позже признался, что устал от не в меру активного зануды и решил спихнуть его на ставшего уже профессиональным преподавателем друга), был еще обширнее: он предложил разобраться с трапецевидными и близкими им подвесками на территории Восточной Европы, хронологически ограничившись «всего лишь» железным веком и средневековьем (включение находок эпохи бронзы, а также анализ материалов Центральной, Северной и Западной Европы, Средиземноморья и азиатских регионов было желательно, но на первом этапе не обязательно). К сожалению, тема, предложенная Глебом, так до сих пор и осталась никем не разработанной (а перспективы у нее, несомненно, есть). Однако Глеб, по-видимому, думал не только о научных, но и об учебных результатах – знакомство с разнообразным материалом, опыт типологической работы с вещами и так далее. Я, уже перейдя к новому руководителю, тему взял все-таки у старого (она мне наивно показалась более обозримой).

В 1970 г. начались работы Г.С. Лебедева в Верхнем Полужье. Пятеро во главе с Глебом выехали для разведок в Лугу. Глеб всегда был скороходом и в первый же день устроил нам разведочный маршрут километров в 40-45. К концу дня почти все (кроме самого начальника и недавно пришедшего из армии Бориса Сайчука) хромали на обе ноги. Следующий день был полегче, но урок, думаю, пошел впрок – я, например, больше никогда в жизни ноги не сбивал. Я пытался угнаться за Глебом и, чтобы иметь возможность с ним говорить, старался идти рядом. Зрелище, наверное, было весьма комичное: толстый школьник-коротышка, который, подпрыгивая, пытается не отстать от своего достаточно высокого и худого собеседника. Глеб в процессе таких переходов все время прибавлял темп (я старался не отставать), но продолжал вести диалог. Позже он признался мне, что у него со времен армейской службы выработалось отвращение к ходьбе строем, в первую очередь к построению в ряд, и он все время старался убежать от идущего с ним плечо в плечо (у меня безо всякой армии такая же реакция на идущего непосредственно передо мной, поэтому я, не понимая, стремился подтянуться и идти вровень). Армия вообще не была для Глеба объектом приятных воспоминаний, хотя кое-что он рассказывал (включая обстановку во время Карибского кризиса). Однако Глеб во всем был исследователем. Так, он подверг анализу свои сновидения, составив топографическую карту пространства снов. С одной стороны, это ирреальное пространство в значительной своей части имело реальные прототипы, с другой, в нем выделялись зоны с приятными и неприятными сновидениями. Таким образом, появлялась возможность управлять снами, направляя перемещения в нужную зону. К своему удивлению, Глеб обнаружил, что самые приятные сны он видит на армейской территории.

Сейчас мне трудно представить, как Глеб выдерживал мою настырность и занудство. Понимая, что времени у него не так много, я «берег» своего руководителя. Чтобы не донимать вопросами и идеями слишком часто, я накапливал их и отлавливал Глеба, обычно в субботу после семинара, 1–2 раза в месяц. Разговор начинался обычно на первом этаже истфака, продолжался по дороге до переулка Ильича (теперь опять, не без участия Глеба, Большой Казачий) и нередко переходил в глебовскую каморку. Так что иногда я не успевал на троллейбус, и мы беседовали (упиваясь кофе) до утра. А ведь я, боюсь, не один такой был (при этом я формально даже не был студентом университета). И тем не менее, Глеб терпеливо выслушивал всех, беседовал со всеми, писал статьи, а потом книги, руководил обраставшей все новыми отрядами СЗАЭ, а еще почти ежегодно готовил новые курсы, каждый из которых для нас, студентов, становился событием: археология раннего железного века, Скандинавия эпохи викингов, Железный век Поморья, города польского Поморья, история отечественной археологии и др. (привожу названия по памяти). После смерти М.И.Артамонова в разной манере, но одинаково блестяще (как мне представляется) читали на кафедре археологии лекции двое: Л.С.Клейн и его ученик Г.С.Лебедев. Лекции Глеба были всегда прекрасно продуманы, четко организованы структурно и при этом невероятно насыщены информацией (так, что рука не успевала, и мы нередко в перерывах списывали друг у друга пропущенные названия памятников, их даты и так далее).

Научная конференция на историческом факультете. 1981г. В центре Г.С.Лебедев

У Глеба всегда было столько идей, планов и проектов, что, даже потерпев поражение в одном из них, он ни на минуту не отчаивался, а переходил к реализации другого (а чаще занимался несколькими параллельно). Он не был безгрешен, но одного греха был лишен начисто – греха уныния.

Профессор С.В.Белецкий (ИИМК РАН): Я знал Глеба более тридцати лет. В 1970 году поступил на кафедру археологии Ленинградского университета. В том же году студентом-первокурсником пришел в Славяно-варяжский семинар Л.С.Клейна, и моим научным руководителем стал Лебедев – тогда еще не кандидат и не доктор наук, не доцент и не профессор, а просто преподаватель (или, кажется, уже ассистент), сам недавно окончивший кафедру. Слушал блистательные лекции Лебедева. В курилке или в истфаковском кафетерии сдавал ему зачеты и экзамены. Писал под его руководством курсовые и дипломную работы. Привозил ему на прочтение главы кандидатской диссертации (учился тогда в аспирантуре в Москве у В.В.Седова). Словом – все как и у большинства участников славяно-варяжского семинара, собиравшегося в первой половине 1970-х годов по субботам в 75 аудитории на Менделеевской, 5.

Позднее – в 80-е годы, постоянно встречался с Лебедевым на научных конференциях и симпозиумах в Москве и Питере, в Киеве и Минске, в Таллине и Пскове, в Новгороде и Старой Ладоге. Иногда он приезжал в командировки в Москву, где я тогда жил, или в Псков, где наша экспедиция вела раскопки. Но чаще в Питер удавалось вырваться мне, и тогда мы встречались в маленькой забитой книгами и рукописями каморке на Большом Казачьем переулке (тогда еще – переулке Ильича), служившей Лебедеву кабинетом. На стеллаже кнопками приколоты записки-памятки, фотографии, на полках перед книгами сувениры, привезенные из очередных поездок: пластмассовая фигурка викинга и резиновый тролль, удивительно похожий на хозяина кабинета… Клубы беломорного дыма, большие фаянсовые кружки с кофеем. И под кофей с папиросами разговоры, разговоры, разговоры. Иногда – один на один, часто – втроем, вместе с красавицей и умницей Верой.

В 1989 году мне наконец удалось вернуться в Питер из московской эмиграции. И почти сразу Лебедев, баллотировавшийся в депутаты Ленсовета (тогда еще Ленсовета!) от Ленинградского Народного фронта и общества «Мемориал», пригласил меня в доверенные лица. Избирательный штаб состоял почти исключительно из археологов – учеников Лебедева разных лет выпуска. Мы собирались все в той же каморке-кабинете на Большом Казачьем, составляли тексты листовок. Вместе потом расклеивали эти листовки, ходили от двери к двери, разъясняя жителям трущоб окрестностей Витебского вокзала программу кандидата в депутаты. В те дни – между первым и вторым турами голосования – доцент Лебедев был избран профессором на заседании Ученого совета Ленинградского университета. И тогда же мы перешли с ним, по его настоянию, «на ты».

После победы на выборах Глеб возглавил в Ленсовете комиссию по культуре. При его участии разрабатывалась и начала воплощаться в жизнь программа возрождения исторического центра Петербурга. Именно он (вместе со своим учеником и другом депутатом Алексеем Ковалевым) зачитал в прямом эфире питерского телевидения текст документа, подписанного, сколь мне помнится, Н.Рыжковым, о передаче в собственность коммунистической партии Таврического и Мраморного дворцов, а также Смольного (копию документа мне посчастливилось «добыть» в Москве); предание документа гласности сорвало планы коммунистов по «приватизации» втихую питерских дворцов. И именно Глеб окрестил популярную на рубеже 80-х и 90-х телепрограмму «600 секунд» «Десятиминуткой ненависти», а ее ведущего – Неврозовым; обе фразы мгновенно облетели Питер.

Январь 1991 года. Бойня у телебашни в Вильнюсе. Мы встречаемся с Глебом на Дворцовой площади, где собрался стихийный митинг протеста против ввода танков на улицы литовской столицы. На следующий день я уезжаю в Даугавпилс и потом в Вильнюс, и Глеб перед самым отъездом отдает мне папку с вырезками из газет: реакция питерской прессы на вильнюсские события. Что-то в подлинниках, часть – в ксерокопиях. Эти вырезки оказались как нельзя кстати – в республиках Прибалтики принимали исключительно центральные телеканалы. Привезенные вырезки латвийские коллеги тут же ксерокопируют и превращают в листовки.

Когда я вернулся из Вильнюса, Глеб потребовал подробного рассказа о том, что я видел. Более всего его интересовали детали: следы пуль на стене вильнюсского телецентра на уровне второго этажа – значит, обстреливали окна; следы пуль на уровне живота на стене проходной у телебашни и отсутствие таких следов на стенах домов напротив, то есть – стрельба была односторонней; безусловное отсутствие оружия у жителей Даугавпилса, уезжавших в Ригу на защиту парламента – только противогазные сумки с бутербродами.

Конец 1995 года. Президиум Санкт-Петербургского Научного центра РАН принимает постановление «Об образовании Научного совета по историко-археологическим исследованиям на территории Санкт-Петербурга и Ленинградской области»; Лебедев назначен заместителем председателя Совета. А уже в начале 1996 года на стол Совета легла рукопись Лебедева «Методические основания археологического изучения, охраны и использования культурного слоя Санкт-Петербурга» – проект, предусматривающий взятие под государственную охрану культурного слоя Петербурга, важнейшего памятника истории и культуры, варварски разрушаемого во время многочисленных земляных работ, проводимых в нашем городе. В том же 1996 году проект Лебедева был опубликован в альманахе Archaeologia Petropolitana (№I/1996), издание которого под эгидой Совета началось по инициативе Лебедева; он же стал и первым редактором альманаха. И повестки дня заседаний Совета, и материалы, предполагавшиеся к опубликованию в очередных номерах альманаха, обсуждались все в той же каморке-кабинете, под все тот же неизменный кофей и в клубах того же неизменного «Беломора».

Примерно тогда же, в середине 90-х, у Лебедева появился его первый компьютер. Глеб радовался, как ребенок, тому, что можно, наконец, не замазывать опечатки в машинописном тексте и не перепечатывать статью на машинке по несколько раз, а просто сидеть и писать, по ходу дела редактируя текст, внося правки, переписывая целые абзацы. И сразу же пошли потоком новые статьи и книги.

Вообще, Глеб писал легко, но долго раскачивался. Помню, как он тянул со статьей в сборник, посвященный 75-летию моего отца. Наконец, когда уже пришла пора сдавать сборник в печать, я приехал на Большой Казачий с вопросом: «Когда?». «Подожди», – сказал Глеб, сел за машинку, и минут через сорок-пятьдесят выдал изящную статью о соотношении Пскова и Изборска в IX в. (Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. СПб., 1994); этот текст не потребовал ни редактирования, ни доработок.

В последние несколько лет мы встречались редко, в основном на научных заседаниях, на заседаниях диссертационного совета, в состав которого входили оба, или в Институте (потом – Академии, ныне – Университете) культуры, где оба читали лекции. Но часто перезванивались. В мае этого года, незадолго до отъезда в экспедицию, столкнулись в коридоре Ново-Михайловского дворца, где находится Институт истории материальной культуры РАН. Разговаривали, пили кофей, курили. Потом вместе шли по Дворцовой набережной в сторону Эрмитажа. «Ты знаешь, в этом году сразу три круглые даты: мне 60, тебе 50, а Лешке Ковалеву 40», – сказал Глеб, – Вернемся из экспедиций – отметим». Он не дожил до юбилея четыре месяца.

Доцент В.Н.Седых (СПбГУ): С Глебом Сергеевичем я познакомился в 1973 г. Он был первым на кафедре археологии, кто поддержал мое желание заниматься керамикой открытого незадолго до этого поселения у деревни Большое Тимерево. Именно он утвердил меня в правильности интерпретации одного из выделенных мною типов керамики Тимерева, который теперь известен как тип скандинавской керамики на Руси. В 1977 г., в октябре-ноябре, был знаменитый «ладожский десант» кафедры археологии, когда на помощь академической экспедиции выехали студенты во главе с Г.С.Лебедевым. Потом были совместные разведки в мае 1983 г. в окрестностях Старой Ладоги, результатом которых стала «Археологическая карта Старой Ладоги и ее ближайших окрестностей», опубликованная в 1985 г. в одном из номеров Вестника ЛГУ. Были и другие совместные проекты – полевые, издательские, в том числе коллективные монографии. К сожалению, об этом приходится говорить в прошедшем времени. Несправедливо, когда яркий исследователь уходит так рано.

Научный сотрудник О.В.Шаров (ИИМК РАН): Мне очень и легко, и одновременно трудно писать эти строчки об одном из моих учителей на кафедре археологии. Легко, потому что влияние Глеба Сергеевича было настолько сильным и ярким, что даже сейчас, много лет спустя, помню достаточно отчетливо, как проходили первые заседания его спецсеминаров и спецкурсов. Трудно потому, что последние годы мы крайне редко встречались и общались, Глеб Сергеевич находился на другом витке спирали, был к тому времени основателем новой культурно-политической парадигмы, которую я до конца не понимал, и я так и не нашел времени и некоторого мужества, чтобы в кулуарах конференций, где мы изредка встречались, сказать слова благодарности за его всегда неожиданные, удивительные и блестящие семинары и лекции, которые показывали всю сложность и многообразие подходов к решению любой научной проблемы, которые нам, молодым студентам, тогда казались не стоящими внимания. Я уже не скажу ему в длинном коридоре истфака, идущему рядом и кивающему головой в знак внимания и согласия, что те основы, которые заложил именно Он на первых курсах, блестяще анализируя историю готов, увлекательно подавая как «живые» черняховскую и вельбаркскую археологические культуры, во многом и определили мой выбор заниматься римско-германской проблематикой. Его педагогические таланты были несомненны. Насколько творческой и оригинальной была работа с молодыми археологами на семинарах, хотелось бы немного рассказать.

После поступления на кафедру археологии я сразу записался на семинар к Глебу Сергеевичу Лебедеву, на котором весьма открыто и очень ярко обсуждались проблемы этно- и -глоттогенеза славян. Темы докладов старшекурсников были настолько серьезны и сложны, что я первые месяцы вообще понимал очень слабо, о чем идет речь и как это связано с последующей историей восточных славян уже в эпоху сложения Древней Руси. Глеб Сергеевич, как потом, много лет спустя, я убедился из разговоров с ним, конечно, видел и хорошо понимал ощущения таких новичков, как я, и буквально на втором заседании семинара попросил нас, неофитов, выбрать в качестве темы «вступительного доклада» рецензию на одну из последних монографий, посвященных этой проблематике. Мне досталась книга Г.В.Хабургаева «Этнонимия «Повести Временных лет»», другим также «случайно» попались работы по этно- и глоттогенезу языковедов и этнографов. Прыжок в другую область, чтобы понять книги лингвистов, нужно было сделать очень большой, и мы его по мере своих юных сил сделали. И буквально через 3-4 месяца после этого, когда мы, неофиты, стали выступать с нашими рецензиями, мы невольно осознали, что уже говорим почти на одном языке со старшекурсниками, понимаем их изысканную научную речь, а главное, начинаем слегка понимать самого трансцендентального руководителя семинара Глеба Лебедева.

Другой пример — из истории сдачи экзамена нашей группой курса железа, который Глеб Сергеевич решил устроить в Кутузовском коридоре Эрмитажа. Среди тех, кто сдавал, были и вечерники, и дневники, причем в основном это были палеолитчики, которые, конечно, не совсем уютно чувствовали себя в эпохе железа («позднятина») и тем более в Кутузовском коридоре. Мы, зная деликатность Глеба Сергеевича, который не вызывал, а спрашивал – кто пойдет, накануне экзамена разобрали витрины, и я с Игорем Бажаном рассказали о каждой витрине все, что необходимо для экзамена. Наутро все члены нашей группы были готовы и с честью выдержали испытания. Глеб был потрясен знаниями палеолитчиков, при этом его глаза несколько раз с подозрением посматривали на нас с Бажаном. Он очень быстро раскусил нашу систему ответов, и задал одному из очень видных сегодня палеолитчиков вопрос о предметах из другой, «не его» витрины. Ответ его несколько озадачил и удивил, он, естественно, обо всем догадался, но в целом это никак не сказалось на оценках в зачетках и, главное, на его моральной оценке нашей 4-й группы.

И маленькое воспоминание о сдаче экзамена по историографии. Мы готовились к нему как к самому тяжелому и серьезному экзамену. А придя с дрожью на экзамен, услышали, что, собственно, все получают два вопроса, которые выбирают сами. Все вздохнули с облегчением, но еще в большее изумление мы пришли, когда узнали, что вопросы мы также составляем сами для себя. И это еще был не конец, Глеб Сергеевич наслаждался нашим изумлением, восторгом и непониманием. Нужно было, исходя из курса историографии, с учетом уже прочитанного курса железа, взять для вопросов две важные темы, которые пытались решить видные исследователи до нас, и которые до сих пор остаются в плоскости нерешенных или частично решенных, либо выделить совершенно новую тему и попытаться найти способы ее решения. Беседы получились очень интересными, превращаясь в дискуссии с Глебом Сергеевичем, исчезла скованность, все фонтанировали идеями, экзамены длились очень долго и закончились к взаимному удовольствию каждого участника.

Мы не сразу поняли тогда, что Глеб Сергеевич пытался в присущей ему деликатной манере показать, что важнее не заученные, часто «мертвые» знания, а творческая способность их применения в науке, которой, к счастью, почти все выпускники нашей группы занимаются по сей день. В этом огромная заслуга Глеба Сергеевича Лебедева, который вместе с другими демиургами кафедры археологии создавал нас как специалистов, добавляя свои очень яркие и незабываемые штрихи.

Директор Музея истории СПбГУ И.Л.Тихонов: Глеб Сергеевич Лебедев был одним из наиболее ярких преподавателей кафедры археологии 1970–80-х гг. Он обладал незаурядным талантом лектора и рассказчика, способного увлечь и «зажечь» слушателей своей огромной исторической и общекультурной эрудицией, умением рассматривать отдельные факты в целостной системе исторического знания. Помимо объемного курса археологии эпохи железа и разнообразных спецкурсов, он читал нам «Историю отечественной археологии», которая далеко выходила за рамки собственно археологии, превращаясь в историю русской культуры и гуманитарии в целом. Именно от него был получен первый импульс, в дальнейшем определивший сферу моих занятий в этой области. Но в полной мере масштабность и значение этих лекций я сумел оценить только позднее, когда в 1991 г. после его внезапного перехода в НИИКСИ мне пришлось читать этот курс фактически без предварительной подготовки. Груз ответственности был огромен, так как я слишком хорошо понимал, какой уровень был задан Глебом Сергеевичем. К счастью, у меня сохранились довольно подробные конспекты его лекций, которые и выручали на первых порах. И до этого, и позднее Г.С.Лебедев никогда не отказывал в консультациях, читая первые мои научные работы, давал очень дельные советы, официальные рекомендации, когда это было нужно, то есть всячески поддерживал мои исследования в области истории археологии. Он был всегда открыт для всего нового, умел сразу же оценить перспективные идеи и направления в науке, поддержать своим авторитетом новые начинания. Когда в 1988 г. группой единомышленников, фактически, несмотря на разные специализации, его же учеников, был затеян проблемный семинар по истории и историографии нашей науки, первым отозвался и включился в его работу Г.С.Лебедев.

Как преподаватель Глеб Сергеевич обладал еще одним важным свойством – он никогда ничего не навязывал студентам, предоставляя все возможности для самореализации. Вместе с тем он отнюдь не был равнодушен к их деятельности, оживленно обсуждая студенческие работы, корректируя и направляя в нужную сторону в очень деликатной, мягкой, «интеллигентной» манере. Вспоминается эпизод 1981 г., когда я должен был проходить практику в его экспедиции, исследующей очень поздние постройки на территории Ярославова дворища в Новгороде. Прекрасно понимая, что для студента-археолога куда более интересно и полезно принять участие в раскопках славянских курганов в окрестностях Новгорода, чем чистить кладки XVIII в., он без всяких колебаний отпустил меня в другую экспедицию, вообще-то жертвуя своими личными интересами, так как оставался без помощника один на один с многочисленной толпой студентов-историков, проходящих в то время обязательную археологическую практику.

В феврале 1994 г. мы вместе с геологическим факультетом проводили международную научную конференцию, посвященную 150-летию выдающегося геолога и археолога А.А.Иностранцева. Заканчивалась конференция экскурсией в Старую Ладогу. Глеб Сергеевич, уже будучи доктором наук, профессором охотно согласился взять на себя роль экскурсовода. Участники этой поездки, в основном – геологи, потом многие годы вспоминали его блистательный рассказ о прошлом этой земли «от Рюрика до Второй мировой войны» в автобусе по пути, а главное, более чем двухчасовую прогулку по самой Старой Ладоге при морозе за тридцать градусов. Он настолько зачаровал слушателей, что ни один из них не ушел до окончания в теплые помещения местного музея, где был приготовлен горячий чай. У меня до сих пор стоит перед глазами финальная сцена этой экскурсии, а точнее, лекции университетского профессора, в самом высоком значении этого слова, когда Глеб Сергеевич по сугробу поднялся на «Олегову могилу» и наизусть читал отрывки из скандинавских саг, а «экскурсанты» – серьезные ученые мужи и дамы, слушали, что называется, «открыв рот».

В последние годы Глеб Сергеевич довольно часто заходил в музей, рассказывал о своих делах, планах, творческих замыслах. Часто они поражали неожиданностью, новизной, нетривиальностью, размахом. В его голове был настоящий генератор идей, иногда, на первый взгляд, даже кажущихся абсолютно нереалистичными, а тем не менее ведь многие из них осуществлялись. Так, например, именно от него в 1998 г. в Гетеборге на ежегодной конференции Европейской ассоциации археологов я услышал предложение провести подобную конференцию в Санкт-Петербурге в год его трехсотлетия. И она состоялась в сентябре этого года, правда, увы, открывшись минутой молчания… Очень много сил он отдал созданию в Старой Ладоге базы учебно-научной практики, которую могли бы проходить там студенты различных факультетов университета. Доведение до конца этого замысла послужило бы лучшим памятником Г.С.Лебедеву.

Во время нашей последней встречи, состоявшейся в конце июля, Глеб Сергеевич, под влиянием перечитанного романа Генриха Гессе «Игра в бисер», увлеченно говорил о новой идее – касталийском движении ученых, инициатором которого мог бы стать наш университет, призванный по своей сущности сохранять и передавать интеллектуальные и духовные богатства человечества. И если герой романа покидает республику духа – Касталию, чтобы придти в окружающий мир и погибнуть, то Глеб Сергеевич покинул этот мир, став гражданином Касталии уже навеки.

Доктор исторических наук Е.А.Шинаков (Брянский государственный университет): Я близко познакомился с Глебом Сергеевичем только в 1995 году, во время своего пребывания в Санкт-Петербурге на стажировке. Однако до этого для всех нас, учеников московского археолога Д.А.Авдусина, Глеб Сергеевич считался (наряду с А.Н.Кирпичниковым) главой крамольной ленинградской школы. Уже за ним стояли такие киты, как В.А.Булкин, И.В.Дубов, В.Н.Назаренко, Е.Н.Носов, Е.А.Рябинин, а ещё ниже шли наши ровесники и друзья (С.Белецкий, В.Седых, А.Сакса, Ю.Лесман, Н.Платонова, В.Лапшин…). Нас, студентов кафедры археологии МГУ 1970-х годов, воспитывали (или самой атмосферой, а иногда и сознательно) в духе своеобразной отрицательной, но харизмы по отношению к этому имени страшного норманиста. На учениках учеников двух столпов отечественной археологической университетской науки это искусственное противостояние не сказывалось никак – скорее, порождало интерес к творческому сотрудничеству и дружбе. Правда, как живой эпизод можно отметить моё первое (!) знакомство с Глебом Сергеевичем в Киеве, на V Международном конгрессе славянской археологии (1985). На моё честное представление – ученик Даниила Антоновича, он фыркнул и интеллигентно ответил: «Не лучшая рекомендация».

На меня лично большое влияние оказала небольшая статья Г.С.Лебедева «Этнографические сведения арабских авторов о славянах и русах» (Из истории феодальной России. Л: ЛГУ, 1978). В разгар господства патриотической поляно-русской теории, высочайшим покровителем которой являлся академик Б.А.Рыбаков, фраза Г.С.Лебедева о том, что славяне и русы разные народы, звучала как минимум диссонансом в общем хоре. Другое дело, что научная состоятельность и несомненность этого положения не подвергалась сомнению ещё в XIX в., ибо следовала прямо из источников. Ей просто не повезло в XX в.: серьезные ученые-востоковеды не усматривали в ней новизны, идеологи и популяризаторы от науки применили приём умолчания. Для студентов же и аспирантов, особенно воспитанных на лекциях Б.А.Рыбакова, она не прошла незамеченной. И на судьбе Г.С.Лебедева она всё же сказалась. После открытия им совместно с А.Н.Кирпичниковым и группами не только ленинградских, но и московских ученых, в том числе учеников Д.А.Авдусина, явлений типологической схожести, синхростадиальности и прямой взаимосвязи процессов образования государства на Руси и в Скандинавии, Г.С.Лебедев перестал преподавать на кафедре археологии ЛГУ. Это не могло не сказаться и на его творческих возможностях и ориентирах.

Но к тому времени он уже был известен как один из авторов и понятия, и термина балтийское культурно-экономическое сообщество эпохи викингов, и как автор монографии, без сомнения, начавшей перестройку ортодоксальной схемы становления государства на Руси «Эпоха викингов в Северной Европе» (Л.,1985). В ней органично отражались в одном сюжете и северные, и южнорусские мотивы. К началу 90-х годов у исследователя сложилась окончательно и своя, оригинальная, хотя и синкретичная концепция образования Древней Руси (Русь Рюрика, Русь Аскольда, Русь Дира // Старожистностi Русi Украiни. Киiв, 1994), контуры котороый четко вырисовывались уже в «Эпохе викингов». Застоем и кризисом даже этот период в творческой биографии учёного вряд ли можно назвать. Возможно, шире стал диапазон его интересов: это научно-организаторская работа, авантюрное плавание по пути викингов из Ладоги в Чёрное море на драконе Нево вместе с Ю.Жвиташвили, исследования по археолого-краеведческой и археолого-охранной тематике, истории археологии, «поход в политику». (Правда, последний из «походов», как и у многих интеллигентов-романтиков начала 90-х годов, принес быстрое разочарование).

Первое заседание историографического семинара, 1988 г. Слева направо: Н.А.Спицына (дочь А.А.Спицына), Г.С.Лебедев, И.Л.Тихонов.

Я столкнулся вновь и уже надолго и достаточно близко с Глебом Сергеевичем как раз в конце этого его жизненного периода, в марте 1995г. Без преувеличения можно сказать, что труды и советы Глеба Сергеевича дважды натолкнули меня на идею совместить археологические данные с письменными, отчасти (вместе с другими товарищами и коллегами) вдохновили на казавшийся в середине 90-х гг. неподъёмным труд по подготовке, написанию и защите докторской диссертации. Во-первых, статья Г.С.Лебедева 1978 г. подвигла к непредвзятому анализу восточных источников, что и было проведено автором на курсах компьютеризации при МГУ в 1986 г. при кураторстве Л.Н.Милова и Г.А.Фёдорова-Давыдова; во-вторых, он и своей книгой, и своей убеждённостью, примером, показал возможность для археолога по базовому образованию влезть в дебри комплексного анализа всех видов источников, контент-анализа, поиска сравнительно этнографических и сравнительно исторических аналогий, широких компаративистских сравнений. Всё это было присуще и самому Глебу Сергеевичу как учёному с явно нетривиальными методами и взглядами на научное творчество. Будучи уже маститым, всемирно известным ученым, он запросто, как-то естественно ввёл меня в свою семью, я часто гостил у него в конце 90-х годов, во время приездов в Петербург, связанных с работой над диссертацией. Он брал на себя гигантский труд чтения ещё полусырых манускриптов, делал точные и по делу замечания, помогал даже с отбором наиболее значимых моментов диссертации для автореферата, с определением этапности процесса работы и распределения усилий. У него в квартире можно было запросто встретить интересных, и для дела тоже, людей. Запомнилась беседа за чаем с норвежским учёным Хокуном Стангом, автореферат докторской диссертации которого о наименовании Руси (герульская версия) помогал переводить в то время Глеб Сергеевич. Он мог завести интересный разговор, внешне весьма далёкий от чистой науки, например о национальном вопросе тогда (в эпоху Киевской Руси) и сейчас в России и Норвегии.

Именно таким: живым, деятельным, увлекающимся, но всегда логичным, корректным в спорах, интеллигентным, стойким в непростых жизненных ситуациях – навсегда остался для меня Глеб Сергеевич Лебедев.

Профессор А.С.Герд (СПбГУ): С легким опозданием, минут на 40-50, с сумкой через плечо, с горящими глазами он вбегает ко мне на кафедру математической лингвистики, здесь же его обычно поджидает кто-нибудь из его юных учеников, зная, что здесь у меня найти его и легче, и вернее. «Александр Сергеевич, – начинает Г.С., – приезжал Н, есть прекрасный проект от коми и финно-угров по берегу Северного Ледовитого океана. История расселения. Помните, вы сами мне говорили, что и северорусские говоры в названиях рек хранят следы единой миграции северо-русов с запада на восток по берегу. Летом нам надо обязательно организовать комплексную экспедицию. Ханты-Мансийск поддержит материально. Вы археологи, филологи, надо обучить. Ну, до шести, мне еще сегодня надо к Трояну. Да не забудьте у Трояна побеседовать еще о Петроска….. Ну, сейчас я побегу. Созвонимся».

Вот таким он и был, Глеб Сергеевич Лебедев. Глеб Лебедев – ученый, романтик, мечтатель, всегда весь в неустанном движении, в постоянном поиске новых идей, планов, начинаний.

Не мне анализировать или критиковать наши коллективные книги «Основания регионалистики» и «Очерки исторической географии. Славяне и финны». Глеб Сергеевич очень любил обе эти книги, как и свою «Историю отечественной археологии». Можно с ним, с нами спорить, не соглашаться, но и сегодня во всех главах, принадлежащих Глебу Сергеевичу, во всех его построениях, гипотезах так и светится яркий талант и высокий полет глубокой мысли.

Увлеченность, широта и размах идей и начинаний порой мешали довести все до конца, были и планы, и замыслы, были и срывы, но не ошибается и не оступается только тот, кто ничего не делает и никуда не стремится.

Профессор Л.С.Клейн: Еще студентом, увлеченный и увлекающий всех вокруг, Глеб Лебедев покорил сердце красивой и талантливой студентки кафедры искусствоведения Веры Витязевой, которая специализировалась на изучении архитектуры Петербурга (есть несколько ее книг), и с ней Глеб Сергеевич прожил всю жизнь. Вера не стала менять фамилию: она ведь действительно стала женой витязя, викинга. Он был верным, но нелегким мужем и хорошим отцом. Заядлый курильщик (предпочитавший «Беломор»), он поглощал неимоверное количество кофе, работая ночами напролет. Он жил на износ, и медики не раз вытаскивали его из когтей смерти. У него было немало противников и недругов (они продолжают облаивать его и после смерти), но его учителя, коллеги и многочисленные ученики любили его и готовы были прощать ему обычные человеческие недостатки за тот вечный пламень, которым он горел сам и зажигал всех вокруг.

Все эти трудные годы, когда многие коллеги покинули науку ради заработков в более прибыльных отраслях, Лебедев, будучи в самых трудных материальных условиях, не прекращал заниматься наукой и гражданской деятельностью, не приносившими ему практически никаких доходов. Из видных научных и общественных деятелей нового времени он сделал больше многих и не нажил в материальном отношении ничего. Он оставался жить в Петербурге Достоевского (у Витебского вокзала) – в той же дряхлой и неустроенной, бедно обставленной квартире, в которой родился. Семье (жене и детям) он оставил свою библиотеку, неопубликованные стихи и доброе имя.

Ему было свойственно ощущение мистических связей истории с современностью, исторических событий и процессов — со своей личной жизнью. По образу мышления ему был близок Рерих. Тут есть некоторое противоречие с принятым идеалом ученого, но недостатки человека являются продолжением его достоинств. Трезвое и холодное рассудочное мышление было ему чуждо. Он был опьянен ароматом истории (а порою не только им). Подобно своим героям-викингам, он жил полной жизнью. Он дружил с Интерьерным театром Петербурга и, будучи профессором, принимал участие в его массовых спектаклях. Когда в 1987 г. курсанты Макаровского училища на двух гребных ялах прошли по «пути из варяг в греки», по рекам, озерам и волокам нашей страны, от Выборга до Одессы, вместе с ними тащил ладьи волоком пожилой профессор Лебедев.

Когда норвежцы построили подобия древних ладей викингов и тоже предприняли на них путешествие от Балтийского до Черного моря, в России была построена такая же ладья «Нево», но совместное путешествие

1991 года было сорвано путчем. Осуществлено оно было только в 1995 со шведами, и снова с молодыми гребцами был профессор Лебедев. Когда же этим летом шведские «викинги» прибыли снова на ладьях в Петербург и расположились лагерем, моделирующим древние «вики», на пляже у Петропавловской крепости, в палатках с ними поселился Глеб Лебедев. Он дышал воздухом истории и жил в ней.

Вместе со шведскими «викингами» он отправился из Петербурга в древнейшую славяно-варяжскую столицу Руси – Старую Ладогу, с которой были связаны его раскопки, разведки и планы создания университетской базы и музейного центра. В ночь на 15 августа (отмечаемое всеми археологами России как День Археолога) Лебедев распрощался с коллегами, и утром его нашли неподалеку от запертого общежития археологов разбитым и мертвым. Похоже, что, не желая беспокоить соседей, он хотел взобраться к себе в номер по пожарной лестнице и упал с верхнего этажа. Смерть была мгновенной. Еще раньше он завещал похоронить себя в Старой Ладоге – древней столице Рюрика. У него было много планов, но по каким-то мистическим планам судьбы умереть он прибыл туда, где и хотел остаться навечно. 

Подготовил И.Л.Тихонов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков