№ 27 (3652), 28 ноября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	за круглым столом

Возможна ли безопасность
в информационном обществе?

Вопросы информационной безопасности сегодня – в числе ключевых для жизни общества. Не случайно XXI век назван веком информатизации, а общество ближайшего будущего и даже сегодняшнее уже величают информационным. Но, как оказалось, в этих проблемах мы пока, увы, даже не плаваем, а пока лишь бултыхаемся, пытаясь выплыть... К таким неутешительным выводам приходишь после круглого стола, который провела редакция журнала “Санкт-Петербургский университет” 22 октября. Круглый стол был посвящен 10-летию Закона Российской Федерации «О государственной тайне», в создании которого принимал участие и наш университет.

Круглый стол высветил большой ряд проблемных вопросов, многие из которых его участники успели только обозначить.

М.А.Вус (слева) и В.Н.Рябчук.

В обсуждении участвовали: Павел Павлович АНИКИН, начальник службы регистрации и архивных фондов УФСБ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области; Юрий Борисович ВАСЕНЕВ, начальник методического отдела Учебно-методического управления СПбГУ; Андрей Леонидович ВАССОЕВИЧ, профессор кафедры политической психологии факультета психологии СПбГУ; Олег Александрович ГОРОДОВ, доцент кафедры коммерческого права юридического факультета СПбГУ, автор книги “Информационное право России”; профессор Михаил Александрович НАРБУТ, заведующий кафедрой общей математики и информатики математико-механического факультета СПбГУ; Виталий Николаевич РЯБЧУК, профессор Института повышения профессиональной квалификации сотрудников ФСБ России; профессор Валентин Евгеньевич СЕМЕНОВ, директор НИИКСИ СПбГУ.

Вели заседание круглого стола Михаил Александрович ВУС, доцент РГИ СПбГУ, научный редактор российского журнала «БДИ», непосредственный участник разработки закона РФ «О государственной тайне», автор ряда работ и публикаций по этой тематике, и Евгений Борисович Голубев, заведующий отделом социальных проблем редакции журнала «СПбУ».

М.Вус: Трудно переоценить роль и значение информации в жизни современного общества. Информация – это важнейший ресурс жизнедеятельности социума, ресурс принятия решений, ресурс управления. Это касается и личной жизни человека, и коммерческой деятельности фирм, и любых других аспектов жизнедеятельности общества и государства. Если нет точной и выверенной информации, то человек не может принять верного решения, выбрать правильную линию поведения; ошибается руководитель — хозяйствующий субъект несет убытки; фирма-конкурент узнаёт об уязвимости своего партнера — с выгодой для себя это использует в конкурентной борьбе. Государственная тайна – ресурс безопасности государства в противоборстве и отстаивании своих интересов на международной арене.

Однако начнем с недавней истории. Как вы помните, в советские времена в нашей стране действовала административно-правовая система защиты государственных секретов. При этом существовало фактически две системы тайны: государственная и партийная. Презумпция государственной секретности порождала ситуацию, при которой бремя доказывания нецелесообразности ограничений на распространение информации лежало на тех, кто хотел обнародовать какие-либо новые данные или снять гриф секретности. Все готовящиеся публикации подвергались цензуре. Орган государственной цензуры – Главлит был упразднен только в 1988 году.

Демократические перемены в стране начала 90-х годов потребовали ограничения системы защиты секретов законодательными рамками. Вероятно, присутствующие вспомнят статью 15-летней давности бывшего начальника аналитического отдела НИИ КГБ В.А.Рубанова «От культа секретности к информационной культуре» в журнале «Коммунист», который первым гласно поднял этот вопрос. В 1991 году в Ленинграде в Библиотеке Академии наук проходила первая научная конференция «Свобода научной информации и охрана гостайн».

Переход к новым гражданско-правовым отношениям в экономике привел к возрождению в последний год существования СССР института коммерческой тайны, имевшего место ранее в дореволюционной России. В принятом в декабре того же года российском Законе «О средствах массовой информации» нашло отражение положение о недопустимости использования СМИ для разглашения сведений, «составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну» (ст.4). В этом же законе содержится статья «Конфиденциальная информация» (ст.41), определяющая обязанность редакции не разглашать сведения, предоставленные гражданами с условием сохранения их в тайне. Как отмечают комментаторы закона «О СМИ» (В.Монахов), наравне с правовой данная норма имеет и определенную этическую составляющую, пересекающуюся с нормами профессиональной этики журналистов.

В 1993 году бывший Верховный Совет РСФСР принял закон «О государственной тайне», регламентирующий отношения, возникающие в связи с отнесением сведений к государственной тайне, засекречиванием и рассекречиванием сведений и их защитой в интересах обеспечения безопасности Российской Федерации. Впервые в истории нашего государства вопросы ограничения информационного обмена, связанные с необходимостью обеспечения безопасности государства, стали регулироваться открытым нормативно-правовым актом. Три года спустя Конституционный суд Российской Федерации установил, что «предусмотренный российским законом «О государственной тайне» порядок, призванный обеспечивать сохранность государственной тайны, в основе своей соответствует целям, указанным в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, не противоречит другим ее нормам, а также общепризнанным принципам демократического правового государства». /Постановление Конституционного суда РФ от 27.03.96 г. №8-П./

Сразу после принятия российского закона «О государственной тайне» группой его разработчиков был подготовлен и Санкт-Петербургским госуниверситетом выпущен в свет первый постатейный комментарий к этому закону. Сегодня вопросы защиты государственной тайны, в более широком плане – информационной безопасности, нашли отражение в государственных образовательных стандартах, включающих федеральный образовательный компонент по этой тематике.

Проблематика информационной безопасности – многогранная, комплексная. Элементарные знания в этой области, в частности, знание и понимание правовых норм, регулирующих информационные отношения, в том числе, в сфере защиты государственной, коммерческой тайны, персональных данных, необходимы каждому специалисту. В условиях информационного общества это элемент информационной культуры.

Попытаемся, по прошествии 10 лет действия правового института государственной тайны в России, взглянуть – насколько актуальны и важны проблемы информационной безопасности сегодня, и как они решаются.

“Прозрачность” общества и ограничение информации

– Как сегодня обеспечивается право на информацию в России? Какие ограничения этого права налагаются – поскольку каждое государство должно себя защищать?

О.Городов: В Конституции РФ, в ст.29, ч.4, записано, что получение и распространение информации осуществляется свободно. То есть право на информацию – одно из конституционных прав гражданина России. Это с одной стороны. А с другой: в ст.55 Конституции отмечено, что в интересах безопасности государства могут налагаться ограничения на распространение информации. Потому что информация информации рознь. И поэтому законодатель вводит режимы ограничения информации, исходя из степени тяжести последствий, которые могут наступить при ее бесконтрольном распространении. Есть тайна государственная, военная, коммерческая, банковская, аудиторская, нотариальная, врачебная, личная и т.д. и т.п. – штук сорок всяких тайн, причем установленных законами.

Теперь вопрос о свободе обращения информации в России, принципы которой закреплены в ст.29 Конституции. На мой взгляд, здесь прослеживается неолиберальная традиция: информация у нас признается товаром. Дополнительное подтверждение тому: ст.128 ГК РФ, где информация рассматривается в числе объектов гражданских прав, то есть имущества, вещей и прочих товарных ценностей. А товар должен свободно “гулять” в нашем экономическом пространстве. И он гулял до поры до времени. Но почти любая либеральная концепция в конце концов загоняет себя в угол. Так случилось и со свободой оборота информации. Информация настолько свободно циркулировала в нашем обществе, что спохватились: слишком свободно! И сейчас государство принимает соответствующие меры – и совершенно правильно. Любой товар в материальном обличии должен быть сертифицирован, должен отвечать критериям соответствия неким стандартам. Об этом говорит, в частности, новый закон “О техническом регулировании”. Значит, информация как товар тоже должна быть “причесана”. Конечно, критики ограничения свободы информации будут кричать: вы нам зажимаете рот! Но раз информация – товар, будьте любезны поставлять на рынок товар надлежащего качества. Это взгляд цивилиста. И меры по разумному ограничению информации соответствуют нынешней экономической обстановке.

В.Рябчук: Есть и международные правовые нормы (Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, Международный пакт о политических и гражданских правах), где еще более четко, чем в нашей Конституции, говорится, что гражданские свободы (в том числе и в сфере информации) могут быть ограничены. Такие ограничения могут быть введены в интересах обеспечения государственной безопасности, борьбы с преступностью, уважения прав и свобод других лиц, обеспечения правопорядка и здоровья населения. В этих рамках и на основании закона информация свободно циркулирует во всех странах.

М.Вус: Прежде чем информацию-товар поставлять на рынок, надо ее создать или получить законным способом.

О.Городов: Вот именно, но «создателей» должно быть много. И почему все начинают кричать о зажиме средств массовой информации? Свобода-то здесь не нарушается. Вопрос, мне кажется, следует рассматривать через призму наличия монополизма. Если все информационные каналы находятся в руках одного хозяина, например, государства, то это и влечет однобокость подачи информации, но не колеблет принципа свободы ее создания.

Журналист и коммерческая тайна

– Где граница: с одной стороны, например, любую негативную информацию о деятельности фирмы можно скрывать под флагом сохранения коммерческой тайны – а с другой стороны, общество должно знать о деятельности тех же фирм...

О. Городов: Основные правила о коммерческой тайне сосредоточены в трех нормативных блоках: ст.139 Гражданского кодекса РФ, Постановлении правительства Российской Федерации №35 от 1991 г., Указе президента России №188 от 1997 г. Законодатель исходит из возможности определения сведений, подлежащих установлению на них режима коммерческой тайны, исходя из представлений самого обладателя этих сведений. Другими словами: что хочу, то и считаю коммерческой тайной! Например, Постановление правительства №35 учит нас чему? Тому, что не могут быть коммерческой тайной, например, сведения об уставном фонде, учредительных документах и так далее. Но если посмотреть на сферу применения этого постановления, то в преамбуле четко сказано: эти сведения не могут быть коммерческой тайной только лишь для госорганов, осуществляющих налоговые проверки, процессы приватизации и прочее. Для простого журналиста информация закрыта. Вам в организации скажут: “Это коммерческая тайна”.

– И они правы?

О.Городов: Да, формально, исходя из буквы закона, они правы.

– Зайдем с другой стороны. Практический пример: тележурналист Аркадий Мамонтов в программе “Специальный корреспондент” показал свое расследование, как для трансплантации вырезают человеческие органы с еще живых, хоть и обреченных людей. Он добыл сведения. Но насколько его действия правомочны? Насколько он защищен законом?

О.Городов: Есть санкции в уголовном законодательстве и в административном. Журналиста тут винить вряд ли можно. Больше виноват сотрудник той организации, который разболтал журналисту эти сведения. По существу, руководство организации (обладатель этих сведений) не приняло надлежащих мер для сохранения информации.

В.Рябчук: В Уголовном кодексе Российской Федерации есть статья, запрещающая незаконную трансплантацию человеческих органов, их незаконное изъятие. А если действие незаконно, то эти сведения не могут быть коммерческой тайной, потому что преступление не защищается законом!

– Но вы согласитесь: преступление еще доказать надо, пока же никакого уголовного дела нет... Как журналист может преодолевать ведомственные барьеры, чтобы получить нужную информацию?

О.Городов: Отвечаю на вопрос по конкретному “делу Мамонтова”. Если “обвиняемый” Мамонтов добыл эти сведения незаконным образом – то есть осуществил несанкционированный доступ к этим сведениям, проникновение в учреждение, скрытое изъятие информации, – его можно привлечь к уголовной ответственности. Если он действовал в рамках закона (в том числе – если купил информацию у кого-то, либо выступил в роли добросовестного приобретателя, до мотивов этого просто не докопаться...), то у журналиста все чисто.

М.Вус: Еще раз подчеркну: журналисту, как и всякому гражданину, дано право искать, получать, распространять информацию любым только законным способом. Тут важно слово “законным”...

О.Городов: В сухом остатке что мы имеем? Законодатель обозначил коммерческую тайну как сведения, которые должны отвечать, согласно ст.139 ГК РФ, трем признакам: 1) ценность скрываемых сведений должна быть обусловлена фактором их неизвестности; 2) должен отсутствовать свободный доступ к сведениям на законных основаниях; 3) должны приниматься превентивные меры по охране сведений.

И это, кстати, даже мешает коммерческому обороту. Положение дел, видимо, несколько изменится. В Госдуме прошел в первом чтении очередной вариант федерального закона “О коммерческой тайне”. Закон невелик, там всего 15 статей, но основные рамки он устанавливает более или менее цивилизованно. Скоро мы будем вооружены новым федеральным законом. Изменит ли он ситуацию, будет ясно в зависимости от того, в какой редакции он дойдет до подписания и какова будет практика его реализации.

Информационная безопасность и госстандарт по информатике

М.Нарбут: Хотел бы затронуть вопрос о включении проблем информационной безопасности в госстандарт по информатике. То, что эта проблематика очень важна – бесспорно (*). Но почему-то существует тенденция рассматривать информатику как всеобъемлющую науку об информации вообще. Это малоудачный подход, поскольку тогда вся журналистика, например, все СМИ становятся частью информатики. А всех журналистов придется считать специалистами по информатике, что абсурдно!

На самом деле информатика как предмет возникла и занимается техникой передачи и хранения информации на компьютерах, на вычислительных системах. В англо-американской научной литературе эта наука называется computer science, а в Европе (прежде всего во Франции, в Германии, у нас) появился термин “информатика”. Но это не повод расширять информатику безгранично.

И вопрос о том, что в госстандарте по информатике должна быть тема “Государственная тайна” выглядит несколько удивительно. Ведь существует информационное право как предмет – там вопросы гостайны и должны обсуждаться. Информатику ведут программисты, математики, люди, знающие компьютер, но в правовом отношении слабо подготовленные.

И весьма проблематично, чтобы наши профессионалы по computer science смогли бы достойным образом обучать вопросам защиты государственной тайны. Да и времени у нас для этого мало!

М.Вус: Согласно действующей Конституции (ст.43,ч.5), Российская Федерация устанавливает федеральные образовательные стандарты. Есть государственный образовательный стандарт по информатике. Это закон и, вместе с тем, это критерий качества, предъявляемый к подготовке специалиста!

М.Нарбут: Это так, и мы с госстандартом не воюем. Но стандарты создаются людьми, и их можно изменить, пересмотреть... Простой пример: когда-то в советской школе были единые учебники по математике для всей страны. Академик А.Н.Колмогоров – выдающийся математик, имеющий мировой авторитет, но благодаря его авторитету в школу попала система преподавания математики, которая была абсолютно провалена, ничего не получалось, и сейчас от нее отказались. Вот пример того, что стандарты можно пересматривать. А в курсе информатики вопросы гостайны выглядят, простите, белой вороной.

Разумеется, технические вопросы информационной безопасности могут рассматриваться и в курсе информатики. Скажем, несанкционированный доступ к компьютерным сетям, проникновение в информационные сети учреждений, банков, антивирусные программы и файерволы – это наши вопросы.

О.Городов: Право вообще имеет дело с общественными отношениями. Вы имеете дело с компьютерными системами, с “железом”. Поэтому вопрос о том, кто должен преподавать законодательство в области государственной тайны – конечно, этот вопрос относится к сфере юриспруденции, а не к области техники. Это первое. Второе: в номенклатуре научных специальностей по юриспруденции есть “Информационное право” – оно идет как специальность 120014 “Административное право, финансовое право, информационное право”. Другой вопрос, что в юридических вузах преподавание этой дисциплины не поставлено на должном уровне. Мало таких специалистов. У нас на юрфаке лишь в прошлом году начали читать спецкурс “Информационное право”. Написан учебник и разработана 28-часовая программа – и благополучно мы со студентами эти проблемы изучаем. В том числе и разделы, посвященные государственной тайне и информационной безопасности.

Я согласен с М.А.Нарбутом, что эти вопросы нужно разводить. Сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник. А то я посмотрел в Интернете сайты разных вузов. Насчитал десяток кафедр, связанных с проблематикой информационного права. И обнаружил, что очень часто заведующий – профессор, доктор технических наук. Юристов среди преподавателей почти нет... Видимо, общественная потребность в таких специальностях есть, а юридические вузы не успевают ее удовлетворять.

М.Вус: Простите, коллеги – вот я открываю программу по информатике (официальное издание Министерства образования России) и читаю: “Информатика – комплексное научное направление, имеющее междисциплинарный характер...”. Сведение же информатики к “железу”, только к компьютерам – это сведение науки к ремеслу, это очень узкий подход. Информатика как наука, в нынешних условиях это особенно важно подчеркнуть, имеет, прежде всего, мировоззренческий характер. Тем более в рамках университетского образования!

М.Нарбут: Наверное, правда где-то посередине. Нельзя сводить информатику только к “железу”, но и расширять ее до такой степени, чтобы туда и гостайна попала, – вряд ли разумно.

Ю.Васенёв: Те немногие часы по информационной безопасности, отведенные в рамках примерных программ учебных дисциплин «Информатика» или, тем более, «Математика и информатика», которые включены в циклы ЕН (естественнонаучных дисциплин) всех основных образовательных программ высшего профессионального обучения (ВПО), а также в государственном образовательном стандарте (ГОС) ВПО по специальности 351400 – «Прикладная информатика» описаны таким образом, что специалист по внутримашинному обеспечению и специалист по внемашинному обеспечению понимают их по-разному и при написании курса лекций по одной и той же дисциплине содержательно каждый из них наполнит этот курс по-разному. Поэтому в ГОС ВПО будущего поколения и, особенно, в примерных программах указанных учебных дисциплин должно быть четко проведено разграничение между проблемами внемашинной и внутримашинной информационной безопасности с указанием часов, отводимых на каждый из разделов. Каждый специалист, которого мы выпускаем, должен знать, что он может говорить о своей профессиональной деятельности журналистам, публиковать в открытой печати, а что не может и не имеет права. Но этого пока не сделано в рамках существующих нормативных документов, в том числе и ГОС ВПО и примерных программах указанных учебных дисциплин. Это, кстати, нередко является причиной конфликтов при разработке авторских курсов данных учебных дисциплин.

М.Вус: Цитирую опять примерную программу дисциплины “Информатика”. Здесь четко обозначены три раздела: “Информационная безопасность и ее составные части”, “Законодательные и иные правовые акты РФ, регулирующие правовые отношения в сфере информационной безопасности и защиты государственной тайны”, “Защита от несанкционированного вмешательства в информационные процессы».

Ю.Васенев: Это общая схема. Там часы указаны? – Нет! Я об этом и говорю. Допустим, всего выделено 20 часов. Один преподаватель при написании своего авторского курса выделит 18 часов на проблемы внемашинной информационной безопасности и 2 часа на защиту от несанкционированного доступа к закрытым информационных файлам. Другой – наоборот, 2 часа на изучение законов по информационной безопасности и 18 часов на техническую и программную реализацию защиты от несанкционированного доступа.

Фактически в одну дисциплину вставили два раздела, которые должны читать два разных по квалификации преподавателя – юрист и математик-программист. Выход из ситуации – или соответственная доподготовка существующих преподавателей, или выделение раздела «Правовые акты по информационной безопасности» в дисциплину «Правоведение», или, как это сделали юристы, введение дисциплины «Информационное право».

М.Нарбут: Курс информатики читается на первом курсе, он ознакомительный, общеобразовательный. А вопросы охраны государственной тайны всерьез встают перед выпускниками. И проблемы информационной безопасности жизненно необходимы для специалистов, которые будут работать, например, администраторами сетей. То есть информационная безопасность должна читаться на выходе, а не в самом начале обучения. Там это преждевременно, хотя в госстандарте записано. Нам объяснили, что другого курса не нашли. Это был единственный курс, который читается всем. Но вряд ли такой подход разумен. Математика тоже читается всем... В результате важнейший вопрос оказался приниженным. Хотя в курсе ОБЖ или “Основы права” вопросы гостайны были бы более уместны.

Порнография, насилие на экранах и реклама пива

В.Семенов: Меня как психолога и социолога в обсуждаемых сегодня вопросах интересуют прежде всего содержательные моменты, касающиеся рекламы, СМИ, телевидения. Уже давно психологи всего мира (прежде всего в Америке и Западной Европе) проделали тысячи экспериментов, которые однозначно доказали: сцены откровенного насилия и демонстрация жесткой порнографии, кроме вреда, ничего не приносят. Еще в 60-х годах прошлого века было доказано, что это такое. И тем не менее эти сцены постоянно демонстрируются по нашему телевидению, практически по всем каналам. И здесь уважаемое нами право почему-то молчит. На заре перестройки была уголовная статья за распространение порнографии (ст.228 УК РСФСР). А теперь к этому относятся с иронией. Хотя какая может быть ирония, раз это калечит наших детей? В любое время ребенок может включить телевизор и увидеть либо сцену насилия, либо порнографию. Более аморального телевидения, чем наше, в мире нет!

В.Е.Семенов и М.А.Вус.

Другой пример, по свежим впечатлениям: этим летом мне удалось посетить шесть европейских стран. Ни в одной из них нет рекламы алкоголя, пива и сигарет. А у нас – на каждом шагу! Хотя на самом деле это за пределами цивилизованности. Ведь кроме вреда, от них никакой пользы. И когда студентов с раннего утра мы видим с банкой пива в руках, то юные головушки не так уж сильно будут соображать уже ко второй паре...

М.Вус: Это очень болезненный аспект национальной, именно национальной безопасности. И вместе с тем, как мне представляется, это вопрос и политической воли и общественной морали. О чем мы говорим? Вы знаете, с какого вопроса начинает Комитет по безопасности Госдумы каждого созыва свою работу? С законопроекта о легализации торговли оружием. Кто лоббирует такой законопроект? Денежные интересы... Другой факт: заметную долю бюджета Санкт-Петербурга дают пивоваренные компании. Мы сидим на игле, вот этим все и объясняется.

В.Семенов: И постепенно в общественное сознание вводится мысль, что неплохо бы и легкие наркотики разрешить, как в Амстердаме... Хотя вопрос цензуры решается просто: в Италии, например, провели референдум – и теперь фильмы по телевидению не прерываются там рекламными вставками. Согласно социологическим опросам НИИКСИ, и у нас большинство населения (в том числе молодежь) выступает за нравственный контроль над рекламой. Потому что засилье рекламы в России чрезмерное, перехлестывает всякие рамки. Что же делать, господа юристы?

О.Городов: Ответ на этот вопрос вы можете найти в книге С.М.Кара-Мурзы “Манипуляция сознанием”.

В.Семенов: Хорошо – манипуляция манипуляцией, но есть же и право, в конце концов.

М.Вус: Можно посмотреть на проблему информационной безопасности с другой стороны. Информационная безопасность – это триединая проблема: это — гарантированное Конституцией право на информацию, это — качество информации, и это – технологические, в том числе технические аспекты защиты информации как ресурса. Допустим, мы с вами согласимся и примемся контролировать (цензурировать) информацию, контролировать СМИ и принимать соответствующие меры…

В.Рябчук: Тогда про нас скажут: мы живем в тоталитарном обществе...

М.Вус: Вопрос в том, по каким критериям контролировать. Теоретически можно контролировать качество. Но кто может определить, какое необходимо качество информации? Каковы критерии оценки? Это, пожалуй, все же больше вопрос морали, нежели права.

В.Семенов: Но все-таки можем мы провести референдум о том, чтобы не прерывать художественные фильмы рекламными вставками?

О.Городов: У нас в законе “О рекламе” есть нормы о том, сколько раз можно прерывать передачу рекламными вставками. И о том, что уровень громкости рекламных вставок не должен превышать фоновую громкость передачи, – тоже указано.

В.Семенов: И соблюдается?

О.Городов: Нет, конечно.

М.Вус: Такова сегодня правоприменительная практика и, давайте прямо скажем, информационно-правовая культура российского общества.

В.Рябчук: Постановление-то есть, а санкций нет – вот в чем корень проблемы...

В.Семенов: Но движение какое-то намечается. Только что прошла информация о том, что министр внутренних дел Борис Грызлов встретился с писателями-детективщиками. И он привел факты о том, что молодежь действует по схемам, которые черпает из детективных произведений. То есть преступники наматывают на ус “разумное, доброе, вечное” и конкретно реализуют на деле. И поэтому нельзя ли что-то сделать, спрашивает министр. Писатели активно откликнулись на это предложение. И согласились, что пора вводить нравственный контроль за произведениями...

М.Вус: Это, опять же, вопрос информационной, в том числе правовой культуры нашего общества, которую, в частности, мы в стенах вуза должны воспитывать.

“Утечка мозгов” прекратилась. А научная тайна осталась?

– Не так давно много говорили об “утечке мозгов” из России. Сегодня этот процесс стабилизировался. Но вопрос об открытости или закрытости тех или иных научных исследований остался. Как он решается в нынешних условиях?

О.Городов: Сама постановка вопроса о научной тайне антинаучна.

М.Вус: Информация, согласно Гражданскому кодексу – это ресурс, объект права собственности. В университете, например, есть три источника финансирования: госбюджет, собственные средства и хоздоговорные работы. Как известно: «Кто платит, тот заказывает музыку»... Если средства госбюджетные, то это государственная информационная собственность. Если средства собственные, то это мой результат, мой товар – кому хочу, тому и продаю, как хочу, так и использую. А если договорные отношения, то в рамках договора, опять же в соответствии с положениями Гражданского кодекса, должны быть оговорены и правой режим, и право использования создаваемых информационных ресурсов,

Государственные информационные ресурсы – ресурсы, созданные за счет средств госбюджета — являются открытыми, общедоступными (ст.10 федерального закона “Об информации, информатизации и защите информации”), ограничения касаются только охраняемых законом тайн. А это (обобщенно) только в целях обеспечения личной, семейной, профессиональной, коммерческой, государственной тайны. Покушение на охраняемые законом тайны – противоправное деяние. Если, например, журналист-папарацци вторгается в личную или семейную жизнь, то это явное нарушение закона и нарушение прав человека.

В.Рябчук: Яркий пример: когда “человека, похожего на Скуратова”, показали по общероссийскому каналу – это было нарушение личной тайны. Если это был генеральный прокурор Скуратов. А если это был не он, то это была клевета. И в том, и в другом случае журналиста и руководство канала надо было наказывать, только по разным статьям. А чем дело кончилось?!.

– Но все же ответьте, пожалуйста: как разграничить? В университете проводятся научные исследования. Получив какой-то результат, ученый сотрудничает с какой-то фирмой – американской, японской или нашей, неважно – и желает продать результаты своего труда. Имеет он на это право? Кому принадлежит то, что он сделал? Ему самому? Университету? Кафедре? Государству?..

М.Вус: Я уже говорил о трех источниках финансирования...

– Но здесь-то все переплетено... Оборудование принадлежит университету, голова, мозги – его собственные, рабочее время – наверное, кафедре... Как же разграничить?

О.Городов: Да разграничивать ничего не надо. В университете есть подразделение, которое отвечает за режим конфиденциальности информации. Если человек работает с закрытыми материалами, он дает подписку о неразглашении...

М.Нарбут: До недавнего времени научные публикации проходили специальную процедуру экспертизы. Прежде чем отослать научную статью в журнал, вы должны были получить заключение специалистов, что здесь нет разглашения некоторых тайн. Это был способ проверки того, что ученый выдает во внешний мир.

М.Вус: Пример на эту тему из истории нашего университета. В 1991 году в научный отдел пришло письмо из редакции одного зарубежного научного журнала. Дескать, уважаемые коллеги, мы признательны вам, что вы оценили уровень нашего журнала: ваш профессор прислал для публикации статью. И далее, цитирую: “Для того, чтобы ее опубликовать, просим подтвердить его право на предоставление этого материала от своего имени”.

В.Рябчук: В других странах такая правовая система, что они не могут опубликовать материал без соответствующего разрешения. А у нас сегодня что хотят, то и публикуют...

Диссиденты и осведомители

– В советское время диссидентов преследовали. А есть ли сегодня диссиденты в новой России?

М.Вус: Давайте определим понятия. Что такое диссидент сегодня? Например, на недавних выборах 25% голосовали против нынешнего губернатора нашего города, на прошлых президентских – 40% против действующего президента. Это диссиденты или нет?

В.Рябчук: Диссидент – это инакомыслящий. И, простите, были люди, которые нарушали действовавшие в советское время законы и которых наказывали за это. Ст.70 в УК об антисоветской агитации и пропаганде была. Она, признаться, мне самому не нравилась. Но когда я работал в органах, то, как сотрудник правоохранительной сферы, привлекал к ответственности по этой статье – а что было делать? Потому что не выполнять закон нельзя. Нарушение закона – это преступление. Я предлагал изменить эту статью, и в конечном счете, по моему предложению, ее изменили – через 10 лет... Но теперь она так сформулирована, что по ней никого привлечь нельзя вообще! Поэтому нет и борьбы.

– То есть сейчас инакомыслие не преследуется?

В.Рябчук: И тогда не преследовалось. Преследовались преступления, совершаемые на почве инакомыслия. Вот речь о чем идет. Думать и говорить человек может что угодно. Только проповедь экстремизма или убийства наказывается – и тогда, и сейчас это уголовное преступление.

– Народ едет за рубеж – в турпоездки, в командировки, в гости. Раньше в каждой группе был осведомитель КГБ. Осталась ли эта традиция сейчас?

В.Рябчук: Как бывший сотрудник КГБ, который имел отношение к загранпоездкам, могу сказать, что мне известно очень много случаев, когда за рубеж отправлялись группы, и никого из наших представителей в них не было.

И если говорить о прошлом времени, то существовала в статье 64 УК такая форма измены Родине, как отказ возвратиться из-за границы в СССР. Поэтому органы безопасности должны были принимать меры, чтобы этого не допустить, предотвратить такого рода преступления... А сейчас такого преступления нет – поэтому с ним и бороться нельзя.

П.Аникин: Если вы откроете российский закон «О государственной тайне», по случаю 10-летия которого мы здесь и собрались, то в статье 5 прочтете, что «государственную тайну составляют сведения в области разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности», к которым относятся формы и методы работы разведывательных и контрразведывательных органов государства. Как действующий сотрудник ФСБ могу пояснить, что факт использования каких-либо источников информации относится к понятию формы работы, а конкретная расстановка этих источников относится к методам работы. И то, и другое, в соответствии с действующим сегодня Законом, относится к государственной тайне. Приходится только сожалеть, что после 10 лет существования закона РФ «О государственной тайне», утвержденного Указом президента России и открыто опубликованного (в соответствии с нормами этого Закона) действующего сегодня Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, в стенах вуза задаются такие вопросы. Как представляется, этот пример только подтверждает нашу невысокую информационно-правовую культуру, указывает на необходимость ведения в нашем обществе, в том числе и в журналистской среде, просветительской работы в области информационного права и информационной безопасности.

М.Нарбут: Раз уж мы затронули работу спецслужб, мне хотелось бы напомнить о замечательном фильме, который недавно показывали по телевидению – про Маркуса Вольфа. Настолько он объективно сделан. И оставляет глубокое впечатление об этом человеке, на котором лежала огромная ответственность и которого предали политики последующего времени.

В.Рябчук: Нельзя сказать: все, что делали органы госбезопасности, было безупречно. Но и слишком обобщать и взваливать всю вину на КГБ тоже не стоит...

М.Вус: А давайте обратим внимание на нынешнее положение дел, вспомним, что у нас сегодня есть не только ФСБ, но и другие, в том числе частные, службы безопасности. И численность этого негосударственного сектора обеспечения безопасности в России сегодня – порядка 350 тысяч человек. На их вооружении – примерно 70 тыс. стволов нарезного оружия. А уж спецтехники, которую они нередко используют в нарушение всяких законов и правил, и не перечесть. Только в Москве, по оценкам специалистов, еженедельно устанавливается порядка 600 подслушивающих устройств – незаконно.

– И как это регулируется законом?

М.Вус: Есть закон “О частной детективной и охранной деятельности”, где черным по белому записано, что частные детективы, лица, получившие лицензию на этот вид деятельности, не являются субъектами закона об ОРД (оперативно-розыскной деятельности) и не вправе применять негласные методы съема информации. Но тем не менее...

В.Рябчук: И даже статья Уголовного кодекса есть – за приобретение этих средств. Но с применением ее есть проблемы. Несколько случаев было, когда привлекали.

М.Вус: У нас, в Петербурге, имел место случай, когда умелец изготовил самодельные подслушивающие устройства и продавал их по 5 тысяч долларов. И покупали частные лица... Кстати, в нашей новой книге “Государственная тайна и ее защита в Российской Федерации” мы приводим целый ряд фактов криминально-детективного характера, связанных, в частности, с коммерческим шпионажем. Опасность шпионажа и сегодня не потеряла своей актуальности.

– Опять та же ситуация: закон есть, но правоприменительная практика, увы, показывает другое...

В.Рябчук: Так для того, чтобы его привлечь, нужно его выявить, поймать и доказать... В свое время криминологи исследовали вопрос о борьбе с самогоноварением. И пришли к выводу, что закон не действует, потому из ста самогонщиков привлекают к ответственности двоих, 2% всего. И предложили отменить ответственность за самогоноварение. А в правительстве прочитали это заключение – и усилили ответственность за самогоноварение!

“Электронная Россия” – выращиваем монстра?

А.Вассоевич: Назревает проблема, о которой надо говорить уже на зародышевой стадии. Потому что может родиться монстр. Комиссия по информационной политике Совета Федерации серьезно обсуждает проект “Электронная Россия”, который венчается электронным правительством. И этот проект таит в себе огромные угрозы. Потому что мы знаем: то, что еще вчера было достоянием информационного центра ГУВД, сегодня продается в переходе метро за 100 рублей или за десяток долларов. Например, телефонная база данных – причем цены на них снижаются год от года. Вполне вероятно, что информация, которая вначале будет святая святых электронного правительства, через какое-то время будет продаваться за десятки тысяч долларов. А затем эта информация “демократизируется”, то есть станет доступной всем криминальным группировкам страны.

В.Рябчук: И за рубежом...

А.Вассоевич: Естественно. Другая очень тревожная проблема: зависимость от зарубежных производителей. И злые языки говорят: если электронное правительство в рамках программы “Электронная Россия” будет создано, то почетным председателем этого правительства надо избрать фирму “Сименс”. Потому что она сегодня лидирует на нашем рынке. Трагедия в том, что тот, кто производит электронное оборудование, тот становится контролером информационных потоков.

М.Вус: Полицейские функции в электронной аппаратуре – это промышленный стандарт. Вопрос в том, у кого оказываются ключи от этих полицейских модулей (аппаратура-то преимущественно зарубежная) – а ключи у производителей.

А.Вассоевич: Эту проблему пора уже гласно обсуждать. В противном случае родится монстр, который принесет большие беды нашей стране.

В.Рябчук: Хорошо, если будет только Большой Брат. А если будут еще и маленькие братья, которое то же самое могут делать?..

А.Вассоевич: Конечно. Ввиду общей криминализированности нашего общества, Большой Брат будет клонирован, и в каждой группировке появится свой Маленький Брат.

М.Вус: Авторы программы “Электронная Россия” получили за нее Государственную премию. Вместе с тем еще год назад на конференции “Информационное право и безопасность” академик РАЕН Д.С.Черешкин (Институт системного анализа РАН) отмечал, что “программа “Электронная Россия” не обеспечивает, к сожалению, проведение целенаправленного комплекса работ по согласованному решению вопросов информационной безопасности...” Не обеспечивает.

М.Нарбут: Не знаю подробностей программы, но, видимо, речь идет об интернетизации общества. И может быть, ничего страшного нет и не будет? Для сравнения приведу аналогию: в свое время нас очень пугали “вирусом 2000”: что перейдет 19 на 20, и все компьютеры встанут! Но позже оказалось, что проблема была раздута теми, кто продавал соответствующие программы...

М.Вус: Тем не менее те, например, кто работает с внедрением Интернета и компьютеров в школах, с определенными проблемами сталкиваются. Нестыкуемые платформы и версии программного обеспечения – а деньги на программу информатизации образования осваиваются немалые, по 1,5 млрд в год! Покупают технику по принципу “числом поболее, ценою подешевле” – вот и результаты... К тому же, как писала пресса, «сильно образованным хакером» в прошлом году у нас в Санкт-Петербурге был осуществлен взлом системы тестирования Минобразования – системы ЕГЭ. А это не может не настораживать!

Вопросы, вопросы, вопросы...

А теперь несколько вопросов, практически без комментария.

М.Нарбут: У нас принимали закон о незаконном обороте компакт-дисков. Но пока все по-прежнему: CD- ROM с достаточно дорогим программным обеспечением можно купить за 65-70 рублей. Представьте, что у нас выполнялись бы те лицензионные ограничения, которые для западной публики – вещь самоочевидная: как можно покупать за 60 рублей ворованную компьютерную продукцию? Но если бы у нас этот закон выполнялся, практически все люди, работающие с компьютером, ничего не могли бы сделать. В силу финансового состояния нашего общества (и университетской профессуры в том числе) мы не смогли бы работать на компьютерах. В лучшем случае мы купили бы операционную систему – она стоит около 80 долларов, что сопоставимо с нашими зарплатами. Но купить более сложные и важные для нашей работы продукты мы не в состоянии. А сейчас в любом метро я могу купить программы, которые на самом деле стоят тысячи долларов. Конечно, это плохо. Но как иначе жить? Проблема есть, как видите. Совершенствование вопросов информационного права требует либо других цен за программное обеспечение, либо других зарплат, других возможностей у фирм и у конкретных индивидуумов – для покупки лицензионного оборудования.

– Молодой коллега интересуется: есть ли слежка за студентами? А если есть, то как она осуществляется?

О.Городов: Слежки нет, но надо отвечать тому, кто интересуется этим вопросом: конечно, есть. Лучше себя вести будут...

М.Вус: Знаем ли мы среду, в которой живем?! На факультете социологии мы с моими бывшими студентами провели компьютерный социологический опрос первокурсников. Дополнили анкету, добавив туда дополнительный программный модуль “алкоголь, табак, наркотики”, и получили, как мне представляется, настораживающую информацию. Пытались заинтересовать подобным исследованием руководство – не нужно, поддержки не нашли! Боюсь, что через два-три года эта угроза может аукнуться...

П.Аникин: Порой вопрос об информационной безопасности встает для выпускника вуза, когда он приходит устраиваться на работу. С ним проводят собеседование, и он спрашивает: “А меня пустят за границу?” Те, кто знают закон, понимают, что однозначно ответить нельзя: может, пустят, а может, нет. Но кадровики ограничиваются односложным ответом: “Не пустят”. И гражданин, возможно, теряет хороший шанс устроиться на хорошее предприятие. А предприятие теряет шанс получить прекрасного специалиста. К этому приводит невежество в правовых вопросах.

Из моей практики могу сказать, что приходится сталкиваться с вопиющим, прямо-таки зоологическим правовым невежеством студентов и выпускников вузов Петербурга. Приведу один пример. По роду работы мне приходится участвовать в технологии оформления за-гранпаспортов. В стандартное заявление входит вопрос: “Был ли у вас за период учебы и работы оформлен допуск?..” И 7 из 10 студентов и выпускников врут при ответе на этот вопрос. Пишут “нет”, хотя у меня стоит компьютер, который выдает противоположную информацию. Мне стало не по себе: почему лучшие – врут? Потихоньку стал выяснять. Долго не мог понять, беседовал с рядом этих граждан. Пока один из них в разговоре случайно не спросил меня: “Это вы имеете в виду анкету, что ли?..” – “Какую анкету?” – “Да мы в свое время заполняли какую-то анкету...”

Меня это заинтересовало, и выяснились следующие подробности. Собрали их, группу студентов, в аудиторию, приходит секретарь деканата, девчушка, раздала анкеты: “Заполнить и послезавтра сдать! Кто не сдаст, стипендию не получит...” Все! На этом закончилось оформление допуска для работы с закрытой информацией и инструктаж. И эти добросовестные ребята так и не знали, не поняли, что работают с секретной информацией, хотя – формально – дали подписку о неразглашении. Какие обязанности они несут, какие могут быть последствия... Вот такая дикость! И это на фоне приличного петербургского образования. Мой вывод: надо что-то делать практически! Еще вчера... Итоги “круглого стола”

М.Вус: Проблематика, которую мы затронули, сегодня столь многогранна, необъятна и остра, что любое ее обсуждение может показаться, на первый взгляд, несколько сумбурным. Каждый из присутствующих отмечал здесь какую-то свою, может быть, в профессиональном плане более осознанную им, но безусловно жизненно важную грань проблемы информационной безопасности.

Однако всех нас объединяет то, что мы живем в едином информационном и правовом поле. Тайны – это реальность в сфере социальных отношений. Государственная тайна – это объективно необходимый и вместе с тем сильнодействующий инструмент информационной политики. В правовом плане сегодня это наиболее проработанный раздел. Вместе с тем, государственная тайна – это и своего рода лакмусовая бумажка, показатель информационной культуры общества, когда мы говорим о вопросах информационной безопасности. Можно ли себе представить саму возможность подобного открытого обсуждения всего лишь два десятка лет назад?! С другой стороны, сегодня в нашем обществе нередко еще проявляются последствия “традиционно” невысокой правовой просвещенности в этой области знаний и сформировавшегося в определенный период развития страны правового нигилизма (незнание, непонимание, а то и огульное отрицание режима защиты государственных интересов в форме института государственной тайны). Реакция СМИ на «громкие шпионские процессы» последнего времени – тому пример. Отмечу, что стоит это государству очень дорого. Причем не столько даже чисто экономически, сколько в нравственном плане.

И в завершение. Информационную культуру в сфере безопасности надо воспитывать, пропагандировать, правовые нормы изучать. Для этого необходимы и учебные пособия, и дополнительная подготовка преподавателей (естественно, раз раньше эти вопросы не изучали). Если обратиться к объявленным научным программам Минобразования на 2004–05 гг., то мы увидим там конкурсные темы по национальной безопасности, в том числе проекты по разработке учебно-методических материалов по защите государственной тайны. Мне представляется, что, имея определенный опыт и задел в этих вопросах, наш университет вполне мог бы принять участие в таком конкурсе. Но это требует, как мне кажется, прежде всего большего внимания к данным вопросам и политических решений на уровне университетского руководства.  

* В июле методическая комиссия университета обсуждала оказавшийся весьма болезненным в нашем университете вопрос о преподавании дисциплины «Информационная безопасность и защита информации», фактически о выполнении в учебном процессе требований Государственного образовательного стандарта. В своем решении методическая комиссия постановила целесообразным определить профильной кафедрой по данной дисциплине кафедру общей математики математико-механического факультета.
Вернуться...

Записал Евгений Голубев

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков