№ 24—25 (3648—49), 1 ноября 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	точка зрения

Университет
выживет
только со страной

Продолжая размышлять о стратегии развития университета и беседовать с универсантами о соответствующем документе, недавно опубликованном в журнале, мы встретились с заведующим кафедрой теории и философии политики философского факультета В.А.ГУТОРОВЫМ.

В.А.Гуторов.

– Владимир Александрович, если бы целью этого материала было выражение моего мнения по поводу стратегии нашего развития, я бы отметил, что мне не совсем до душе фразовый, стандартный, слишком общий характер документа. Говорить сегодня о дальнейшем развитии научных школ и научной библиотеки, когда речь должна идти, на мой взгляд, об их спасении, о том, как уберечь их от распада, значит произносить красивые фразы, призванные ласкать наш университетский патриотизм. Каково ваше мнение по этому поводу?

– Разработка стратегии Санкт-Петербургского университета исходит из неких приоритетов, основным из них может считаться приоритет традиции, традиции очень славной, и поэтому в плане закреплен прежде всего он. Приоритет традиции позволяет употреблять выражение «дальнейшее развитие». Мы все думаем над этим, как Ленин думал над революцией, 24 часа в сутки. Несмотря на ужасные условия, в которых оказалась университетская наука в посткоммунистической России, наш университет был все-таки одним из немногих российских вузов, которым удалось сохранить свой потенциал. Вполне возможно, что Московский государственный университет сейчас занимает первое место в российском высшем образовании, но, наверно, это происходит не потому, что там более сильные научные школы, что там разработаны и внедрены самые-самые инновационные технологии. Санкт-Петербургский и Московский университеты входят в десятку ведущих университетов мира, и здесь расстановка приоритетов должна определяться только одним фактором. Москва – город, в котором вращаются сегодня почти 85 процентов федеральных денег. Корпорации, владеющие гигантскими офисами, естественно, помогают московским вузам развивать свой потенциал, жить за счет той сверхвысокой ренты, которую получают они сами и федеральные структуры. Московский госуниверситет имеет отдельную строку в бюджете, то есть специальное финансирование, позволяющее ему сглаживать последствия кризиса и более эффективно решать проблемы, с которыми сталкивается любой университет. Я был даже несколько удивлен, когда увидел, что в стратегии развития ничего не говорится об усилиях, направленных на придание федерального статуса Санкт-Петербургскому университету. Мы это неоднократно обсуждали, Людмила Алексеевна потратила много энергии для достижения этой цели. Но либо эгоистические приоритеты федерального центра не позволяют поставить другие российские университеты в такое же положение, либо речь может идти о другом, я слышал об этом, когда бывал в Москве, – отдельную строчку в бюджете хотят вообще убрать и тем самым формально поставить все вузы в стране в одинаковое положение. Но в любом случае у МГУ будет гораздо больше денег, чем у других университетов. В Москве на Юго-Западе существует такой гигантский комплекс учебных заведений, которого нет вообще нигде в мире. И, несмотря на развал экономики, столица может гордиться своими дорогами, своим строительством и своими университетскими комплексами. А у нас дороги ужасные. Есть какая-то параллель между нашими дорогами и положением, в котором мы оказались.

Стратегия развития, с которой я ознакомился, основана, по моему мнению, на утопической концепции автаркии, самодостаточности. Самодостаточным университет быть не может без серьезной помощи со стороны города и федерального центра. СПбГУ все-таки национальное достояние. Я согласен, что научные школы надо не только развивать, но и спасать. Но как? В настоящее время выработаны различные пути. Нам федеральная власть предлагает схему: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. То есть, в настоящее время прослеживается тенденция перевода вузовского образования в разряд платных услуг. Число бюджетных мест стабильно, число небюджетных – не ограничено. Растет доля студентов, учащихся за деньги. Нас к тому подталкивают. Но это не совсем надежный источник поступления денежных средств. В цивилизованных странах, хотя есть и смешанные варианты, существует четкое разделение. Есть частные университеты, которые живут за счет благотворительных фондов, за счет меценатов, в США это очень мощные университеты, но высшие учебные заведения, считающиеся национальным достоянием, пользуются сильной поддержкой государства. И если эта ситуация у нас остается неопределенной, то я вижу здесь элемент стагнации. Это дополнительный аргумент в пользу того, что в стратегию развития СПбГУ надо внести статью, в которой бы говорилось о выстраивании отношений с центром, о тех усилиях, которые должна предпринять университетская администрация. Сами факультеты могут лишь на некоторое время стабилизировать ситуацию.

– Когда мы размышляли о Болонском процессе, возникла идея выделить из общего числа российских вузов десяток-полтора университетов, которые могут считаться классическими. Ведь понятно, что не всякий университет, называющийся так, может по праву считаться университетом. Но вот об этом уже, кажется, и не упоминают.

– Шквал переименований в начале 90-х годов – очередная бюрократическая нелепица. Просто чиновники министерства настояли на этом, поставив нас всех перед неприятной дилеммой. Во многом все было связано со статусом общественных наук. Если институт переименовывался в университет, то можно было развивать гуманитарные программы, до 35 процентов от общего количества часов. В институте, если он оставался институтом, эти программы сокращались. Это сильно било, в первую очередь, по гуманитарному образованию, а во вторую – по преподавателям кафедр общественных наук. Для чего это было сделано – не знаю, я не вижу ничего плохого в слове институт. Но это не только российская традиция, и в сша устраивались такие эксперименты, это проблема интеллектуальная, гуманитарная и политическая. Само название «университет» подразумевает ориентацию на универсальное образование. Университет – сложная структура, его универсальность направлена на формирование ученого, научного работника, который учится мыслить самостоятельно. Там, где готовят узкого специалиста, там не приходится говорить об университете.

В Берлине подписан акт о включении нашего университета в Болонский процесс, стратегия будет формироваться с учетом этого акта. Если федеральный центр будет поддерживать Болонский процесс, другие вузы туда подтянутся. Выделение нескольких университетов в качестве экспериментальной площадки нерентабельно, поскольку будут действовать процессы интеграции всей системы высшего образования на европейском пространстве. 34 страны подписали этот документ.

С другой стороны, здесь таится и определенная опасность, потому что сама модель «бакалавр – магистр» предполагает в будущем сокращенную модель высшей квалификации. У нас до сих пор система высшего образования строилась по немецкому образцу. После революции, несмотря на радикальные сдвиги, университетские структуры остались довольно консервативными, они унаследовали многие традиции дореволюционного университетского образования. Если наряду с бакалавриатом и магистратурой останутся и аспирантура, и докторантура, то защита магистерской диссертации, с дальнейшей ориентацией на кандидатскую, будет нивелировать значение как той, так и другой. Подписание акта о включении нашей системы высшего образования в Болонскую систему, при том, что оставлена и старая система, содержит в себе очевидные противоречия, с которыми надо будет так или иначе справляться в дальнейшем. По всей вероятности, события могут развиваться следующим образом: будет уничтожена промежуточная стадия, то есть кандидатская диссертация, и мы сразу перейдем на систему, принятую в США, где после магистерской сразу будет следовать докторская. Это приведет к резкому омоложению докторских диссертаций. Насколько мы к этому готовы – я не могу судить. У нас еще живы многие традиции классического российского образования, кстати, и стратегия развития подчеркивает, что не надо забывать и национальные традиции. Пока Болонская система станет отечественной, должно пройти немало лет.

Может быть, было бы целесообразно выделить несколько вузов, где можно было бы обкатать эту модель, но это не должен быть Санкт-Петербургский университет. Мне тут вспоминается фраза Бисмарка: «Если хотите построить социализм, найдите страну, которую не жалко». Я ничего не имею против Болонской системы, но для эксперимента можно было бы избрать и не такой крупный вуз. Но процесс пошел, и надо как-то справляться.

Кстати сказать, в самой Италии, в Римском университете, идут ожесточенные споры насчет возврата к классической пятилетней модели. Итальянские ученые с особой похвалой отзываются и о нашей системе пятилетнего образования. Проблема еще не закрыта. Я сам входил в комиссию Большого Совета, где обсуждался этот вопрос, и модель «бакалавриат – магистратура» не всеми воспринималась однозначно. Эта схема подходит не для любой специальности. Например, бакалавр-переводчик – это вполне нормально, и последующая магистерская диссертация будет только усиливать потенциал ученого. Бакалавр-экономист будет где-то на уровне техникума, в экономике требуется более серьезная подготовка, и вряд ли бакалавр быстро найдет себе работу; год будет потерян. Что же касается философского или исторического факультетов, то здесь ситуация вполне нейтральная, может быть выстроена любая система. Преподавание философских, исторических или психологических дисциплин гибкое, оно приспособится к любой системе, кроме, разве что, ситуации с диссертациями.

И еще есть один настораживающий момент. Стратегия развития не предусматривает создания новых факультетов. Например, у всех в памяти осталась недавняя история с деятельностью комиссии Ученого совета, предложившей внести вопрос о создании факультета политологии в стратегию развития университета. Мне кажется, что стратегия развития такой сложной структуры, как университет, могла бы быть более конкретной. Сейчас это похоже на то, что американцы назвали бы концепцией «сдержанного развития», коль скоро из нее исключен пункт о создании новых факультетов.

– Каким бы вы хотели видеть университет и каким боитесь его увидеть?

– Столыпин в свое время сказал: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Я хотел бы видеть наш университет великим, постоянно входящим в десятку ведущих университетов мира, со структурой, динамически развивающейся по всем направлениям гуманитарного и естественнонаучного образования. Но такое возможно только тогда, когда коммерческие аппетиты будут умерены разумной политикой, связанной с заботой государства. В любой стране отношение государства к системе высшего и среднего образования является индикатором, показывающим степень цивилизованности общества. Самое страшное для меня – увидеть превращение университета в тот дикий рынок, который господствует в нашей экономике. Университеты не защищены от процессов, происходящих сейчас в нашей стране. Страшно подумать, что эта ситуация будет перенесена на сферу университетского образования. Но это, думаю, невозможно, ибо это будет обозначать ликвидацию университета как такового. Мне было бы страшно, если университет, как какой-нибудь никелевый комбинат, был бы куплен каким-либо меценатом, и стал бы частным университетом. Это означало бы, что традициям положен конец, и началась новая история. Думаю, что до этого не доживу. Я хочу видеть университет процветающим и развивающимся, но это будет только в том случае, если будет принципиально изменена схема развития российской экономики и российских политических приоритетов, а приоритеты в сфере высшего и среднего образования являются политическими и стратегическими приоритетами. Когда стратегия развития университета будет совпадать со стратегией развития нашей страны.

Деньги у государства есть. У нас только что прошел семинар о природной ренте, о необходимости ее национализации и ее превращении в народное достояние. Народные богатства сейчас разделены между семью олигархическими кланами и фактически украдены у народа. Национализация ренты позволит удвоить, утроить, даже учетверить и ушестерить национальный бюджет. Это тотчас отразится на возможности финансирования высшего и среднего образования. У России есть ресурсы, есть деньги, но пока предпринимаются усилия по превращению России в колониальный придаток ведущих держав мира, это будет сказываться на образовании, поскольку в колонии образованные люди не нужны. И все потуги будут напрасны. Университет выживет только со страной, или вместе со страной погибнет. 

Александр Шумилов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков