№ 18 (3642), 27 июня 2003 года
главная | оглавление | <... | ...>	Выпускник–2003

Пока есть силы,
надо стремиться наверх…

На него обращают внимание. Когда мы с Андреем пришли в редакцию, присутствующие ахнули: молодой человек ростом ровно 2 (два!) метра привлекает взоры. Рядом с таким выпускником-философом студент-историк четвертого курса, оказавшийся рядом, выглядел школьником… Но Андрей нам интересен не только своим баскетбольным ростом, но и «весом» в обществе, которое, кстати, он и изучал в университете. Если быть точным: все пять лет обучения на философском факультете Андрей Федоров исследовал феномен власти. На первом курсе он написал курсовую работу, посвященную германскому нацизму, на четвертом — «Власть как средство социальной коммуникации». А диплом, который он защитил 22 мая на “отлично”, был посвящен опять же власти, ее социально-философскому анализу.

Андрей Федоров

— Почему именно власть? Чем она так привлекательна? Точнее, чем власть привлекает тебя?

— В университет я поступил сразу после школы. Школа специализированная, английская — так что с языком проблем у меня не было. Всегда участвовал в олимпиадах по разным предметам. В 1998-м был четвертым в городе по знанию английского среди одиннадцатиклассников. Вуз не выбирал: ясно было, что университет! — немного издалека начал Андрей ФЕДОРОВ, выпускник кафедры социальной философии и философии истории философского факультета СПбГУ. — Школу закончил с двумя четверками, по алгебре и по химии — типичный гуманитарий. Я считал, что должен получить классическое гуманитарное образование, поэтому пошел на философский факультет, на отделение “Философия”. Изучать любую проблему надо от общего к частному, от глобального к конкретным частностям. Меня всегда интересовало общество…

Но от реальности я никогда не отрывался. Хотя именно за это критикуют порой философов — за то, что изучают только собственные структуры разума, формы фантазии, знание как таковое. На самом деле философский факультет дает максимально объективную картину общества. Философы не замыкаются на опросах, рейтингах, как социологи или политологи...

— Андрей, а если поближе к вопросу о власти?

— Проблемой генезиса власти я интересовался еще в школе. А на факультете начал изучение власти с германского нацизма, потому что эта проблема мало изучена и, можно сказать, табуирована. Западные источники игнорируются, а наши говорят вскользь: вот-де были тоталитарные формы власти, все знают, кто такой Гитлер, а фашизм — абсолютное зло, и что о нем говорить... Но, заметим, на пост рейхсканцлера в 1933 году Гитлера избрали большинством голосов, это не было насилием, не было подтасовкой результатов выборов. И то, что фашизм не умер, демонстрируют националистические движения в Европе — в Германии, Венгрии, Скандинавии. А с другой стороны, сегодня в России вовсю трубят: давайте развивать средний класс как детерминанту гражданского общества. И забывают (или не знают), что именно средний класс — это та почва, на которой и произрастает фашизм или другой тоталитарный режим! Это я убедительно показал в той курсовой работе. А на третьем курсе даже выступал на научной конференции с докладом «Средний класс как детерминанта гражданского общества». Так что развивать-то средний класс, конечно, необходимо, но нельзя допустить того, чтобы это мировоззрение доминировало, стало базовым в обществе.

— Почему именно средний класс? А не крестьяне, допустим, не высший класс, не пролетарии?

— Средний класс — это владельцы небольших магазинов, ресторанов, предприятий, люди чаще всего без высшего образования. Они достаточно консервативны, опираются на патриархальную семью, где роль отца — главенствующая. Буржуазная семья отождествляется с отцом, авторитетом — он карает, судит, охраняет, но не вмешивается в экономическую сферу. А это обеспечивает необходимую свободу для мелких буржуа (они сами выбирают, с кем торговать, чем, в каких объемах). К этому добавляются модели культуры — массовой, понятной и доступной. Сейчас это телевидение, видео, эстрада, а в 1930-е годы было радио... Правда, тоталитарный властитель (фюрер, дуче и тому подобные) удаляет от общества неугодных, и методы — соответствующие. Но с репрессиями смиряются, как с необходимым злом, потому что репрессии направлены адресно, на тех, кто не относится к большинству.

Почему не другие классы? Крестьяне, если они достигают определенного уровня, то могут быть тоже отнесены к среднему классу. А если разоряются, то пополняют ряды пролетариата. Люмпены не могут стать основой для тоталитарного режима, поскольку им нечего терять (а буржуа есть что терять), им дашь хлеб — и они пойдут за тобой. Но они точно так же могут пойти и за любым другим, кто их накормит.

Высший класс немногочисленный, элита может помогать финансами, как Шахт, Крупп, Мессершмидт помогали Гитлеру. Но идейная подоплека их не интересует. Они волнуются только за то, чтобы не утратить своего влияния в экономике. Но если тоталитарный лидер пользуется поддержкой большинства в обществе (как Гитлер), и если эта поддержка сильна на уровне бессознательного, то им некуда деться. Да, им приходится отчуждать часть своих доходов, часть прав и власти, но многое они сохраняли и при нацизме. Хотя фигура фюрера могла затмить и потеснить их...

— Насколько актуальна для сегодняшнего общества проблема тоталитаризма?

— Тоталитарные формы власти возникают, процветают и на Западе, и на Востоке. Хотя могут называться по-разному: к примеру, президентская республика, как в Сирии, где президент назначается на всю жизнь волею покойного отца. Или демократическая республика Конго, где перевороты чуть ли не каждый день... Современная модель американского общества тоже схожа с формами тоталитарного общества. И методы нынешней администрации Буша соответствующие. США исходят из того, что у них самая развитая экономика, наиболее сильная и технологически развитая армия, они — носители совершенных идей, лучше их нет, и они видят свою миссию в продвижении этих идей, поэтому они могут выступать с позиции силы — а без жертв ничего не бывает. Это называется “новый военный гуманизм”. В Ираке они хоть не разрушили инфраструктуру, а в Югославии разбомбили нефтеперерабатывающие заводы, чтобы сербская армия была лишена топлива.

Власть проявляется в любых режимах, механизмы власти — едины. От микро-уровня (семья, школа, вуз) до макро-уровня (армия, больница, тюрьма, государство). Властный механизм отлажен за много веков, от людей не зависит, и присутствие человека — в принципе — даже не обязательно...

— Какая форма правления наиболее перспективна сегодня?

— Вопрос очень сложный. Форма правления в конкретной стране определяется многими факторами: от этнической расположенности, от того, в какой среде она возникает. Два полюса: демократия и тоталитаризм. В демократическом обществе во главу угла ставится — так провозглашается, по крайней мере — человек, его интересы, свободы (от частного к общему), а при тоталитаризме главное — общество, которое уже заботится о своих членах (от общего к частному). Но, по-моему, необходима аристотелевская золотая середина, необходим синтез идей. Как в экономике, где на смену рыночной модели Адама Смита (хаотичного развития) пришла кейнсианская модель, где государство — последняя инстанция, гарант, третейский судья при спорах. Эту модель можно экстраполировать на государственное управление — и мы получаем так называемый “новый консерватизм”.

— Факультет ты закончил успешно. А что дальше?

— На факультете, на отделении философии, есть несколько кафедр не теоретических, а практических — это наша кафедра социальной философии, кафедра философской антропологии, частично — кафедра этики и эстетики. Я настроен на аналитическую работу в сфере общественных отношений. Наш факультет вообще ориентируется на академическую деятельность. Поэтому около 10% выпускников идут в аспирантуру, другие работают консультантами в сфере политики, многие — в издательском бизнесе, в сфере рекламы.

Но пока у меня выбора нет — придется пойти в армию. Даже не будет времени поступать в аспирантуру: сразу после получения диплома нам вручают повестки. Нам уже давно объяснили: есть госзаказ, в войсках нужны военные психологи (такая у нас военная специальность). Буду психологом части, характер деятельности — выявлять типологию людей и прогнозировать их деятельность, советовать командирам, кого можно назначать на какие должности, чтобы было поменьше проблем с личным составом. На занятиях на военном факультете мы изучили методики тестирования, работы с личным составом, разрушения неформальных группировок не с помощью кулака, а психологическими методами. Главное — анализ межчеловеческих отношений в рамках жесткой структуры... А самообразованием можно заниматься и в армии. Можно готовиться в аспирантуру, даже стать соискателем. По крайней мере, будет время подумать о своей карьере, о перспективах своего развития.

— Сборы в войсках у вас были, так что с армией ты немного знаком...

— Да, я был старшим сержантом, руководил взводом. То есть был передаточным звеном между ребятами и офицерами. Еще на втором курсе ребята выбрали меня руководителем, а своих помощников, сержантов, я назначал сам. Был я и старостой группы. Люди охотно делегируют мне властные полномочия — видимо, у меня получается, умею найти общий язык с каждым. Просто кто-то должен брать на себя ответственность, тот, кто способен вынести ее. Причем на сборах не было такого: ты здесь главный, а вернемся на факультет — и там поговорим. Нет, ребята высказывались потом, что я вел себя правильно.

Проблемы у нас были, конечно — в основном бытового характера, адаптации к новым армейским условиям. И еще — проблемы в общении с армейскими командирами. Ребята попали в разные подразделения, вместе мы были во второй половине дня и ночевали в одной казарме. А утром, по полдня, были разбросаны по разным частям, уходили на стажировку и общались с личным составом, солдатами и сержантами. Наша задача как военных психологов-стажеров была в том, чтобы протестировать молодое пополнение. Я, к примеру, попал в учебный танковый полк, кто-то — в спецроту ВДВ (у этих гонора побольше — элитные войска), кто-то — в стройбат. Как поставить себя, чтобы от тебя не отмахивались офицеры и сержанты? Некоторым говорили: не мешай, посиди в уголке... Как заставить воспринимать себя как специалиста? С этими вопросами ребята приходили ко мне.

И мне приходилось решать эти проблемы. Объяснял им: мы сейчас военные (в некотором роде). Существует законодательство, у нас есть права и обязанности, надо их знать и реализовывать, отстаивать. Кроме того, у нас есть багаж знаний (незаконченное высшее образование), который может нам помочь. Зря, что ли, нас учили в университете четыре года? Ты должен показать, что ты можешь. Мы работали с личными делами молодого пополнения, тестировали этих “зеленых”, составляя характеристики для командиров. Если человек психически неустойчив, то при попадании в экстремальную ситуацию он может вести себя неадекватно. Нужно было определить, кто на что способен...

— А после армии какие перспективы? Насколько нужны философы сегодняшнему российскому обществу?

— Не думаю, что с двумя европейскими языками (я свободно владею английским и немецким, даже подрабатывал репетитором по английскому) и “красным” дипломом университета я пойду мести улицы... Когда я поступал в университет, у меня была задача: усвоить за пять лет ту базовую основу классической философии, которая существует. Эту задачу я выполнил. И Санкт-Петербургский университет, что ни говорите, — это торговая марка высшего класса! Она ценится на рынке труда. А дальше твоя карьера, твое продвижение уже зависит от уровня подготовки и от способности налаживать контакты. С одной стороны, то, что закладывали профессора на лекциях и семинарах, а с другой, твои способности к поиску знаний и к реализации своих возможностей — в науке, в политике, в сфере культуры. И если оба “фланга” хорошо укреплены, то успех обеспечен.

Вопрос только в том, как применить собственные знания. Сегодня нужны философы для глубокого анализа процессов, происходящих в обществе. Да, меня тянет к академическим исследованиям. Но это не значит, что я чуждаюсь практики. Еще Аристотель говорил о практической философии. Получив обширные знания, взгляд на систему в целом, я всегда могу их адаптировать к любым конкретным условиям. Могу, скажем, за полгода переквалифицироваться в политологи, в политтехнологи — а они всегда нужны, у нас выборы происходят чуть ли не каждые полгода. Могу пойти в Академию госслужбы и стать специалистом в государственном или муниципальном управлении. Посмотрим, сейчас трудно загадывать... В конечном итоге я ориентирован на государственную службу. Пока есть силы, надо стремиться наверх. Мне удавалось управлять людьми — по справедливости, грамотно, не ущемляя ничьих интересов.

— То есть ты “попробовал” власть не только в теории, но и на практике — и думаешь, что справишься. Но говорят, что власть развращает... Что ты можешь этому противопоставить?

— Да, я согласен, что, когда ты попадаешь в систему, то вынужден играть по правилам системы, в установленных рамках. Ты можешь поменять правила игры, даже можешь изменить всю структуру — только если почувствуешь свою силу и возможности. Это большая редкость, на это рассчитывать не приходится... Важнее другое. Чтобы власть не развращала, необходимо, чтобы вектор взаимоотношений не был однонаправленным. Нужно, чтобы у населения были цивилизованные возможности влиять на власть. На Западе эти механизмы работают. А у нас пока — очевидный разрыв между властью и населением. Этот разрыв нужно сократить, хотя бы немного. Если будет больше таких рычагов влияния на власть, если будет установлен постоянный контроль общества за властными структурами, то разрыв между обществом и властью будет меньше. Свою задачу я вижу как раз в этом.

Природа людей не изменилась за пять веков — с тех пор, как Макиавелли написал свой трактат “Государь”. Хотя формы проявления власти могут быть более или менее жесткими, но власть — она и в Африке власть... Наша задача — сделать ее более цивилизованной, поняв, что власть — это стержень социальной иерархии, глубинная основа общества и общественных отношений.

— Покидая университет, кого ты вспоминаешь добрым словом? Преподавателей, студентов?..

— Еще на первом курсе я пришел на кафедру социальной философии и философии истории, с тех пор ставшую мне родной. Я рассказал о проблематике, какой хотел бы заниматься, и профессор К.С.Пигров стал моим научным руководителем. Все эти пять лет Константин Семенович был моим добрым наставником — спасибо ему большое за помощь и учебу. Профессору В.Г.Марахову я благодарен за то, что он пригласил меня выступить с докладом на форуме «Гражданское общество». Я высоко ценю профессионалов и профессионализм, и поэтому профессоров Б.И.Липского и Р.В.Светлова запомнил с первого курса. Они прекрасно читали нам общие курсы: Борис Иванович — по онтологии и теории познания, а Роман Викторович — по античной философии.

Из сокурсников самое большое влияние на меня оказали Вадим Самойлов и Игорь Драко (философы), Игорь Гаврилов и Александр Данилов (политологи). Благодарен им за интеллектуальное общение и теоретические споры, которые помогли мне глубже разобраться в проблематике.

…На досуге Андрей Федоров занимается спортом (баскетболом, естественно), любит читать книги и рыбачить. В баскетбол он даже играл в школе олимпийского резерва (вместе с Андреем Кириленко, который теперь стал профи в Америке). Но пришлось сделать выбор: или продолжать кидать мячик в корзину, или заниматься английским в спецшколе, и он выбрал язык — то есть гуманитарный, а не спортивный профиль. Мы «потеряли» знаменитого баскетболиста Федорова — может быть, приобретем известного исследователя. А то и губернатора (благо, место вакантно…). 

Вопросы задавал Евгений Голубев

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2003 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков