№ 24-25 (3683-84), 20 октября 2004 года
главная | оглавление | <... | ...>

Другая наша страна

В июле у студентов-филологов из Института имени Герцена проходила фольклорная практика в Архангельской области. Часть экспедиционной группы поехала вместе с профессором Андреем Николаевичем Власовым в Каргополь, собирать городской фольклор. А остальные, к которым мне посчастливилось присоединиться, – в деревни Пинежского района. Здесь жили и взаимодействовали персонажи из книжек Федора Абрамова. С нами были профессионалы, для которых народная песенная культура – даже не наука, а образ жизни: Нина Николаевна Артеменко – руководитель известного в Петербурге фольклорного ансамбля «Домострой» и Александра Юрьевна Александрова – музыкант и молодой исследователь. С походными рюкзаками и кучей звукозаписывающей аппаратуры мы внедрялись в совершенно новую для нас действительность. За две недели пришлось совершить в общей сложности четырнадцать перемещений из одного населенного пункта в другой – автобусом, на лодке и пешком. Такой многие из нас узнали свою страну впервые.

Песни начинаются уже в вагоне поезда «Санкт-Петербург — Архангельск». Народные и не очень. Например, вступление к «Руслану и Людмиле», спетое под гармошку на мотив «На поле танки грохотали». Остальные пассажиры сочувственно улыбаются, должно быть, вспоминая свою пионерскую молодость.

Состав экспедиции весьма разнообразен. Мотивации и ожидания – тоже. Одним надо получить зачет по практике, другие хотят посмотреть на «другую» русскую жизнь, третьи воспринимают происходящее как начало непредсказуемого приключения. Многие в экспедиции оказались впервые.

Студентка РГПУ им.Герцена в пинежском национальном костюме.

Мы не знаем заранее, какой будет погода на Пинежье, поэтому везем с собой не только шорты и купальники, но и теплые свитера и резиновые сапоги. Наблюдаем в окно, как меняется небо. Сначала – одна сплошная туча и мелкокрапчатый дождь, но постепенно циклон сдает свои позиции. В Архангельске – солнце и температура под тридцать. В ночь на Ивана Купалу мы попадаем на территорию лета.

Завтра группа разделится и начнет активно работать. А пока можно погулять по городу, найти Северную Двину, и если не искупаться, то хотя бы постоять в воде. Традиция все-таки. Раньше на Ивана Купалу вас запросто могли окатить водой из ведра посреди улицы – на счастье.

Архангельск поражает воображение зарослями ядовитого борщевика в человеческий рост и стеклопакетами в окнах обшарпанных пятиэтажек. На улице Воскресенской деревянный домик с приветливым крылечком украшен вывеской: ««Ритуал». Комплексное обслуживание: праздники и похороны». На гербе города изображен черт с крыльями, которому грозит мечом такой же крылатый архангел. По Северной Двине плывут огромные корабли. Закат шедеврален.

В Архангельске даже арифметика относительна. Например: имея комнату площадью около шестнадцати квадратных метров и пятнадцать штук спальных мешков, можно запросто разместить семнадцать человек.

«Активно работать» в фольклорной экспедиции – значит записывать по два-три интервью в день. Интервью длится около трех часов, пока информант (как правило, это бабушка-старожил) не устанет или не выговорится полностью. Вопросы варьируются в зависимости от ситуации. В этом – главное отличие фольклорного интервью от одноименного журналистского жанра.

Первые беседы мы записываем в деревне с нежным названием Ваймуша. К визитам юных фольклористов с диктофонами здесь давно привыкли. Вероятность найти уникальный материал снижается, зато реплика «мы студенты из Питера» действует как пароль для входа почти в каждый дом. Хозяева с удовольствием рассказывают, как они этот дом строили, это было сразу после свадьбы, а свадьбу праздновали три дня, а невесту раньше было принято высматривать на гуляниях-метищах… Но было это очень давно, когда еще одежду носили домотканую, льняную, из клетчатой пестряди, и сарафаны-«синяки».

А потом нам предлагают нарядиться в те самые старинные сарафаны и рубахи. Их уже не первый год просят то в музей, то на выставку. Не хотите ли примерить историю?

Во многих дворах здесь стоят старинные амбары на курьих ножках и миниатюрные домики с застекленными окнами и занавесками. Такой домик называется «буга», его делают для детских игр.

Деревня вполне благополучная, но молодежь все равно стремится уехать. Те, кому приходится возвращаться, считают себя неудачниками – это стереотип, навязанный урбанизацией. Многие в Ваймуше такого мнения не разделяют. Но брошенные дома, которые разрушаются только потому, что в них никто не живет, здесь встречаются. А поселиться в пустующем доме просто так нельзя: даже у самой бесхозной избы где-то есть владелец.

Некоторые избы, наверное, были сложены еще в позапрошлом веке – бревна почернели от времени. За деревней открывается вид на реку Пинегу. Искупаться и вымыть голову мы можем только там, потому что ванны нет, а баню топят раз в неделю.

Каргополь. Дом народного творчества. Мастер-класс по плетению поясов. В центре — Галина Баландина. Архангельские козули.

Кроме диктофона и спальника начинающему фольклористу жизненно необходим фумигатор. Розетки и прорва комаров есть везде, где мы ночуем. Оказывается, даже если намазаться лосьоном от комаров с ног до головы, тебя все равно покусают – насекомые сохраняют дистанцию лишь первые полчаса, а потом свирепеют, потому что чувствуют: сейчас или никогда. В таком настроении они за тобой разве что в воду не полезут.

В нашем лексиконе закрепляется новое наречие – «комарно». Поздним вечером на реке это наречие осуществляется в наивысшей степени. Пинега мелководна, местами как Финский залив: окунуться можно не ближе тридцати метров от берега. Но мы-то бегаем быстрее, чем они летают.

Такой образ жизни объединяет. Наверное, каждый, вне зависимости от возраста и биографии, чувствует себя равным среди выносливых, находчивых и душевных людей. Во всяком случае, я в это верю легко и на все сто процентов.

Деревня Веркола, эпицентр популярности Федора Абрамова. Здесь он похоронен, музей писателя – местная культурная доминанта. Те, кто знал Абрамова лично или даже стал прототипом для его персонажей, рассказывают о нем просто и без придыхания: ходил, все выспрашивал, чем живешь, что делаешь. Это уже потом выяснилось, что он материал для романов собирает. А в музее нам рассказывают, как в молодости Абрамов работал в контрразведке, подразделении смерш. Несколько лет назад сюда прислали копии рассекреченных документов из архива КГБ.

Каждому населенному пункту нужен свой герой. В Верколе их двое: писатель Абрамов и святой Артемий. На сувенирном буклете изображен Федор Абрамов на проселочной дороге, а поодаль в поле – Артемий Веркольский.

В Верколе мы обосновались в детском садике. В летний период он необитаем. Садик стоит на холме, внизу – луг. В разгаре сенокос: маленькие тракторы, крошечные люди, звуки слышны как через слой ваты. По рассказам старожилов, раньше косить начинали только 2 августа, на Ильин день, потому что ждали, пока трава семена выбросит. А теперь уже в начале июля вся деревня на сенокосе.

Где-то за лугом изгибается Пинега, а над ней – склон терракотового цвета и полоска леса. Еще дальше – маковки Веркольского монастыря. Попасть туда можно только на лодке, переправу обеспечивает монастырь. Это традиционное место паломничества наших земляков из Училища имени Репина. Прежде чем лодочник повезет нас обратно, надо получить благословение у настоятеля монастыря. Благословение дают на бумажном носителе, иконке с печатью.

Деревенский магазин – особая тема. В ассортименте промышленных товаров в каждой деревне неизменно присутствуют венки из пластмассовых цветов. В Верколе три магазина. Один – подешевле, в другой привозят хлеб, а в третьем можно купить свежие овощи. За овощами – очередь. Еще здесь хорошо идет мороженая рыба. Известно, что рыбная ловля считалась чуть ли не основным местным промыслом. На рыбалку хаживали все, независимо от возраста, пола и сезонной активности рыбнадзора. Это было, когда в колхозах зарплаты исчисляли в трудоднях. А теперь рыба и зимой и летом – одним цветом.

Получается, раньше не было денег, и люди выживали за счет натурального хозяйства. А сегодня вроде как все наоборот. Значит ли это, что деревня стала богаче, или наоборот? Форменная диалектика.

Дефиле на фоне печки. Сарафанам лет по сто. Девушкам — значительно меньше.

На четвертый день чувствуем приближение информационного шока. А может быть, это интоксикация от комариных укусов. Зато теперь мы знаем несколько способов варения пива и все стадии обработки льна.

На седьмой день ловлю себя на том, что подражаю местному говору. Здесь окают и ставят тоническое ударение на последний слог, немного протягивая его. Это красиво.

На Пинежье у каждой деревни есть свой престольный праздник. 11 июля, Петров день – престольный праздник в Верколе и Карпогорах. Торжественную часть мы пропустили, прибыв в Карпогоры с некоторым опозданием. Со смешанным чувством изучаем программу народных гуляний: караоке по-пинежски, лавка мастеров, концерт «Фолк-джаз-фолк» (местная группа «Восток-Север» выступила вместе с Карпогорским народным хором). Среди спонсоров праздника треть – частные предприниматели.

Нет, нас не удручает то, что мы не услышали народные песни со сцены. Для фольклориста ценнее всего то, что поют в домах.

На один день нашей базой становится Дом народного творчества. Пока руководство в лице Александры ведет переговоры с директором Дома, переписываю из телефонного справочника названия деревень: Веегора, Кеврола, Лавела, Русковера… Всего около сорока. Звучат как заклинания.

В Доме народного творчества работает женщина, вернувшая ткацкий станок в мастерские с исторической свалки. Сооружение, у которого крестьянки просиживали сутками, выбирая сложные орнаменты, – это мифологическая модель мироздания: мир «верхний» и «нижний», а между ними – ткань человеческой жизни. Сложный процесс ткачества и еще несколько невиданных способов рукоделия практикуются до сих пор благодаря упрямству и энтузиазму Галины Баландиной. Она дает нам короткий мастер-класс по плетению традиционных пинежских поясов и между делом рассказывает. Работая инспектором Госстраха, она ездила по деревням, бывала во многих домах. Часто видела ткацкие станки и старушек за привычной для них работой. Потом, спустя несколько лет, поняла, что тоже хочет научиться ткать браные узоры. Но трудоемкое ремесло исчезало вместе с поколением начала века. С большим трудом Галина поступила в учение к одной из последних мастериц, выдержав почти эпические испытания на «профпригодность» и верность делу. Дело было зимой, а станок стоял в повети, которая не отапливается. За несколько часов работы Галина отморозила себе руки, но не отступилась. Потом была студия для детей и взрослых, всеобщий интерес к воскресшим ремеслам, телевизионные передачи и статьи в крупных журналах. Теперь – период затишья. Но у Галины Михайловны по-прежнему много учениц. И не только в Карпогорах – ткачество изучают по ее книгам, а на семинарах в Москве подходят знакомиться, как с живой легендой.

На восьмой день отряд разделяется. Половина поедет в Суру, известную святыми местами. А мы заберемся в «медвежий уголок» ниже по реке – в Пиринемь.

По прибытии оказывается, что нас здесь не ждали. Директор пиринемского Дома культуры, для нас – олицетворение местной власти, пребывает в легком замешательстве, наблюдая, как мы чинно обедаем на травке у обочины и вполне серьезно планируем здесь жить и работать ближайшие трое суток. В итоге нас устраивают на ночь прямо на сцене ДК. Дискотечно-концертный зал без окон расписан под царские палаты, среди виноградных листиков и виньеток закамуфлированы зеленые серпы с молотами. На следующий день случается дискотека, но с ночлегом проблем не возникает: люди сами предлагают нам остановиться у них.

Пиринемь по атмосфере напоминает декорацию для вестерна. Ветер гудит в проводах вдоль безлюдной мейн-стрит. Открывается вид на зеленые, ничем не засеянные холмы. Вдруг раздается скрежет и стук: по пыльной дороге лошадь тащит… сани. Ездок невозмутим. Мы молча наблюдаем, как это явление скрывается за поворотом, не сразу понимая, что на волокуше (местное название летних саней) гораздо удобнее ездить по траве в поле, чем на телеге.

Чешегора. Один из самых удачных репортажей.

Удается записать не только рассказы о «ранешнем», но и несколько песен. Самое интересное впереди: нам советуют отправиться за реку, в Чешегору, где живут известные здесь песельницы, последние из гремевшего когда-то на всю страну народного хора – Мария Ивановна Скоморохова и Таисия Никитична Малыгина.

Мы пишем их два дня, но, по-видимому, свой песенный запас бабушки за это время не исчерпали. Они поначалу говорят, что многое позабыли и как в молодости им уже не спеть, но потом расходятся, и мы получаем такой материал, о каком можно только мечтать. Этих песен не встретишь в репертуаре раскрученных исполнителей «исконно-русской» музыки, разве что филолог может понять архаичность и ценность этих текстов. Мария Ивановна и Таисия Никитична полностью разрушают стереотипное представление о старости: их пению, общительности и чувству юмора хочется не завидовать, а учиться. Мы едва не опоздали на автобус, войдя в азарт искателя, открывшего богатое месторождение.

Ребята, приехавшие из Суры, не смогли убедить нас, что там, на туристических маршрутах, было лучше и интереснее. В любом случае, главное – несколько коробок аудиокассет, видеозаписи и фотографии, с которыми еще предстоит работать: составлять реестры и писать расшифровки. Но пока что наша работа уже окончена. Мы разводим пионерский костер на берегу ночной Пинеги, поем собственные вирши про собирателей фольклора в стиле рэп и шансон, испытываем драйв, который бывает разве что в летних лагерях и на первом курсе, когда жизнь кажется новой и захватывающей, и все друг в друга чуть-чуть влюблены. Терракотовая пыль на кедах, песок скрипит как мокрое стекло, двухмерные чайки на плоском туманном небе.

В последний день перед отъездом мы находим в Карпогорах улицу Деревянных коней, которая считается местной достопримечательностью. Резные коньки на крышах старинных домов почернели и растрескались, лошадиный силуэт иногда едва угадывается. В этих домах живут обычные карпогорцы. Реставрировать коньков некому и, наверное, незачем. Есть же в Архангельске музей деревянного зодчества под открытым небом, Малые Корелы. Знающие люди привезли туда и сохранили дома и колокольни, мосты, мельницы и целые крестьянские дворы. По сборной деревне ходит гармонист в красной рубахе и распевает старые песни о главном. А прогулка по улице Деревянных коней – это прощание с уходящей натурой, неизбежное, лишенное сантиментов. И поэтому запоминающееся навсегда.  

Венера Галеева

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2004 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков