|
|
|
№ 17 (3675), 18 июня 2004 года
|
 |
|
память
|
|
|
Саранчина
Галина Михайловна
Профессор, почетный академик РАЕН, почетный разведчик недр
Галина Михайловна Саранчина родилась в Петербурге 18 декабря 1911 года. После окончания средней школы поступила на геолого-почвенное отделение Ленинградского университета. В 1931 году, в связи с объединением геологических специальностей, этот факультет присоединили к Горному институту; его Г.М.Саранчина окончила в 1933 году.
Вся дальнейшая научная деятельность Галины Михайловны связана с университетом, где она проработала более 70 лет. Первые научные шаги она проходила под руководством академика Ф.Ю.Левинсона-Лессинга и академика А.А.Полканова. Ее педагогическая деятельность имела широкий диапазон. Она проводила практические занятия, разработала и вела ряд курсов по методике петрографических исследований и петрографии, федоровскому методу, по физико-химии магматических процессов, структурной петрологии, метаморфизму.
Экспедиционные работы велись ею на Алтае, в Минусинском районе (массив Сайбар), в Горной Шории, в Беломорье, в Средней Азии (массив Джилау), на Тимане, в Приладожье.
Ею написано около 100 научных работ, включая учебники и учебные пособия. Главный из них «Федоровский метод» (1954, 1963). Этот учебник был переведен на немецкий язык и издан в Берлине. Последнее издание, дополненное структурным анализом, было опубликовано в соавторстве с В.Н.Кожевниковым в 1985 г. «Петрология маматических и метаморфических пород» в соавторстве с Н.Ф.Шинкаревым (1974, 1978). Учебное пособие «Физхимия для геологов» (1994). Учебное пособие «Породообразующие минералы» (1998, 2000) удостоено премии университета. Монография «Гранитоидный магматизм, метаморфизм и метасоматоз докембрия» явилась основой докторской диссертации, защищенной в 1961 году.
В 1995 году Г.М.Саранчина избрана почетным академиком РАЕН. 15 мая 1996 года Комитетом Российской Федерации Г.М.Саранчиной присвоено звание «Почетный разведчик недр».
Вчера, 28.05.2004, хоронили Галину Михайловну Саранчину. Сказать «грустно» – ничего не сказать…
Многие говорили «мама», называли «мамой» большого количества людей. И вот после поминок в
52-й аудитории идем по большому коридору – некролог на геофаке на маленьком печатном листочке…
На кладбище было не меньше 200 человек, а сколько еще приехали бы, если смогли! В этом вся наша Галина Михайловна. Величина – не объять – ум, талант, работоспособность, красота, чувство юмора, теплота и отзывчивость и… скромность.
Почему-то я думала, что являюсь одной из немногих, а оказалось, что нас, таких закадычных, очень много. Души, тепла, искреннего участия и постоянного желания помочь хватало на всех!
Недавно вышла книга моего мужа и тоже ученика Галины Михайловны – называется она «Благословенные времена презренного застоя». Тираж очень мал, поэтому хочу ниже привести посвящения нашей Галине Михайловне, которые писал Тибилов по случаю юбилеев. Они очень нравились Галине Михайловне – она их держала рядом, в тумбочке.
Да, учеба была для нас – благословенные времена и во многом благодаря Галине Михайловне Саранчиной.
Я была у Галины Михайловны коллектором в 1962 году на Ладоге. И теперь уже никто не скажет: «А помнишь, Динчик, как мы голые купались в гранитных прибрежных ваннах!» Это незабываемо! И многое, многое другое! А ведь это мой учитель! Она была у нас на свадьбе и произнесла тост за Hohezeit! В немецком «свадьба» – высокое время, чтобы мы это понимали. Все встречи с ней, все помнятся с теплом, с улыбкой. Ушло это время. Как горько! Как больно!
Д.Я.Тибилова, выпускница 1964 г.
* * *
Из книги «Благословенные времена презренного застоя»
Галина Михайловна Саранчина
Галина Михайловна Саранчина. Профессор геологического факультета Ленинградского университета. Наш Учитель. В 90 лет продолжавший успешно читать основной курс на кафедре петрографии.
Сама Галина Михайловна училась в Горном институте у знаменитого академика А.Н.Заварицкого. После окончания и до сего времени трудилась на кафедре петрографии ЛГУ, где сотрудничала с такими мамонтами петрографической науки, как Ф.Ю.Левинсон-Лессинг, А.А.Полканов, Н.А.Елисеев. На факультете в ее бытность работали крупные ученые, в том числе мирового класса. Назовем Ю.А.Билибина, Л.Б.Рухина, В.Б.Татарского, В.А.Франк-Каменецкого, А.Д.Миклухо-Маклая, В.Н.Синицына, А.А.Кухаренко, Г.Н.Судовикова, Б.Л.Личкова.
В биографии Галины Михайловны есть совершенно легендарные страницы. Она судилась с всемогущим КГБ по поводу выселения из родительской квартиры в зловещие предвоенные годы. Родители аспирантки Ленинградского университета были репрессированы как враги народа. И юную Галину Михайловну выкинули на улицу. Суд состоялся, и Галина Михайловна его выиграла. И умудрилась после этого выжить.
Юбилеи
Первый серьезный юбилей Галины Михайловны был в 1981 году. Мы трудимся в Певеке. Идет глухая зима. Она же – полярная ночь. В этой самой ночи внезапно материализуется Коля Саморуков. Энергичный, улыбчивый, загадочный, вернее, какой-то загадочно-столичный. Он вернулся из отпуска. Рассказывает свежайшие ленинградские новости. Одна завлекательнее другой. В конце же вдруг следует: «Ну, а теперь отгадайте, какую самую большую новость я привез?» Местная эпиленинградская публика, находящаяся в затянувшемся полярном авитаминозе, раскидывает остатками мыслительных способностей. Ворошит слипшиеся провинциальные извилины. Все высказываемые варианты, конечно же, мимо. Коля ликует. Он так и предполагал. «Провинция, что с вас возьмешь». Новость же оказывается следующей. У Галины Михайловны через десять дней
70-летний юбилей! Вот это да!
Меня тут же отряжают писать поздравление.
В темноте полярной ночи
Познавать руду нет мочи.
Солнца нет, бледнеют дети,
Очень грустно жить на свете
Время , словно конь в галопе,
Все спасенье – в микроскопе,
Хоть давно мы не студенты,
А почти седые дяди,
Протираем нежно николь,
Ось оптическую гладим,
Словно рюмку алкоголик,
Гладим Федоровский столик,
А потом, как кошка крысу,
Ловим в нем индикатрису.
Мы Вас помним, мы Вас любим,
Мы здоровья Вам желаем,
С наступившим юбилеем
Энергично поздравляем,
И,сдержавши слезы,
За здоровье Ваше
Вместо вредной водки
Трахнем простокваши.
1981
Как сообщили нам присутствовавшие на юбилейных торжествах однокашники, из более чем многочисленных телеграфных поздравлений, пришедших на имя Галины Михайловны, оглашено на торжественном заседании было одно. Пришедшее из мало кому известного Певека.
За последующими юбилеями мы уже следили внимательно. И поздравляли Галину Михайловну без всяких авралов.
У черта на рогах, в глуши,
Плеснув в стаканы не жалея,
Мы поздравляем от души
Вас с Вашим дерзким юбилеем…
…Омыв слезою окуляры,
Я наблюдаю в микроскоп –
Не петрографию – кошмары,
Век не видать Вам
Их бы
Чтоб!
Зачем меня Вы научили
Не путать кварц и калишпат?
Мои нерусские бациллы
Могли бы торговать шпинат,
Жить у евреев в Израиле,
Но заставляет знаний яд,
Что Вы успешно в нас внедрили,
Пахать смиренно за оклад.
Что мне мешает стать буржуем –
Из мелких, что страны оплот?
А вместо этого сижу я
И плачу, глядя в микроскоп.
Печальна жизнь у индивида,
Который что-то познает.
Он вымирающего вида
Вялотекущий идиот.
Но времени сквозь бег незримый
Я вижу, не впадая в транс,
Как скоро и неумолимо
Грядет он –
Петроренессанс!
2001
Дуга далекого троллейбуса
Я опоздал на лекцию к Галине Михайловне. Ситуация совершенно трагическая. Она опозданий не терпела. После того как за нею закрывалась дверь, в знаменитую 52 аудиторию никто не допускался. Пропуск лекции же был чреват дополнительными контрольными шлифами. Обязательными каверзными вопросами на экзамене. Вообще повышенным вниманием к вашей персоне.
Мне это совершенно не нужно. Я студент скромный, особыми талантами к процессу усвоения знания не наделен. Просто совсем никак с этой самой усидчивостью, столь необходимой для этих успехов. Поэтому сильно засвечиваться для меня – чревато. Отступать, следовательно, нельзя. Надо биться за светлое завтра. Я нахально открываю дверь и захожу в аудиторию. То есть делаю совершенно недопустимое. На удивленно-вопросительный взгляд Галины Михайловны торопливо сообщаю, что меня нужно допустить. Я невиновен. Я беззащитная жертва чудовищного транспортного беспредела. Случилось страшное. Произошла авария. Упала дуга у троллейбуса на Московском проспекте. В немыслимой дали от университета. Троллейбус без дуги стоит как вкопанный. Дуга на место вставать не хочет. А билет, между прочим, уже куплен. И пока я разрывался между возможностями пересадки в другой троллейбус и скорой починки упавшей проклятой дуги, время не просто шло, а мчалось с непостижимой скоростью. Подтверждая основные положения великой теории относительности. Я, конечно, виноват. Но, честное слово, я не виноват…
Моя сдержанно-трагическая физиономия, проникновенность в голосе и прочие профессиональные приемы, наработанные продолжительной необходимостью выживания в послевоенной школе, достигают цели. Галина Михайловна неожиданно для аудитории сочувствует, сообщает, что буквально на днях сама была в подобной ситуации. Упавшая дуга троллейбуса действительно не сразу встала на место. И в качестве беспорочного исключения я допускаюсь в аудиторию.
Через некоторое время меня закладывают. Закладывают, что называется, к слову. Почти случайно. Без всякой корысти и зла. Происходит это на практических занятиях. Галина Михайловна с ужасом узнает, что студент Тибилов, у которого падают троллейбусные дуги у черта на куличиках, на самом деле проживает в общежитии, во дворе университета. В двух минутах неторопливой ходьбы от 52 аудитории. И каким образом он мог утром попасть в троллейбус на Московском проспекте – по дороге от общежития до аудитории – это вопрос не столько географический, сколько нравственно-этический.
Галина Михайловна, как с удовлетворением передали мне свидетели (я сам не присутствовал, поскольку познавал микроскоп в другой группе), долго в полнейшем изумлении крутила головой. После чего сказала, что более правдивых глаз, чем у этого брехуна, она в своей жизни не видела.
Свадебные шлифы
Это очень памятная для меня история. Как я с четырех часов дня до позднего вечера (как сейчас помню, до начала одиннадцатого) сдавал ГМ контрольные шлифы. Их у меня накопилось больше нормы в шесть раз. По совершенно уважительным причинам. Были свадебные дела у близкого приятеля. А я влип к нему в свидетели. Сгубил меня мой сформировавшийся к этому времени обманчиво представительный вид. При суточной небритости я выглядел очень солидно. Тянул, как минимум, на аспиранта. И пришлось по причине этой повышенной солидности пропустить несколько лекций у Галины Михайловны. А один пропущенный час – это два безоговорочных дополнительных контрольных шлифа.
Но сначала разъясним для негеологического читателя, что такое шлиф, о котором идет речь. Шлиф – это виртуозно приготовленная тончайшая пластиночка горной породы, наклеенная на предметное стекло. В столь тонком состоянии горная порода становится прозрачной. Это позволяет мелкие и мельчайшие минералы горных пород изучать под микроскопом в проходящем свете. Многие породы в шлифах под микроскопом выглядят завораживающе. Вы наблюдаете нечто вроде цветных узоров в калейдоскопе, только намного красивее. В шестидесятые годы по университету водили какого-то туземного не то принца, не то султана. Завели и на кафедру петрографии. Туземец был молод и любопытен. Когда ему показали микроскоп, он пожелал заглянуть в него. И в течение часа его не могли оторвать от микроскопа. Он ликовал как пятилетний пацан и требовал все новых и новых шлифов. Программа визита стала зависать. Пришлось важному визитеру дарить микроскоп с коллекцией наиболее красивых шлифов.
Во время сдачи контрольных шлифов Галина Михайловна общалась со мной холодно. Была крайне немногословной. В шесть часов вечера ушла с кафедры домой. Вручив мне бумажку с номером своего домашнего телефона. К этому времени я успел ей сдать львиную часть шлифов. Осталось, как сейчас помню, всего четыре шлифа. Я должен был завершить определения минералов в этих шлифах, позвонить Галине Михайловне, сообщить о своих результатах и в случае их успешности получить окончательную зачетную индульгенцию.
И начался какой-то кошмар. Последние два шлифа я пронзал своим взором, усиленным микроскопом, часа три. Определения, как не вертись, совершенно те же, что были у меня в самом начале. И которые Галина Михайловна сразу отвергла как неправильные. Звоню Галине Михайловне. Уже даже и не извиняюсь. Сообщаю, что, к сожалению, видимо, у последних шлифов что-то перепутано с номерами. В них вот такие минералы – это совершенно точно. Но вы говорите, что это неправильно, значит перепутаны номера шлифов. На что Галина Михайловна совершенно спокойно говорит, что номера не перепутаны, шлифы те самые. И мои определения верные. И что она ставит мне зачет. И я могу спокойно идти домой.
На мои ошарашенные вопли, – а почему в первый раз и т.д., – последовал совершенно невозмутимый ответ – «А почему вы мне не возражали? Почему не защищали свои определения? Значит, не были в них уверены. А вот теперь, наконец-то, совершенно определенно видно, что вы в них уверены. Так что спокойной ночи и доброго вам здоровья, многоуважаемый Иосиф Виссарионович» (она любила именовать меня только так).
Помню, выполз я на улицу. Вдоль Невы тянет теплый ветерок. Народ почти не просматривается. Тишина. Иду в родную общагу, а меня качает, как моряка после долгого шторма на спокойной палубе. Иду и бормочу себе под нос страшные клятвы. Обходить все и всяческие свадебные дела. Как можно дальше. Восторженных невест топить как новорожденных котят. Идиотических женихов в упор не видеть…
Надо сказать, что отбиться от следующих друг за другом свадебных дел, несмотря на клятвы, мне не удалось. Но то, что я более не пропустил на кафедре петрографии ни одного часа, – это совершенно точно.
Удивление
Весна. Белые ночи в своем полном балдеже. Группа студентов, имеющих право на досрочную сдачу сессии, пытается реализовать это свое эфемерное право. Досрочные экзамены на кафедре петрографии принимает Галина Михайловна. В своем закутке среди шкафов с коллекциями. Я сдаю в компании с Эдиком Г. Получаем билеты, после чего Галина Михайловна примерно на час покидает нас. Понятно, что в столь комфортных условиях подготовить ответы можно, что называется, на ять. Но главным оказывается отнюдь не билет. Главное – ответить на небольшую кучу предварительных устных вопросов. Требующих досконального знания кристаллооптических тонкостей. И только потом – билет. Без особых придирок.
Начинает эту процедуру Эдик. Протекает она у него не совсем успешно. Его подлавливают на одной тонкости, потом на другой, и до билета дело не доходит. Я с совершенно заледеневшей душой иду на свою попытку. Чувствую себя зайцем, который заполошенно мечется по обширному минному полю. Прыжок – мимо. Еще прыжок – вроде опять проскочил. Примерно после дюжины прыжков Галина Михайловна удовлетворяется моими акробатическими этюдами. Я начинаю тараторить по билету, меня снисходительно останавливают. Я сдал. Сижу в полной релаксации. Отпотеваю. Галина Михайловна расписывается в зачетке и начинает заполнять ведомость.
И в это время в закуток заходит Раиса Николаевна Кочурова. Доцент кафедры, вечная ей память. Раисе Николаевне, видно, крайне любопытно узнать результаты столкновения нашего досрочного нахальства с цитаделью петрографической науки. Она педагог строгий. Полузнаний не терпит. Хладнокровно пресекает разнообразные попытки юных нахалюг проскочить на арапа. Ей привелось вести практические занятия в нашей группе, и была она к нам совершенно безжалостна. За что я ей по сию пору искренне благодарен. Это чистая правда. Но правда и в том, что наша группа была первой у Раисы Николаевны (может быть, и единственной), во время занятий которой из-за дверей аудитории нередко слышался дружный хохот, приводивший в изумление сотрудников кафедры, знавших строгие нравы Раисы Николаевны.
После соблюдения долженствующих приличий при встрече (приветствия, вопросы о самочувствии и пр.) Раиса Николаевна спрашивает, как дела у этих бандитов. И вот тут я с изумлением начинаю понимать, что педагоги – это особые люди. Не просто люди, нафаршированные знаниями, которые они передают следующим поколениям. Отнюдь.
Галина Михайловна отодвигает ведомость, бросает ручку и говорит, что вот этого, который Иосиф Виссарионович, не удалось уконтрапупить, а изгнанный с экзамена Эдик – безоговорочный тунеядец. Нахально не учил ни черта. За что и изгнан.
Далее цитирую близко к услышанному: «Но должна вам сказать, Раиса Николаевна, у этого самого тунеядца – очень светлая голова. Редкостно ясное пространственное воображение. Этот мальчик далеко пойдет».
И, как выяснилось, как в воду глядела. Тунеядец этот первым на нашем курсе защитился, успешно работает в науке, не менее успешно преподает. Ныне профессор родного геологического факультета. 
И.В.Тибилов,
выпускник 1964 г.
|
