— Что у тебя теперь? — спрашивает один.
— Зарубежка, — отвечает другой.
|
Стоят у расписания экзаменов два студента-филолога.
— Что у тебя теперь? — спрашивает один. — Зарубежка, — отвечает другой.
|
|
|
С точки зрения семантической логики, “зарубежная литература” — это литература, существующая за рубежами (то есть за пределами) какого-либо государства. Иначе говоря, всемирная литература минус литература отечественная. Тем не менее, в курсах, читаемых сотрудниками кафедры, вы не обнаружите истории литератур народов Азии, Африки, Австралии, Новой Зеландии, Ближнего Востока, Балканских стран, Восточной Европы, равно как и группы стран, входивших прежде в Советский Союз. Отсюда следует, что полагаться на семантическую логику опасно и бесперспективно. Следует, видимо, обратиться к истории понятия. Она, кстати говоря, не очень длинная и занимает чуть более полувека.
В результате многообразных и сложных преобразований, завершившихся к середине тридцатых годов, на филологическом факультете сложилась академическая структура, сохраняющаяся в основных своих чертах по сей день. В этой структуре существенное место занимало отделение романо-германской филологии, где студенты, естественно, изучали романо-германские языки и литературу. Со временем из отделения вычленились языковые кафедры и кафедра западноевропейской литературы. На этом месте произошел первый семантический сбой, поскольку предметом изучения и преподавания сотрудников кафедры была не вся западноевропейская литература, а только литературы романо-германского цикла, то есть литературы на романских и германских языках. Тогда на этот сбой мало кто обратил внимание, и курс истории “западноевропейской литературы” читался по-прежнему на всех отделениях факультета. В этом был определенный смысл, поскольку романо-германские литературы имели огромное значение в культурной истории всех стран Европы, и не только Европы.
Некоторую роль тут могли сыграть и первые советские учебники, авторами которых были П.С.Коган и Ф.П.Шиллер. Самим своим названием они как бы узаконивали дефиницию “западноевропейская литература”. Напомним, что то были учебники, одобренные государственными и партийными органами и широко применявшиеся во всех университетах и гуманитарных вузах страны, где читались соответствующие курсы.
Опасный поворот случился во второй половине сороковых годов, в пору достопамятных постановлений ЦК ВКПб, опубликованных под грохот опускающегося “железного занавеса”. Начиналась эпоха ожесточенной борьбы с “космополитизмом”, “тлетворным влиянием Запада”, “преклонением перед иностранщиной” и иных видов охоты на ведьм. В указанных обстоятельствах словосочетание “западноевропейский” выглядело не просто опасным, но как бы еще и неприличным. Тем более, что к этому времени границы понятия расширились, и в число “западноевропейских” литератур оказались включены литературы американская и австралийская. Тут-то и явился министерский Диоген с фонарем, отыскавший среди отвалов русского языка неповторимое определение “зарубежный”, которое не означает ничего, но может означать все что угодно.
Свою лепту в решение проблемы попыталась внести Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК), которая учредила специальность 10.01.05 (литература капиталистических стран Европы, Америки и Австралии), отграничив ее от специальности 10.01.04 (литература социалистических стран). Как известно, ничего из этого не получилось. “Социалистические” страны перекантовались в “капиталистические”, а общая специальность нынче обозначена как “литература народов Европы, Америки и Австралии”. Тут логика (не семантическая, а всякая) теряется окончательно: чем же народы Азии и Африки хуже народов Европы, Америки и Австралии? За что им такая дискриминация?
Сегодня уже вполне очевидно, что геополитический принцип в историко-литературных разграничениях не работает. Эти разграничения обусловлены в первую очередь особенностями национального сознания, которое проявляет себя многообразно, но прежде всего в языке. Выражение “зарубежная литература” — такая же бессмыслица, как “западноевропейская литература” или “литература капиталистических (социалистических) стран”. Будем честны: то, что мы изучаем и преподаем — это история романо-германских литератур, а никакая не “зарубежка”. Как ни крути, но дважды два — четыре, а не “телемаркет”, “стеариновая свечка” или “тройка плюс”. Не именоваться ли нам “обратно”, хотя бы во внутриуниверситетских рамках? Глядишь, и другие университеты последуют нашему примеру. А там и министерству некуда будет податься.
Ю.В.КОВАЛЕВ, профессор филологического факультета
