|
|
|
№ 14 (3781), 16 октября 2008 года
|
 |
|
выпускники
|
|
|
«ФМШ — это зигзаг удачи,
моя счастливая лотерея…»
Именно так образно определил роль ФМШ № 45 один из ее выпускников — заведующий лабораторией механизма полимеризации и синтеза полимеров Института высокомолекулярных соединений, профессор, кандидат физико-математических и доктор химических наук Валерий Владимирович ШАМАНИН. ФМШ стала для него мощным стартом, с которого он смог развиться в таких разных сферах. С 1996 г. В.В.Шаманин по совместительству преподает физику в своей альма матер, которая ныне называется Академической гимназией.
Первый спутник… при лучине
— Для меня 45-й интернат — это зигзаг удачи, моя счастливая лотерея. Родился я в 1953 году на юге Ленинградской области, в деревне Пристань Лужского района. В 50-е годы ХХ («атомного») века моя деревня находилась еще в доэлектрической, то есть «доисторической» эпохе. Темные вечера в детстве мы коротали при керосиновой лампе, а нередко и при лучине. Парадоксально, но именно в это время шло активное освоение космоса (помните: в 1957 году наша страна первой в мире запустила искусственный спутник Земли). Зимними вечерами деревенские мужики часами стояли на улице, устремив взоры в звездное небо, высматривая светлую движущуюся точку. А их разговоры были наполнены «политикой» и гордостью за свою страну.
|
 |
Валерий Шаманин в школьные годы |
|
В 1961-м, когда Юрий Гагарин совершил свой эпохальный полет, я пошел в 1-й класс, и весной того же года у нас в деревне электрики начали вкапывать деревянные столбы. Сначала свет провели в дома коммунистов, через год «лампочка Ильича» появилась и у нас. Трудно передать чувство восторга и беспредельной детской радости, когда на потолке загоралась частичка, как тогда казалось, настоящего солнца. Темное время суток становилось «белым днем»: можно книги читать и в шахматы играть.
В Пристаньской начальной школе было всего два учителя, в одной комнате одновременно обучались два класса: первый и третий, в другой — второй и четвертый. Большое влияние на мое развитие оказали шахматы, в которые отец научил меня играть еще в дошкольном возрасте. Меня настолько завораживали таинственные лакированные фигурки, что я с нетерпением ждал следующей «шахматной ночи» (другого времени у отца, как правило, не было: днем родители вкалывали в колхозе за трудодни, остальное время отнимало собственное подсобное хозяйство).
Кто помог решить задачи?
В одном из номеров областной детской газеты «Ленинские искры» я наткнулся на объявление о заочной олимпиаде по математике. Первый тур — три задачи, срок решения — месяц. С первого класса я был круглым (сейчас понимаю, всего лишь «сельским») отличником, учителя всегда приводили меня как пример для подражания, — я сразу внутренне осознал неизбежность, даже обязанность участвовать в олимпиаде. Ночь, две сижу, неделю, другую, третью… Ничего не получается! Сам нахожу ошибки в решениях и понимаю, что час жуткой катастрофы (именно так все и воспринимал) неумолимо приближается… Начал впадать в состояние угрюмой молчаливости. Перестал ходить в школу. И вдруг что-то случилось — я решил задачу! Помню четкое осознание, что решил ее верно!
Было пять утра. От нахлынувшего всераздирающего восторга я стал исступленно орать, истерично смеяться, прыгать по комнате «козлом»… Такой первозданной, «дикой», всеохватывающей эйфории от творческого успеха я, к сожалению, больше никогда в своей жизни не испытывал... Брат, сестры, отец с матерью перепуганно вскочили, решив, что у меня от бессонных ночей «крыша поехала».
Видимо, на небесах в эту ночь что-то замкнулось, и меня ангел-хранитель явно перевел на качественно новую ступень умственного развития — две другие задачи решил в тот же день и все вместе быстро отправил по почте. Через день из-за отсутствия интенсивного умственного напряжения стало невыносимо скучно. Я был тогда в 7-м классе, а в газете были напечатаны задачи и для восьмого. Дай, думаю, и их решу. Управился за три дня и успел вовремя отослать.
А потом началось что-то невероятное. Из Ленинграда — звонок директору школы: кто, мол, помог вашему ученику решить задачи, да еще оригинальным способом? Быстро опросили учителей, а они об олимпиаде впервые слышат. Вопрос о родителях отпал сам собой: образование матери — три класса, у отца — четыре. Весть о необычном звонке быстро разнеслась по округе, я вмиг стал местной «знаменитостью».
Задания олимпиады второго тура для 7-го и 8-го классов выполнил быстро. Пришел вызов в Ленинград на третий, очный тур. С одной стороны, приятно, а с другой, я не на шутку перепугался: предстояло впервые поехать в незнакомый огромный город. Чем ближе была роковая дата, тем муторнее становилось на душе. И тут меня осенило — отписал «убедительнейшую» записку: спасибо, мол, за приглашение, но приехать не могу: намял кровавую мозоль на большом пальце правой ноги… Был уверен (хотя и с грустью), что на этом дело и закончилось. Но я не подозревал, что нахожусь «на крючке» отлаженной системы советского образования.
|
 |
Профессор В.В.Шаманин |
|
Директору школы сообщили о дате вступительных экзаменов в специальную физико-математическую школу-интернат, недавно открытую в Ленинграде для одаренных детей. Тот убедил моего отца и, взяв меня, образно выражаясь, «за шкирку», лично доставил в Ленинград. Два дня мы куда-то ходили, я что-то писал и отвечал… И в итоге в августе 67-го года (отчетливо помню тот день: мы сидели на завалинке с приятелями, когда почтальон протянул мне конверт) я узнал, что зачислен в 8А класс и должен прибыть по адресу: Ленинград, ул. Савушкина, 61. Мать запричитала, что никуда не отпустит! Да мне и самому было не по себе, страшновато. А деваться уже некуда — ведь «прогремел» на всю округу.
С улыбкой вспоминаю, как меня собирали. Денег было мало, а нас у родителей пятеро, я — старший. Пошли с матерью за три километра в сельмаг покупать новую обувь, а там только лакированные ботинки за 35 рублей (по тем временам бешеные деньги, больше месячной зарплаты моей матери в полеводстве). Но деваться некуда — купили. К ботинкам присовокупили пузырящийся, очень модный, при ходьбе шуршащий плащ из итальянской болоньи, ну и, конечно, чемодан. Чтобы было как у всех, как в кино. В таком «щегольском» виде я и прибыл к месту назначения.
Борюсь со страхами
Приняли в интернате хорошо. Здание на Савушкина, 61, после сельской деревянной школы показалось шикарным дворцом. Но первое впечатление от большого города было дискомфортное, почти тактильное ощущение ограничения пространственной свободы: ведь деревня по сравнению с Ленинградом — чистое поле, гуляй на все четыре стороны…
Учеба сразу не заладилась — по химии сплошные двойки, с русским плохо… А еще сказалась моя природная медлительность: пока спущусь в столовую, мои более шустрые одноклассники уже всё «умяли». Молча повернусь и плетусь голодный в школу, стесняясь «дистрофического» телосложения (при росте 187 см весил всего 63 кг). Через месяц такой жизни, когда желтые круги стали плясать в глазах, я решил сбежать из школы. Поехал навестить родителей, а в деревне все знакомые поздравляют: говорят, какой я молодец, отец, мол, мною гордится. Пришлось возвращаться, к концу первой четверти прижился, но боялся буквально всего.
В школе было шесть спортивных секций, одна из них по баскетболу. Вопрос, чем заниматься, не стоял, с моим-то ростом — конечно, баскетболом, хотя я и понятия не имел, что это такое! Меня выталкивают на площадку, а я не хочу, в трусах и майке ощущаю себя ходячим скелетом. Нина Кировна Гуткова — мой учитель по физкультуре, дай ей бог здоровья, до сих пор при встрече с улыбкой спрашивает: а помнишь, как ты всего боялся, даже в баскетбол играть? Как не помнить, меня толкнут — и я под общий хохот всеми костьми на пол грохаюсь, раз за разом. К счастью, бросить баскетбольную секцию не удалось, спасибо Диме Кадомскому, на тот момент абсолютному школьному «авторитету». Он вовремя показал свой увесистый кулак со словами: попробуй еще раз не приди! В результате играл и за университетскую сборную — в том числе в одной команде с нынешним вице-премьером Сергеем Ивановым.
Чем еще запомнился восьмой класс? На одном из первых уроков литературы изучали «Слово о полку Игореве». Я заучил наизусть пару страниц в переводе Заболоцкого. Закрыв от страха глаза, нараспев (при волнении я тогда сильно заикался), своим басом (помню, одна воспитательница все удивлялась: и откуда в худом теле такой голосище?), на одном дыхании, находясь в полуобморочном состоянии, я как выдал!.. Открываю глаза, а в классе тишина, учительница (Ирина Георгиевна Полубояринова) просто обомлела: «Ты что, в театральной студии занимался?» — и сразу решила, что меня надо в драмкружок записать… Но я из него вскоре сбежал: на репетициях не знал, куда руки деть. Правда, в художественной самодеятельности участвовал, читал стихи на военные темы, помню, некоторые воспитатели даже плакали…
По мановению волшебной палочки
По итогам первого года обучения я имел твердые «пары» по русскому языку и химии. Правда, на городской олимпиаде по математике получил диплом III степени, который, по-видимому, меня и спас от отчисления. Кроме того, мне безмерно повезло, что математику все три года нам преподавал гениальный учитель — Юрий Иосифович Ионин (ныне проживающий в США, его отъезд, на мой взгляд, является одной из самых больших потерь для ФМШ № 45). Именно Ю.И.Ионин оказал наибольшее влияние на развитие моего стиля мышления и, в конечном итоге, на процесс дальнейшей университетской учебы и определенный успех научной карьеры. К концу школы многие ребята из нашего класса, в их числе и я, были способны осмысленно читать не только учебную, но и научную литературу.
Но особенно улыбнулась фортуна, когда в девятом классе химию стал преподавать Алексей Самсонович Днепровский (ставший в будущем заведующим кафедрой физической органической химии Химического факультета СПбГУ). Обаяние и колоритность его фигуры произвели на нас неизгладимое впечатление с самого первого урока. Во главу угла он ставил не тупую зубрежку, а логическое мышление. С приходом А.С.Днепровского я, словно по мановению волшебной палочки, из двоечника превратился в химика-отличника, к тому же обладающего (по словам учителя) химической интуицией как никто другой в классе, а может быть, и в школе. Я почувствовал, что благодаря его авторитету ребята и многие учителя стали относиться ко мне по-другому. Это, естественно, окрыляло, хотя «подростковые фобии» продолжали меня терзать. От их пагубного, а в чем-то, вероятно, и позитивного влияния я избавился лишь на четвертом курсе Физического факультета.
Все три года на Савушкина, 61, я упорно учился с утра до вечера — времени ни на что не хватало: до обеда занятия, после — обязательная самоподготовка в классе. По выходным плотная культурная программа: театры, музеи, экскурсии. Преподаватели старались сократить разрыв между городскими ребятами и учениками из провинции, поэтому нагружали нас, как говорится, по полной программе. Многие из сверстников казались тогда вундеркиндами, достигнуть их уровня не представлялось возможным. Они были корифеями. Однако жизнь показала, что после головокружительных успехов в школе часть из них потом как-то сникла и затерялась.
Если моя учеба в 45-м интернате началась с двоек, то в аттестате были уже пятерки, за исключением двух четверок по непрофилирующим предметам. Возникла тяжелая проблема выбора жизненного пути. Алексей Самсонович Днепровский агитировал поступать на химфак, чему я внутренне сопротивлялся. Пришлось на выпускном вечере бросить монету — выпал химфак.
«Нам тебя не хватает!..»
Успешно сдал все вступительные экзамены, кроме сочинения. Мало того, что попались темы не прочитанных мною литературных произведений, так ведь еще на экзамен в Большую химическую аудиторию на Среднем проспекте почти все барышни пришли весьма подготовленными — со «шпорами», которыми активно пользовались. Меня это так сильно раздражало, что выбило из привычной колеи. В итоге, выдав что-то невразумительное на свободную тему «Химия и жизнь», я, как оказалось, ее совсем не раскрыл. Замаячила перспектива на два года нацепить погоны. Правда, учитывая, что я являюсь выпускником 45-го интерната, представителям химфака удалось уговорить комиссию не выставлять в ведомость заслуженную двойку… Однако общежития не обещали, стипендии не будет. И вместо университетского спортлагеря, говорят, поедешь на картошку…
В тоске, идя мимо здания Двенадцати коллегий, встречаю своих одноклассников, поступивших на физфак, и с ними моего учителя физики Сан Саныча Быкова. «Шим (моя школьная кликуха), мы тебя по всему городу ищем! Пиши заявление о переводе на Физический факультет. Нам тебя не хватает!..». В те годы физфак был сильным и самым свободным факультетом Университета. Я это сразу почувствовал, когда встретился с легендарным замдекана — Валентином Ивановичем Вальковым. Все проблемы были решены мгновенно. Неспешно, взяв меня за руку и поглаживая по плечу, Валентин Иванович тихим ласковым голосом говорил: «Детка, какие проблемы? Хочешь ехать в спортивный лагерь, так и с богом. Спорт — дело хорошее, наш факультет один из самых спортивных в Университете. Нуждаешься в общежитии? Дадим. Стипендия? Нет проблем. Какой язык изучаешь, немецкий? Зачем он тебе нужен? Международный язык науки — английский. Запишу тебя в английскую группу».
На Физическом факультете на лекции, честно говоря, не ходил. Экзамены сдавал в основном по учебникам. Навык самостоятельной работы очень пригодился после окончания Университета, когда выяснилось, что на работу в Ленинграде принимают только с постоянной пропиской. Для иногородних студентов распределения фактически не было. Полгода сидел без постоянной работы, ждал. По законодательству, пока нет распределения — должны платить стипендию. Но не платили… Полгода питался в основном хлебом и тюлькой (килечка была такая — 7 копеек за килограмм, в народе ее еще называли «комси-комсой»). В деревню не ездил, было стыдно, учился-учился… и вот, доучился… Летом выяснилось, что всех оставшихся иногородних студентов осенью распределят в ПТУ Ломоносовского района.
В одной связке
Однако судьба вновь улыбнулась: с областной пропиской по счастливой случайности был принят на временную работу в химическую лабораторию Института высокомолекулярных соединений АН СССР, при этом Университет не препятствовал получению свободного диплома. После сурового жизненного урока старался изо всех сил проявить себя на новом месте с наилучшей стороны. Качество полученного образования и заложенные еще в 45-м интернате навыки самостоятельной работы позволили самому поставить и успешно решить серьезную научную задачу (по этой причине на титульном листе моей кандидатской диссертации отсутствует имя официального руководителя). А через два года после окончания Университета я вновь стал молодым специалистом, получившим официальное распределение на работу в ИВС АН СССР, и, следовательно, ставшим на законных основаниях обладателем постоянной прописки и жилплощади в Ленинграде.
90-е годы прошлого века нанесли страшный удар также и по российской науке, от которого она, может быть, уже и не оправится. Не хочется вспоминать, но в 1994 г. мне просто не на что было купить бумагу для оформления шести экземпляров докторской диссертации в печатном виде. Физически выжить в эти годы, в том числе и остаться в науке, помогли крестьянские корни и… домашняя картошка. Правда, дочка говорит, что этой картошкой я ее накормил на всю оставшуюся жизнь…
К основным своим научным достижениям я причисляю то, что мне впервые в истории химической науки удалось успешно применить аксиоматическую методологию для развития химической теории. Уже в названиях кандидатской и докторской диссертаций «Аксиоматическая теория молекулярно-массовых распределений полимеров» и «Основы аксиоматической теории полимеризации» просматривается прямая связь с моим обучением в 45-м интернате, с тем стилем мышления, который был мне привит в эти годы.
Мой бывший ученик Сергей Долгов, студент 6-го курса Физического факультета СПбГУ, летом этого года выразил желание преподавать в гимназии физику вместе со мной, в одной связке. Услышать это было очень приятно! И мы действительно работаем сейчас с ним вместе. А до этого он с одноклассниками, поступившими на физфак, дважды по собственной инициативе приходил в Академическую гимназию оценивать знания сменивших их учеников. Все это согревает душу надеждой, что, может быть, не все еще потеряно…
Если бы не ФМШ-45, не знаю, как бы сложилась моя жизнь. Скорее бы всего «коровам хвосты крутил», как многие деревенские сверстники… И пусть Академическая гимназия — не 45-й интернат (хотя бы по месту расположения), тем не менее, это моя альма матер, уже само пребывание в стенах которой, несмотря на все невзгоды, поднимает настроение. 
Записала Ксения Капитоненко
|
