№5 (3753), 30 марта 2007 года
главная | оглавление | <... | ...>	студенты

Найти свой путь в науке

В чем смысл университетского образования? Зачем оно нужно? Какие цели ставятся перед выпускниками высшей школы? Руководство вузов и факультетов составляет планы-программы, учитывая потребности экономики и перспективы трудоустройства. Трудоустройство — очень важный аспект, который приходится учитывать руководству. А научная составляющая? Наука финансируется по остаточному принципу. Разовые благотворительные акции не могут заменить систему, да и касаются не науки в целом, а избранных научно-исследовательских и образовательных учреждений.

Нашему университету в материальном плане повезло, хотя по уровню финансирования мы все равно заметно отстаем от развитых стран. В том, что касается науки, инициатива отводится преподавателям и самим студентам. Кто захочет — найдет свой путь в науке. Кто озабочен обеспечением безбедного существования — тот сможет его себе обеспечить.

Чтобы в общих чертах ответить на этот вопрос, наш корреспондент провел опрос студентов разных факультетов и разных курсов. Студентам предлагалось охарактеризовать современное состояние российской науки, рассказать о целях своего поступления в университет и планах на будущее после получения высшего образования. Но главное было — выяснить, насколько сегодняшние студенты амбициозны, осмеливаются ли они мечтать об открытиях, сопоставимых с теми, за которые присуждают Нобелевскую премию, и в какой из знакомых им областей, на их взгляд, открытие может быть совершено.

Ниже приводятся десять интервью со студентами. Для кого как, а для корреспондента, окончившего университетскую магистратуру четыре года назад, результаты опроса были неожиданными. Приятно неожиданными.

Екатерина Милютина, Яна Крутицкая и Всеволод Немец

Всеволод Немец, 3-й курс биолого-почвенного факультета:
— В университет я пришел за высшим образованием. Ведь только в университете можно получить такое образование, которое, ко всему прочему, будет еще и котироваться за рубежом. Учиться нравится, особенно работать в лаборатории: на факультете удовлетворительное оборудование, которое благодаря недавнему гранту может в ближайшем будущем модернизироваться. Хотя, конечно, до США или Финляндии, куда уезжают многие студенты и выпускники, нам пока далеко. Впрочем, сейчас и в России перспективы появляются. Главное же на факультете не столько техника, сколько преподаватели. Не на каждом факультете есть хотя бы один академик, а на биолого-почвенном их двое — С.Г.Инге-Вечтомов и А.Д.Ноздрачев.

Хочется вести научную работу в каком-нибудь научно-исследовательском институте, а преподавать — нет. Мне даже не очень важно получить научную степень, и насчет аспирантуры я еще подумаю. Если увижу, что есть ограничения в исследовательской работе, связанные с отсутствием степени, придется писать диссертацию. Сейчас хочется просто работать, не отвлекаясь на формальности.

В избранной мною научной области множество перспективных направлений: на нашей кафедре изучают мозг, механизмы работы памяти, внимания и другие. Есть лаборатория матери и ребенка. Сам я занимаюсь этологией, а точнее — поведением крыс, их реакцией на запах хищника. У этологов много общих тем с психологами, что, к сожалению, не всегда и не всеми осознается. Я беседовал с психологами, которые просто не способны понять всю схожесть поведения крысы и человека как животного, мотивируя это тем, что это «всего лишь крыса». Сложный механизм поведения животных для них описывается одним словом «инстинкт». Справедливости ради надо сказать, что есть психологи с широким кругозором, знакомые с разработками физиологов и этологов и видящие всю сложность проблемы, способные вычленить биологические и социальные факторы, которые лежат в основе поведения.

За открытие поведенческих закономерностей Нобелевскую премию уже присуждали, тем самым важность этологических исследований получила широкое признание. Мы стараемся не отставать от мировых тенденций. На нашей кафедре год назад открылась магистерская программа «От нейрона к сознанию». На ней студенты слушают курсы на английском языке в исполнении зарубежных специалистов.

Очень перспективны исследования речи. Сейчас проводятся исследования становления речи у новорожденных детей. Ведь все дети рождаются с одинаковым набором звуков, будь то китаец или русский. И лишь под влиянием окружающей среды ребенок становится носителем своего языка. Также на нашей кафедре исследуется механизм речепродукции, где сравниваются крик новорожденного младенца и мяуканье кошки. И обнаруживается много схожих черт!

Студенты на биофаке, особенно старшекурсники, недовольны новой системой образования на факультете, которая готовит узких специалистов и уже перед первокурсником ставит выбор, например, между генетикой и биоразнообразием. Ведь интересно все! И потом, как можно понять одно, не зная другого? Но расписание и так очень насыщено, времени на все не хватает. На неделе не остается ни одного дня, который можно было бы посвятить написанию курсовой работы! По всему видать, придется заняться курсовой летом… Очень хорошо, что биологам читаются общие курсы: мы с удовольствием ходим на курс по истории Древнего Египта, интересуемся экономикой, философией. Помимо того, что эти курсы расширяют наш кругозор, они ещё позволяют иногда по-другому взглянуть на казавшиеся ранее очевидными вещи. Ведь одно и то же открытие можно трактовать по-разному.

Я думаю, можно многого достичь и личным усилием, не имея сверхсовременной лаборатории со штатом высококвалифицированных сотрудников. Конечно, важно, чтобы было оборудование. Но теория тоже значит много. Так что даже в не лучшие для отечественной науки времена сохраняется возможность для совершения значительного научного открытия. Уверен, свой шанс я не упущу!

Екатерина Милютина, 2-й курс биолого-почвенного факультета:
— Основная цель моего поступления на факультет — получить хорошее, качественное и престижное образование. Известно, что в университете образование одно из лучших в стране. Насчет профессии пока рано говорить, но хотелось бы, чтобы работа имела отношение к той области, в которой я буду специализироваться. Пока знаю только, что меня больше привлекают прикладные темы, что-то нужное в настоящее время.

Конечно, хотелось бы сделать что-то выдающееся, но для этого надо долго и упорно работать, обладать кое-какими качествами, среди которых — терпение. Этого-то как раз часто не хватает. Ну а если от моих занятий людям будет хоть какая-то польза, это уже хорошо.

Я думаю, открытие можно совершить в любой области: это может быть какой-то новый вид растений или животных, какие-то особенности клетки и многое другое. Другой вопрос, что это открытие даст — твою фамилию в названии вида или лекарство от рака. Мне кажется, важно и то, и другое.

Безусловно, можно многого добиться личным упорным трудом, с помощью книг, материала для исследования и собственных мозгов. Но работа в слаженной команде профессионалов имеет свои неоспоримые преимущества: как говорится, одна голова хорошо, а две — лучше.

Я чувствую, что сейчас передо мной открываются большие перспективы. На факультете нам дают очень серьезные основания для успешной самостоятельной научной работы: широкий выбор специальностей, практика на биологических станциях и в городских лабораториях уже с первого курса, знающие и внимательные к студентам научные руководители и тому подобное. Пожалуй, единственная проблема — это финансирование, далеко не все кафедры технически оснащены, оборудование очень старое. Деньги вкладываются в основном в генетику и биохимию, так как эти области сейчас бурно развиваются и наиболее востребованы. Многие студенты стремятся попасть именно туда, потому что там есть возможность работать в хороших лабораториях с хорошей техникой. А мне хотелось бы, чтобы и другим кафедрам выделялись какие-то средства, чтобы и здесь была возможность реализовать свой научный потенциал.

Яна Крутицкая, 2-й курс биолого-почвенного факультета:
— Несмотря на то что сейчас каждый второй институт переименовали в университет, Санкт-Петербургский государственный университет останется единственным в своем роде. Сюда приходят не ради «корочки», на которую никто потом не посмотрит, а ради знаний, ради науки! Я не хочу сказать, что после получения диплома я пойду работать в какую-нибудь богом забытую лабораторию, в которой просижу до пенсии в надежде придумать-таки лекарство от птичьего гриппа. Сейчас очень много развивающихся отраслей, финансируемых государством, которым так нужны новые научные кадры. Взять, к примеру, генетику. Сколько в последнее время разговоров о клонах, стволовых клетках? Биологические науки вечны, они будут существовать, пока существуют люди!

Научное открытие сейчас может совершить даже школьник, вопрос только в том, будет ли оно кому-нибудь интересно. В старших классах я писала научный труд о состоянии загрязнения двух водоемов, находящихся в черте города. Мне казалось, что это проблема мирового масштаба. Но посетив несколько научных конференций, я поняла, что есть темы, которые наиболее актуальны и значимы на данный момент. Это дало мне стимул для поиска новой области исследований, которая бы заинтересовала окружающих. Сейчас я как раз ищу новую тему.

Если человек занимается какой-то проблемой, излагает свои мысли по этому поводу, проводит эксперименты, получает результаты — это только его труд, я не сторонник коллективных работ. В большинстве случаев можно полагаться только на себя, хотя в некоторых случаях без сторонней помощи не обойтись.

К совершению открытий в университете готовят, в учебной программе хватает всего. Проблема только с состоянием (а иногда и с наличием) нужных приборов. А так — было бы желание!

Дмитрий Иванов

Дмитрий Иванов, 2-й курс геологического факультета:
— Я учусь на втором курсе, но до этого успел поработать в добывающей отрасли. Теоретический интерес к геологии у меня пробудился именно во время работы. Наверно, поэтому и воспринимаю науку не как сумму отвлеченных знаний, которые где-то когда-то могут пригодиться, а как самое что ни на есть нужное дело, которому хотелось бы посвятить всю жизнь. В этом смысле университет — это мое место. На университетской базе можно пользоваться редким оборудованием, есть возможность открывать новые минералы, делать рентгенограммы. На кафедре кристаллографии под руководством профессора В.Г. Кривовичева ведется очень интенсивная работа. А есть еще микрозондовая лаборатория. Многие преподаватели работают в научных институтах НИИ докембрия и ВСЕГЕИ, соответственно, перед студентами двери этих научно-исследовательских институтов открыты.

Исследовательские амбиции? А куда ж без них?! Берусь за все, до чего доходят руки: в этом году пишу две курсовых — на кафедре минералогии и на кафедре динамической геологии. Одна из курсовых посвящена Западной Африке. Да-да, у нас на факультете отнюдь не только российской геологией занимаются. Так вот, в Африке много неисследованных мест, по предварительным оценкам, там находятся одни из самых древних пород. Изучив их, можно будет внести существенный вклад в историческую геологию. У меня уже есть некоторые наработки, так как в Западной Африке мне приходилось самому бывать. Думаю, шансы что-то открыть достаточно велики.

Я уверен, что значимых научных результатов можно достичь даже без самостоятельных полевых разработок. Во-первых, из того, что уже есть на руках, далеко не все описано и расшифровано. Академик В.З.Негруца, например, не ездит в экспедиции, а занимается обобщением конкретных результатов, полученных в прошлые годы. Его коллекции еще надолго хватит. А во-вторых, теоретику не столь уж важно, пользоваться ли результатами, опубликованными в отечественных журналах или в зарубежных. Нынешнее время характеризуется избытком конкретной информации, и все более значимым становится именно осмысление и структурирование этого массива данных. Личный опыт работы в поле нужен, скорее, для того, чтобы появился настоящий интерес к делу.

Теоретическая геология бурно развивается. То, что сегодня известно каждому школьнику, — теория тектонических литосферных плит — еще в начале 1960-х годов было далеко не для всех очевидно. А в 1990-е выяснилось, что теория, объяснявшая движение плит лишь естественной разницей температур, неполна, и появилась теория плюмов, согласно которой движения плит также непосредственно обусловлены мантийными потоками, проплавляющими кору. Крупные открытия совершаются у нас на глазах. Так, гонконгский исследователь Чжао всего несколько лет назад установил, что самый древний континент на Земле — Колумбия. Это заметный вклад в эволюционную теорию. Помимо открытий собственно геологических, перспективны наблюдения в приграничных областях, контакты с представителями других дисциплин — космологами, астрофизиками и так далее. Относительно происхождения Земли из газо-пылевого облака все, в общем, согласны, а вот анализ метеоритов позволяет уточнить представления о происхождении вселенной. В свете астрофизических открытий последних лет это немаловажно.

На какие-то престижные премии особенно не рассчитываю. Ведь в мире науки есть своя конъюнктура и — никого не хочу обидеть, но куда ж деваться, надо прямо вещи своими именами называть — свои конъюнктурщики. Например, Нобелевскую премию вручают только за ту работу, на которую в мировой научной литературе было достаточно много ссылок. При этом не секрет, что далеко не всегда цитируется действительно лучшая литература. Я полностью разделяю позицию профессора С.К.Филатова, который недавно на лекции сказал, что настоящему ученому некогда заниматься карьерой, грантами, премиями и тому подобным. У нас на кафедре ежегодно расшифровывается около двухсот минералов. Это по мировым стандартам много. Но геология и конкретно минералогия не входят в реестр модных направлений, поэтому величайшие открытия не получают широкой известности.

Молодая наука у нас есть, но зарплаты… В научно-исследовательских институтах выпускников «поманивают» тремя тысячами рублей. В результате кто успел, тот ушел в нефтянку. А многие выпускники уезжают за рубеж, причем устраиваются, как правило, не в научные учреждения, а в добывающие компании.

Алексей Кулёв-Негруца

Алексей Кулёв-Негруца, 2-й курс геологического факультета:
— Я стал ценить образование, пройдя армию. Пока учусь, просто потому что нравится и потому что для нормального трудоустройства надо получить высшее образование. Большой амбициозностью похвастаться не могу — в отличие от деда, академика В.З.Негруца, который твердо знал, чего он хочет в науке, я пока окончательно не определился со сферой исследований. Сейчас занимаюсь полезными ископаемыми, а дальше, возможно, перейду к исторической геологии. На втором курсе еще трудно сделать окончательный выбор, но надеюсь, что через год-другой исследовательские цели будут видны отчетливее. Не исключаю, что, в конце концов, наука станет для меня делом жизни.

Настя Иванова, 1-й курс исторического факультета, регионоведение:
— Как относиться к тому, что на мировом уровне наша наука представлена слабо? Конечно, это никуда не годится. Но мне кажется, здесь все зависит от людей — и если найдутся те, кто готов посвятить себя науке, возможны изменения к лучшему. Загадывать что-то наверняка, пророчить российской науке упадок или расцвет не совсем правильно. Яркие личности могут опровергнуть все прогнозы.

Пока у меня в науке нет большой цели, которой было бы подчинено все остальное. Я пришла в университет получить высшее образование. Но есть интересы: история Древней Греции и Рима и послевоенная российская история. А в качестве научной темы я выбрала историю российской армии XVIII века, точнее, изучаю систему воспитания в сухопутно-шляхетских корпусах. Со временем собираюсь расширить тему, рассмотреть более поздние периоды. Откуда у меня интерес к армии? Ну, я четыре года отучилась в школе МЧС — параллельно с обычной школой. Мне там понравилось, было много интересных мероприятий, походы, дисциплина. Нас там было две девочки, и мы вместе с мальчишками сдавали все нормативы: отжимания (сто раз!), сборка-разборка автомата на время и так далее. Это было настолько увлекательно, что мне даже захотелось послужить в армии…

Настя Иванова и Виктория Громова

Когда встал вопрос о поступлении в университет, я, в первую очередь, подумала о психологическом факультете, так как вопросы дисциплины и воспитания очень тесно связаны с психологией. Но на психфаке на входе надо сдавать математику… Поэтому в итоге пришлось подать документы на исторический. При работе над своей темой я, конечно, читаю книги по психологии. Еще хотелось бы самостоятельно проводить психологические эксперименты, но пока установить близкий контакт с психологами, чтобы они приняли меня в свою лабораторию, не удалось.

Я не уверена в том, что есть какая-то единственная установленная от века истина, поиском которой должен заниматься исследователь. Споры в науке нужны. Но и ситуация, когда каждый говорит о своем, не слушая других, ненормальна. Я думаю, должно быть какое-то преобладающее видение изучаемого предмета, относительно которого согласно большинство, и одновременно несколько иных точек зрения. Исторические события, личности могут оцениваться по-разному, у исследователя должна сохраняться свобода выбора.

Самое главное в науке — это найти свою проблему, уже потом идет изучение исторических свидетельств. Сейчас я просто удовлетворяю любопытство. Со временем, надеюсь, мне удастся сказать что-то новое. Может быть, мои исследования армейской дисциплины будут иметь практическое значение, например, помогут избавиться от дедовщины. Но чтобы потом не разочароваться, я пока далеко загадываю.

Виктория Громова, 1-й курс исторического факультета, Балканские и славянские страны:
— В университет я поступала, еще не представляя точно, чем хочу заниматься. Но достаточно и того, что здесь много знающих людей, у которых интересно учиться. Мне кажется, очень важно уметь видеть во внешних событиях истинный смысл, устанавливать связи между причинами и следствиями. Историки изучают прошлое, чтобы лучше постичь смысл настоящего и знать, как надо поступать сейчас, а чего следует избегать. От того, сможет ли ученый понять механизм исторического развития, зависит будущее. Мне хотелось бы внести свой вклад в установление исторической истины. Зачем еще заниматься наукой, если не искать истину?

Геннадий Андреев

Геннадий Андреев, 3-й курс философского факультета:
— Совершить открытие, соразмерное тем, что удостаиваются Нобелевской премии, конечно, хотелось бы. Как философ, я вижу для себя два пути: литературное творчество и научный поиск. Если в первом случае можно, занимаясь любимым делом, оставаться самодостаточным, зависеть только лишь от своего таланта и возможностей, то во втором требуется еще и признание коллег, а это связано с рядом формальностей, таких как получение на­учной степени, долгий путь из сту­дентов в так называемые князья науки, то есть в профессора и доктора наук. Это сложная, тернистая дорога, но она необходима для того, чтобы донести свою мысль и быть услышанным в научной, академической среде.

Вероятно, кому-то это покажется излишне самонадеянным, но я уверен, что достичь новых высот в литературе можно. Литература — это поле для творчества и развития мысли, которое никогда не будет исследовано вдоль и поперёк и закрыто для последующих вкладов. В последнее время меня все больше интересует судьба великих русских писателей XIX века. На их примере я могу в целом проследить и выделить сущность созидательной деятельности человека, его главное призвание. Ведь в чем мы видим основу их творчества? В пору своего литературного становления и Достоевский, и Тургенев, и Толстой, и Некрасов — все они так или иначе писали на злободневные темы: кто-то старался осмыслить распространявшиеся революционные настроения, кто-то обратился к рассмотрению социальных проблем, бедности и преступности… И при этом все были вовлечены в полемику о соотношении литературы, философии, политики.

Как и в XIX веке, сейчас следует в первую очередь писать о том, что происходит на самом деле, и уже в контексте злободневных, насущных проблем выходить на всеобщий, глобальный и вневременной уровень постановки вопросов. Что касается литературы, формально отстранённой от реального бытия, то есть жанра фантастики и фэнтези, то я отнюдь не считаю данный жанр второстепенным и малозначимым (а такое мнение бытовало на заре возникновения жанра). Я отнюдь не отрицаю жанр фантастики, напротив, всё зависит от самого автора, его подхода к процессу творения и его видения сущности искусства. Талантливый писатель может в созданной им виртуальной реальности поставить серьезнейшие проблемы и решить их так, как не всегда получается это сделать в реальности. В этом отношении очень показательны и по-настоящему ценны как художественно, так и с философской, научной точки зрения «Хроники Амбера» Р.Желязны. Это пример произведения, способного повлиять на развитие и ум человека, способного что-то доказать и изменить в нашей реальной, настоящей жизни. Оно является ещё одним доказательством того, что по-настоящему прорывным будет именно то сочинение, которое построено на осмыслении окружающей действительности.

Каково соотношение литературы и философии? Можно ли на простом, общепонятном языке изложить сложные, ёмкие, предельно чистые мысли? Я к этому стремлюсь и считаю, что к этому должно стремиться всем радеющим о позитивном развитии общества. Уже упоминавшиеся классики русской литературы писали отнюдь не о тривиальных вещах, но литературное мастерство позволило им спрятать жесткую механику подчас гениальной мысли за образами привычной действительности и тем самым донести мысль до тех, кому было бы трудно усвоить ее в понятийной форме. Между философией и литературой существует теснейшая связь, философы сами должны быть в какой-то степени литераторами. На протяжении веков философия как будто намеренно отгораживается от повседневного, массового уровня понимания. Большинство сочинений на философские темы перегружены необязательными терминами и тяжело усваиваемыми понятийными формами, создаётся впечатление, будто главная цель — показать читателю, что он глупее автора. Здесь без сомнения есть два существенных «но». Первое касается того, что существовали гениальные люди, философы, мыслители, которые выражали свою идею в непривычных разумению большинства понятиях и громоздких конструкциях, но причиной тому была не намеренная стилизация под ученость, а ограниченность языковых средств, недостаточных для изложения новых, порой революционных мыслей, имевших фундаментальное значение. Второе возражение касается того момента, что ни в коем случае философская мысль не должна приносить свою чистоту, ёмкость и конкретность всеобщности в жертву упрощения, стандартизации и удобоваримости для большинства людских масс. Человек должен развиваться, расти над собой; если он хочет чего-либо достичь в жизни, то необходимы труд и стремление. Научаясь понимать мысль, зашифрованную в буквах и предложениях философского текста, человек в первую очередь учится мыслить. Нельзя опустить планку уровня мышления вниз ради доступности, нужно лишь стремиться к тому, чтобы не отпугнуть потенциального читателя и мыслителя, не внушить ему скепсис и страх перед ослепляющим сиянием философской мысли.

К сожалению, часто бывает так, что человек вырастает в академической среде — и мимикрирует под нее. Маловразумительные обороты речи воспринимаются им как свидетельство профессиональной состоятельности. Эта псевдоинтеллектуальность и мнимая глубина способны лишь запутать и пустить по ложному следу. Коллеги философы поймут, что за витиеватыми фразами кроются смысловой ступор и пустота, профессионалов не проведёшь, но зачем же вводить в заблуждение человека, далёкого от академической философии, но близкого к проблемам мира сего?

Когда говорят об отсутствии высоких жизненных идеалов, я вижу, что самое главное здесь — даже не наличие «правильных» или «неправильных» представлений о должном, а простое признание необходимости таких идеалов. Но чаще всего мы сталкиваемся с безразличием к ним. В науке это проявляется в виде отказа от познания истины, в жизни — в виде ситуативного мышления, ориентирующегося не на общие представления о добре и зле, а на анализ особенностей сложившегося положения, лишенный ценностного измерения. Важно, чтобы люди понимали, что есть добро и что есть зло, где истина и где заблуждение. Ведь даже если этим понятиям ничто в конкретной ситуации не соответствует, это скорее говорит о степени развития разумной способности того или иного человека, а не о действительном положении дел. Для меня важно, прежде всего, самому не обратиться в веру скептиков, которые все испробовали, все узнали, после чего жизнь, разумеется, в первую очередь чужая, теряет ценность. Мне хотелось бы своей деятельностью повлиять на отношение людей к самим себе и, как следствие, к миру в целом.

Элементарный здравый смысл в достижении идеалов может превосходить философское знание. Известно, что те, кто сильны в теории этики, далеко не всегда являют нам образец человеческого поведения. Многие занимаются этическими вопросами только из любопытства. Важно, чтобы люди, которые обрели знание — пусть даже не жизнью, а размышлением, — боролись за него, отстаивали свои убеждения. В обществе праведников всегда немного, большинство плывут по течению. Задача мыслящих людей состоит в том, чтобы неустанно разъяснять основные положения этики, заставлять людей думать.

Общественная жизнь представляет собой столкновение разных интересов, индивидуальных и общественных. Философу надлежит установить разумный баланс между ними. Но, в конечном счете, в жизни все упирается в честность. Пример из жизни: финн платит большие налоги — и он видит хорошие дороги, новые больницы, бесплатное здравоохранение и образование, он уверен в своей жизни и, что самое главное, в жизни своих детей, в том, что всё будет нормально. У нас же не так. Всё упирается в людской порок. Все знают про коррупцию и воровство, но никого это особо не возмущает, потому что все уверены: ничего с этим поделать нельзя, и кому на выборах голос ни отдай, в верхах все останется по-прежнему. Когда система прогнила, люди в нее встраиваются, пытаются сжиться с объективностью и даже, возможно, получить мимолётную выгоду. Закрываются глаза на то, что при таком положении вещей один живёт, богатеет, строит свое счастье за счёт тысяч других. Родители готовы давать взятки, чтобы избавить детей от ужасов армии. Система подталкивает людей к даче взяток, независимо от того, привычен ли для них такой способ общения с представителями государства, или они считают это постыдным и преступным. И никто не решается публично дать недвусмысленную оценку происходящему.

В Европе существует свобода слова и, что самое главное, есть желание ее отстаивать. Из-за нарушение гражданских прав чиновником европейцы могут выйти на улицы. А у нас в людях нет гражданской ответственности, уверенности в своей значимости, в том, что «всё в наших руках». Царит какая-то приглушённая апатия, прорывающаяся иногда приступами насилия и злобы, и нет места здравой, обдуманной, четко спланированной гражданской, общественной позиции. Увидев, как подавляется индивидуальный протест против системы, люди немного посочувствуют, а что самое страшное и при этом обыденное, больше порадуются, что это произошло не с ними. У нас свобода слова не востребована — и тем самым мы сами себя заковываем в цепи пассивной несвободы, некоего покорного рабства.

Философы ответственны за состояние коммуникации в обществе. Их дело — воспитывать мышление, показывать богатство моделей общения. Взаимопонимание, готовность к взаимопониманию очень важны. Это не просто слова, но ключ к налаживанию всей дальнейшей жизни. Конечно, вряд ли травоядное животное сможет договориться с хищником. Но это предельный случай. В человеческом обществе договориться, найти общий язык, понять друг друга можно почти всегда. Нужно лишь уметь это сделать, найти дорогу к сердцам и умам людей. Всеобщее понимание — это из разряда недостижимого, идеального блага, но оно как раз и существует ради того, чтобы к нему стремиться, положить жизнь на его достижение. Вся суть в процессе, в действии, в том, чтобы потом не было стыдно и мучительно больно за то, что мог, но не сделал, за пассивность и собственную слабость (это мысль, лейтмотивом звучащая практически во всех произведениях братьев Стругацких). Результат этой работы — снижение конфликтности отношений. Пока же мы просто друг друга не знаем и даже не пытаемся узнать. Мы бьёмся со своими демонами, убивая друг друга.

Я убежден, что нам предстоит преодолеть элитарность философии. Следует, не жертвуя глубоким содержанием, отыскать для него общедоступную форму. А для этого надо постоянно развиваться, читать работы по физике, биологии, экономике, литературные произведения и философские трактаты, творить самому и, главное, не отступать от поставленных перед собой целей и заданных идеалов, не изменять самому себе. Если не мыслишь широко, не отслеживаешь, что происходит в окружающем мире сегодня, то и сам говоришь на языке прошлого. Если ограничиваешься квалифицированным комментарием к чужим мыслям, то со всей своей правотой устареваешь еще до написания собственного труда. Очень важно сказать свое слово вовремя. Думаю, одна хорошо написанная книга может многое в этом мире изменить к лучшему. Главное — найти подход к читателю, завлечь и поразить как можно больше людей на земле. И я хотел бы написать такую книгу.

Азат Тагирджанов, 2-й курс физического факультета:
— Поступал на факультет осознанно, физикой увлекся с девятого класса. Куда именно поступать, понял, когда пошел на подготовительные курсы физфака. Кроме физики, было еще программирование, но сейчас вижу, что физика гораздо интереснее.

Особых предпочтений по части физических дисциплин на момент поступления не было. Возможность сначала осмотреться, приглядеться к разным разделам и областям физики и только потом выбрать специализацию — это преимущество университета, и, в частности, поэтому я не пошел в какой-нибудь другой вуз, скажем, Политех. Пока тяготею к теоретическим кафедрам.

Учусь для того, чтобы получить интересную работу. Пойти писать программы или работать системным администратором не хотел бы. Главное в работе — творческое начало. Вероятно, поэтому я люблю Учителей, а не преподавателей.

Мне хотелось бы по окончании университета заниматься научной работой, причем не столько даже прикладной, сколько фундаментальной. Какова цель научных занятий? Прежде всего, для меня увлекателен сам процесс научного поиска. Это ужасно — но интересно все! Увлечься можно чем угодно, лишь бы было куда развиваться. В то же время я сознаю, что необходимо уметь формулировать задачи, иначе процесс исследования невозможен.

Хотелось ли бы совершить открытие, достойное присвоения Нобелевской премии? Для меня сама премия не так уж важна, как, впрочем, и общественное признание, с ней связанное.

Если повезет, буду работать в научно-исследовательском институте за гроши, а если нет — пойду в сферу IT. Зарплата в последнем случае, конечно, будет в несколько раз выше, но ведь не в деньгах счастье. Жить ради денег скучно…

Корреспондент журнала берёт интервью у Ольги Губиной

Ольга Губина, 2-й курс медицинского факультета:
— В будущем хочется не только житейского благополучия, хотя и это, конечно, не лишнее. Но все же главное — помогать людям. В восьмом классе в моей жизни произошло событие, после которого я это для себя поняла окончательно.

Из всех предметов, которые нам читают, меня, в первую очередь, интересует эндокринология. С третьего курса пойдут клинические дисциплины, тогда и пойму, чем именно хотела бы заняться как практикующий врач. Честно говоря, сейчас особенно некогда задумываться о будущем во всех подробностях, да и спешки нет, ведь медики, как известно, учатся дольше других, по семь-восемь лет. А расписание у нас очень насыщенное, каждый день лекции или практические занятия до шести вечера. И до сих пор я получала от учебы только удовольствие.

По поводу своей профессии и связанного с ней будущего испытываю большое воодушевление. Помимо всего прочего, Петербург обладает совершенно особой атмосферой — здесь все так отличается от Кургана, из которого я приехала! В этом большом городе другая скорость жизни, другие возможности, другой круг общения. Очень приятно, что университетские студенты-медики не оторваны от окру­жающей действительности: мы общаемся и с биологами — в их лаборатории мы занимемся биохимией, — и со студентами из других медицинских вузов.

Как дела дальше пойдут, не знаю, но думаю, что желание стать врачом или ученым-медиком не исчезнет. Наверное, у каждого рано или поздно может наступить период усталости, сомнение в правильности избранного пути. Но я верю в свои силы. И поэтому на вопрос, считаю ли я для себя возможным совершить открытие, достойное Нобелевской премии, отвечу: а почему нет?!

Практически у каждого из тех, к кому мы обратились, было что сказать — у кого-то меньше, у кого-то больше. То есть каждый так или иначе думает о смысле образования. Это можно было бы счесть обыкновенным везением: с кем не бывает, на этот раз повезло и журналисту. Хотя если и говорить о везении, то вернее — о необыкновенном. Отмалчиваться не стали ни первокурсники, которых обычно не так-то просто разговорить, ни те, кому пришлось в начале марта пересдавать сессию. Независимо от того, нашел молодой универсант свою тему в науке или нет и как далеко он продвинулся по пути исследований, почти все сознавали значение науки для них лично. Отказались от беседы с корреспондентом только двое — цветущего вида молодые люди с философского факультета. По-видимому, все их желания уже сбылись. Но большинство студентов университета, судя по результатам опроса, готовы к борьбе за свое место в науке и человеческие убеждения — им предстоит, может быть, и непростая, но, несомненно, долгая творческая жизнь.

Отрадно, что студенты думают о социальном значении науки. Наука для них — не отвлеченный миф из серии: есть-де такие ученые — мозги копченые, какой-то маловнятной премудростью занимаются, вместо того чтобы делать дело. Напротив, у кого-то более отчетливое, у кого-то менее, но у всех есть видение взаимосвязи высокой теории с потребностями повседневной жизни, есть мысль о необходимости такой взаимосвязи. И, вопреки веянию времени, никто не пытается усидеть на двух стульях в расчете на то, что можно утром быть студентом, вечером — менеджером и при этом преуспеть на обоих поприщах. Несмотря на то, что молодости свойственно увлекаться многими вещами одновременно, сегодняшние студенты понимают, что наука требует полной самоотдачи.

Юные универсанты умеют ставить перед собой цели и не боятся замахиваться на многое — это ценнейшее качество, коль скоро масштаб личности определяется способностью целеполагания. Конечно, необходимо учитывать и то, насколько трезво человек оценивает свои силы, не пускается ли он в бесплодные мечтания по поводу заведомо недостижимых целей. С самооценкой все в порядке: студенты сознают, что на пути к большим свершениям есть много препятствий, не обольщаются насчет современного состояния отечественной науки — и согласны принять это славное, но обремененное долгами наследство, готовы побороться за право возглавить движение мировой научной мысли.  

Петр Нешитов

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков