№5 (3753), 30 марта 2007 года
главная | оглавление | <... | ...>	наука

Хранилище национального репертуара

В международном словаре по истории библиотек, выпущенном в Чикаго в 2001 году, указаны 214 наи­бо­лее крупных мировых книжных собраний. В их числе и 5 российских. Это Библиотека Московского государственного университета и Российская государственная библиотека (бывшая им. Ленина) в Москве, и три библиотеки петербургские: Российская Национальная, Библиотека Академии наук и Библиотека Санкт-Петербургского университета.

Об истоках Научной библиотеки СПбГУ, о сокровищах Отдела редких книг, о своих учителях и коллегах рассказывает Николай Иванович НИКОЛАЕВ:

Николай Иванович Николаев

— Корни у меня, по отцовской линии, крестьянские — из Псковской губернии, а по материнской линии — из Воронежской — представители провинциальной интеллигенции: сельские учителя, библиотекари… Отец прошел всю войну: воевал на Ленинградском фронте, в Сталинграде, на Курской дуге и на Сандомирском плацдарме, а День Победы встретил в Праге. После войны он учился в Военно-педагогическом институте под Москвой, по распределению выбрал Ленинград, и с 1950-го года я здесь живу. Здесь же родился мой брат Сергей Иванович Николаев, ныне ведущий научный сотрудник Пушкинского Дома и профессор кафедры славянской филологии филологического факультета нашего университета.

У отца, человека книжного, конечно, была библиотека, и библиотека большая. Полки с книгами занимали большую часть комнаты, а потом и квартиры — они были везде, и я, конечно, пристрастился с детства к чтению и увлекся, как многие дети военных, изучением военной истории. Знаете, как это бывает: начинаешь лет в девять с книг из отцовской библиотеки, потом переходишь в юношеский зал Публички, а потом открываешь для себя особый мир «Букиниста» и начинаешь собирать книги по военной истории. Довольно скоро образовалась и у меня небольшая библиотека… потом она, конечно, разошлась, но кое-что из неё, из старых, редких вещей, осталось.

Клуб юных историков

Ещё в школе я познакомился и подружился с Ильёй Хацкелевичем Черняком — с седьмого класса, мы дружим и до сих пор. Он — сотрудник Музея истории религии, преподает у нас на философском факультете — читает курс истории раннего христианства и католической церкви. Я был в детстве страстно увлечен наполеоновскими войнами. А он — историей эпохи Возрождения. Мы много времени проводили вместе, и году в 1963 появились в Клубе юных историков на историческом факультете, и встретили там замечательного человека — Николая Викторовича Иванова. Мы к нему ходили заниматься. Он был аспирантом на кафедре истории искусств. Наш первый университетский учитель был замечательной личностью. Помимо необъятных знаний, он обладал фантастическим обаянием и способностью оказывать влияние на людей. И его все любили на факультете. Он вел огромные картотеки архиереев русской православной церкви, а также деятелей пореформенной России и последних двух царствований, и был прекрасным знатоком Петербурга.

К сожалению для нас, судьба его сложилась трагически. Он увлекся политической деятельностью, вступил в знаменитое общество «ВСХСОН» («Всероссийский социал-христианский союз освобождения народов») и был арестован в начале 1967 г., а затем получил срок и был навсегда, до своей кончины в начале 1990-х гг. на месте поселения после очередной из своих ссылок, оторван от университета.

Мы воспитывались под его влиянием, он привил нам любовь к Петербургу. К уходящему в том числе. Об этом не принято говорить, но тогда — в начале шестидесятых — Петербург тоже разрушали и равнодушно искажали. У нас даже появилось своего рода хобби — фотографировать фасады домов, которые ставили на капитальный ремонт. Николай Викторович был удивительным рассказчиком. Часто устраивал экскурсии для нас. Помню, раз мы начали от Мойки, прошли ее до конца, вернулись по Фонтанке к Летнему саду. Всего один раз мы прошли с ним этим маршрутом, но я запомнил эту прогулку навсегда. Николай Викторович вел нас по историческим адресам и подробно рассказывал о каждом доме и о жильцах, населявших их. Он был истинный петербуржец, он знал о городе, казалось, все.

Александр Хаимович Горфункель, заведующий Отделом редких книг Научной библиотеки с 1962 по 1984 г. Фото В.П.Бударагина. 1966г.

В 1964-м году профессор кафедры истории средних веков Матвей Александрович Гуковский, проходивший по Ленинградскому делу, тоже сидевший и всё испытавший в лагерях, разрешил нам — даже не студентам еще — присутствовать на своем спецкурсе по эпохе Возрождения. Тогда же я встретился с Александром Хаимовичем Горфункелем, который работал заведующим Отделом редких книг нашей библиотеки. По его совету я поступил в 1970-м году на кафедру классической филологии Санкт-Петербургского университета. Во главе кафедры стоял Аристид Иванович Доватур, чье значение в жизни каждого студента кафедры трудно переоценить. И встретил еще одного великого учителя — ныне покойного Александра Иосифовича Зайцева. Он был постоянным читателем нашей библиотеки, великий человек и великий ученый, великий знаток классической древности. Но надо назвать и других учителей — ныне здравствующего Александра Константиновича Гаврилова, одного из крупнейших современных филологов-классиков, и безвременно ушедшего наставника в древних языках Никиту Виссарионовича Шебалина, тонкого знатока древней и отечественной словесности, человека безупречной порядочности. Это люди, которые оказали и продолжают оказывать влияние на всю мою жизнь.

Но именно Александр Хаимович Горфункель воспитал в нас то отношение к культуре, то отношение к книге, которое у нас есть. Причем не только к русской культуре, но и к западноевропейской, потому что Александр Хаимович является специалистом исключительно разносторонним. Он — ученик историка итальянского Ренессанса Матвея Александровича Гуковского, но кандидатскую диссертацию написал о землевладении Кирилло-Белозерского монастыря, а докторскую — о философии итальянского Возрождения. В 1970­е

­годы наши с ним занятия часто продолжались на домашних семинарах. Мы читали итальянских философов, в основном, естественно, на латинском языке, и комментировали. У него и его друга Владимира Ильича Райцеса в те годы начала собираться школа, еще немного, и они с Владимиром Ильичом смогли бы подготовить многочисленную когорту учеников-продолжателей. Очень жалко, что всё прервалось в начале 1970-х, после смерти М.А.Гуковского, когда они оба были удалены с кафедры. Собственно, в этом и заключается главная потеря — в потере школы. Ведь университет — это, прежде всего, научные школы. А расцвет университета — это расцвет научных школ.

Собрание коллегии иезуитов

Каким был расцвет нашего университета? Вспомните, фактически на голом месте, в 1819 году возобновляется Санкт-Петербургский университет, по сути, вновь образовывается. Достаточно посмотреть у В.В.Григорьева о той поре в его истории университета, чтобы убедиться в том, как много было безликих профессоров и как мало студентов. Но проходит уваровская реформа, в рамках которой отправлены за границу стипендиаты для подготовки к профессорскому званию, и через 30 лет мы получаем Д.И.Менделеева и его школу, через 40 лет мы получаем В.Г.Васильевского, знаменитого византолога, и его школу, и много других. Мы получаем И.М.Гревса и его школу изучения итальянского Возрождения, а это уже предшественники и учителя Матвея Александровича Гуковского. Санкт-Петербургский университет к началу XX века становится одним из самых крупных мировых научных центров, во всех областях, в том числе и в изучении гуманитарных наук. Мы подготовили в нашем отделе в своё время, в 1990-м году, книжную выставку для Болонского университета, которая явственно показывает, что развитие университета последних десятилетий XIX и первых десятилетий XX века — это и был пик его расцвета. Потом, в 1920-е годы, расцвет начинают потихоньку сворачивать, проще говоря — вырезать.

Наша библиотека никогда не собирала специально редкие и старинные, или старопечатные книги, то есть изданные до 1800 года. Цели такой не было, в том числе и потому, что самую основу библиотеки составили уникальные книжные собрания. К нам в 1830 году поступило собрание Полоцкой коллегии иезуитов. Правительство в том же году закупило в Лейпциге библиотеку профессора К.-Ф.-Х.Венка, а позднее и библиотеку лейпцигского филолога Г.Г.Шеффера. Это была основа. Дальше уже библиотека разрасталась благодаря дарам, закупкам и книгообмену. Был найден уникальный принцип: ведущие профессора заказывали необходимые книги для библиотеки, списки проходили через библиотечный совет или просто направлялись главному библиотекарю, как тогда назывался директор библиотеки. Понятно, если Менделеев заказывает книги по химии, то его выбору можно доверять. То же со списками других профессоров. Поэтому когда к 1917 году в нашей библиотеке насчитывалось уже около 500 тысяч томов, она сама по себе являлась уже не чем иным, как памятником научной мысли университета.

Алексей Александрович Савельев и Николай Иванович Николаев

Иногда спрашивают: «А сколько у вас редких книг?» Мы отвечаем, что, да, у нас около 100–120 тысяч редких книг, старопечатных или тех, которые такими считаются. Но на самом деле неотъемлемой частью университетского богатства можно считать все 500 тысяч. Во все времена универсанты дарили свои книги. Библиотека собиралась по книжечке, по этим запискам, следуя которым мы покупали постоянно самые лучшие издания. У нас есть уникальная вещь, есть собрание диссертаций, в том числе XIX века и, конечно, более ранних, которых нет больше нигде в России. Благодаря книгообмену, который мы установили еще в XIX веке с самыми знаменитыми и крупнейшими университетами мира, мы обладали диссертациями, которых нигде нельзя было вообще найти, и этот фонд у нас, слава Богу, сохранился.

Частные пожертвования

Ценность нашего фонда не только в тех редкостях, которые пользуются популярностью среди нынешней следующей моде публики. Для университета как научного учреждения ценна каждая научная брошюрка, которая сюда вошла и здесь находится. Она сюда попала не случайно, за ней всегда идет какая-то история. Нашу библиотеку, её историческое собрание, создавали не одно поколение профессоров Санкт-Петербургского университета. Частные дары, пожертвования поступали в огромных количествах. У нас сохранились документы, по которым можно восстановить путь едва ли не каждой книги, которая попадала сюда до 1920-х годов. У нас есть брошюры К.Э.Циолковского и издания трудов Д.И.Менделеева, и книги других профессоров, каждый из которых жил своим делом и беспокоился о своем университете. Они дарили книги при жизни, по их завещанию или по воле наследников сюда переходило огромное количество книжных собраний: мы получили их около 150 (см. список этих коллекций: http://www.lib.pu.ru/rus/ork/chbibl.html ).

В Московском университете такие библиотеки хранятся в отдельных шкафах. А у нас они пока рассредоточены в фонде, но есть описи, и мы сможем их воссоздать.

Совсем недавно, лет 25 назад, мы воссоздали библиотеку Петра Ивановича Прейса, одного из основателей славяноведения в России. Он погиб очень рано, умер молодым. А подавал огромные надежды — живая легенда русского славяноведения. Сейчас это не престижно, а тогда, в XIX и в начале XX века, славяноведение в России было невероятно востребовано и привлекало огромное число талантливых людей.

Понятно, что профессор, чем бы он ни занимался, собирает не случайные книги, и у него отборная библиотека по своей специальности. Такие отборные библиотеки есть у нас. Например, библиотека друга Федора Михайловича Достоевского и Льва Николаевича Толстого — Николая Николаевича Страхова.

Коллекция личных собраний

Николай Николаевич Страхов — наш универсант. Окончил естественное отделение — биолог, ставший художественным критиком, философом, переводчиком. Он первым оценил «Войну и мир». Вместе с Толстым ездил в Оптину пустынь, когда тот писал «Анну Каренину». У него по всем отраслям знаний был великолепный подбор в замечательных изданиях, начиная с инкунабулов. Он собирал, собственно, не редкие издания, а наиболее полные и авторитетные издания по всем отраслям знаний, и благодаря ему они есть у нас. Когда Владимир Сергеевич Соловьев пишет статьи для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, он пользуется книгами, которые были в библиотеке Страхова.

Алексей Александрович Савельев

У нас есть библиотека Константина Николаевича Бестужева-Рюмина, первого директора Бестужевских курсов — 5 с половиной тысяч томов. Библиотека статс-секретаря, автора знаменитого «Дневника» Александра Александровича Половцова — 30 тысяч томов. Он жил здесь недалеко, на Большой Морской, был председателем Русского исторического общества и главным редактором «Русского биографического словаря».

Мы в своё время с Александром Хаимовичем Горфункелем в 1980 году издали каталог библиотеки Петра Федоровича Жукова, с которой в 1783 году началась наша библиотека. Он был просвещенный чиновник, член первого в России исторического общества при Московском университете, и его библиотеку покупает Екатерина II и передает в Комиссию об учреждении народных училищ, которая, в свою очередь, передает ее в Учительскую семинарию. Потом эта библиотека переходит в собрание Педагогического института, пока не становится с 1819 года Библиотекой Санкт-Петербургского университета. То есть наша библиотека связана в своем основании с просветительскими реформами Екатерины II, которая собиралась по образцу образовательной системы Иосифа II — австрийского императора-реформатора — создать новую систему образования в России. Вот с чем связано происхождение библиотеки нашего университета. Плоть от плоти русской культуры, лучших её тенденций.

Без дублетов

Замечательные люди работали всегда в нашей библиотеке. И в XIX веке, и сейчас — ну, просто люди высочайшей научной и библиотечной культуры… Когда Александр Хаимович Горфункель пришел в 1962 году в библиотеку и стал во главе Отдела редких книг, о хранящихся в библиотеке книжных раритетах во многом было позабыто. И Александр Хаимович начал издавать каталоги. Сначала каталог инкунабулов в 1967 году. Потом каталог кириллических изданий, потом каталог палеотипов, то есть книг первой половины XVI века, и потом только вышел каталог Жукова. И наша библиотека выдвигается на одно из первых мест по степени изученности.

Книга всегда требовала огромных усилий, чтобы появиться на свет, быть поставленной на полку. Книги имеют пометы, и поэтому у нас экземпляров некоторых книг может быть и пять, и шесть, и десять — это неважно — для старых книг нет дублетов, и это одно из правил, которые ввел Александр Хаимович.

Александр Хаимович начал издавать каталоги, и после этого каталоги инкунабул появляются в других университетах. Он издает каталог палеотипов — и все начинают издавать каталоги палеотипов. Он издает каталог кириллических книг и впервые вводит сведения: от кого получены, приводит владельческие записи, и это принимается всеми. То есть он был, конечно, новатором. Просто для нас это уже настолько естественно, что его новаторство считается нормой. Но Александр Хаимович — первый. Благодаря ему теперь наша библиотека входит во все сводные каталоги русских и не только русских книг. И наши книги, благодаря его каталогам, стали известны на Западе, а его каталоги получили там очень высокую оценку. Мы входим, по определенному рангу, в число 214 крупнейших мировых библиотек. Мы туда попадаем по традиции, и мы должны эту традицию сохранять.

В 1976 г. Александр Хаимович Горфункель пригласил меня на работу в Отдел редких книг. Мне уже довелось работать в Научной библиотеке в 1968-1969 гг., куда меня устроили друзья, тогда начинающие литераторы. Я работал в экспедиции и каждое утро отправлялся на почту за новыми поступлениями. В экспедиции я работал вместе с Натальей Андреевной Шешиной, которая потом прослужила в библиотеке несколько десятилетий и до самого последнего времени ее возглавляла.

С 1963 года Александр Хаимович Горфункель регулярно ездил в течение многих лет на русский Север в археографические экспедиции на поиски старопечатных кириллических книг, и в одну из первых экспедиций он поехал с ныне покойным академиком Александром Михайловичем Панченко, с которым они дружили. Александр Хаимович представил меня и Владимиру Ивановичу Малышеву — основателю Древлехранилища Пушкинского Дома, который умер в 1976 году. Это был патриарх отечественной археографии, один из самых замечательных людей, с которыми мне доводилось встречаться.

Вольное общество любителей словесности, наук и художеств

В 1850-е годы к нам поступило собрание книг Санкт-Петербургского цензурного комитета. Он находился в этом же здании. Кажется, комитет переезжал, и ему надо было избавиться от книг. Беллетристику мы никогда не покупали специально. Поэтому у нас, кстати, за XIX век масса пробелов, но нам тогда достались бесценные вещи: цензурные экземпляры изданий Пушкина, Лермонтова, Гоголя с указанием дат. В XIX веке была особая процедура поступления книги в печать. Сначала человек относит рукопись цензору, цензор читает и ставит подпись — печатать можно, автор несет рукопись в типографию, а типограф, когда отпечатал, приносит цензору и говорит: «Я вот бумажечку прикладываю, что во всем точно напечатал». Цензор отвечает: «Хорошо, тогда выдаю билет». Сведения о выдаче билета на выпуск книги из типографии и сохранились на книгах Цензурного комитета. Значит, только после выдачи этого билета Пушкин мог свою книжку получить из типографии. Все эти данные вошли в академическое Собрание сочинений Пушкина. Еще в 1930-е годы была опубликована большая работа об этом.

Да, теперь без нашей библиотеки не обходится ни один сводный каталог. Эти сводные каталоги ­— как бы предшественники нынешних сводных электронных баз. Не могу не сказать о нашем сотруднике — Алексее Александровиче Савельеве. Он занимается описанием книг первой четверти XIX века. Он — признанный специалист по описанию редких книг. Алексей Александрович занимался описанием славяно-русских рукописей, хранящихся в нашем отделе, кириллических изданий, найденных на Пинеге в Архангельской губернии, им также составлено описание архива «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств». Это общество существовало с 1801 по 1826 год. Его членами были Батюшков, Пушкин, Дельвиг, Кюхельбекер, Рылеев, почти весь первый ряд русской литературы. Теперь вы можете найти на нашем сайте полное описание архива «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», которое выполнил Алексей Александрович Савельев (http://www.lib.pu.ru/rus/Volsnx/index.html). Это образцовое электронное описание архива, совершенно образцовое.

Стихи для Пушкина

Сейчас мы вместе с Алексеем Александровичем делаем электронную библиотеку. В нее войдет описание университетских экземпляров русских книг XVIII века, не отраженных, к сожалению, почти никак в сводном каталоге русских книг XVIII в., и электронная библиотека поэтических изданий и поэтических сборников XVIII века. Даже третьестепенные авторы теперь будут известны, а ведь это та культура, на которой вырос Пушкин. Это XVIII век, русский XVIII век.

Сделать электронную копию книги современной — довольно просто. А вот сделать электронную копию книги старопечатной — трудно. Начиная с того, что она часто и не разгибается. Кроме того, сначала нужно определить, откуда эта книга, что за издание. Они далеко не все (речь идет об иностранных изданиях) описаны и за XVIII век. Ну хорошо, инкунабулы описаны. Получше описан XVI век, но уже XVII век плохо описан везде. А потребность есть. Мы ведь издаем полное собрание Пушкина с новой текстологией через каждые пятьдесят лет. Рукописи-то одни и те же. А мы печатаем. Потому что наши знания увеличились.

Когда-то мы с Александром Хаимовичем Горфун­келем — точнее, в 1983 году, к 200-летию нашей библиотеки, написали статью «Замечательный памятник отечественной культуры». Вся наша библиотека является замечательным памятником отечественной культуры, а не только ее собрание редких книг. Когда предлагают такие проекты, вполне разумные, как, например, построить для редких книг отдельное замечательное здание, то, конечно, мы не против. Но замечательное здание должно быть для всей библиотеки.

У нас много книг, которых нет больше нигде — мы являемся хранилищем значительной части национального книжного репертуара. То есть мы не просто библиотека, к нам должно быть особое отношение. Особое отношение заключается не в том, чтобы стоял фельд-

фебель, стояли везде решетки и никого «не пущать». Наоборот, должны быть такие созданы условия, чтобы каждый, кто желает заниматься изучением этих книг, получил к ним доступ. Для этого должны быть читальные залы. Должен быть особый читальный зал для Отдела редких книг. У нас была идея музея книги, например. Она есть, она, быть может, — заработает.

Музей книги

Статья об исторических коллекциях Отдела редких книг, которые могут быть положены в основу музея книги, выставлена на сайте Российской библиотечной ассоциации (http://www.rba.ru:8100/or/comitet/12/mag4/2.html#2). Мы втроем её с Андреем Владимировичем Вознесенским (А.В.Вознесенский проработал в нашем отделе 18 лет, издал выдающиеся, получившие мировое признание каталоги старообрядческих кириллических изданий; в настоящее время возглавляет сектор редких книг Российской Национальной библиотеки) и Алексеем Александровичем Савельевым написали. Необходимость в музее книги постоянно ощущается. Люди к нам идут, и делают запросы, и спрашивают. Но нам нужны помещения для выставок. Ведь книги, как особый музейный экспонат, как та же гравюра — семь дней постояла, всё, полагается снимать. Поэтому должны быть постоянно сменяемые выставки, для этого нужны люди, которые бы этим занимались. Нужны реставраторы, потому что книги часто попадают к нам из археографических экспедиций в плохом состоянии. Но самое главное, чтобы отдел находился, как это принято во всем мире, в неразрывном единстве с библиотекой.

Мы очень надеемся на идею приспособления, как это было задумано в самом начале 1990-х, здания бывшего Физического института под библиотеку. Почему приспособления? В нашем здании, Двенадцати коллегий, только наша часть перекрытий выдерживает эти тяжести, эти наши книги, потому что в 1891 году только эти две коллегии были специально приспособлены, укреплены дополнительными балками. Дальше — XVIII век Трезини — никто нам туда расширяться не позволит, там всё провалится, другие перекрытия. А здание Физического института подходит почти идеально… Чтобы книги не носить, чтобы книги не перевозить, чтобы они не погибли, чтобы они были в центре университета, самое оптимальное — это здание НИФИ.

Там надо сохранить Большую физическую аудиторию в её подлинном виде и использовать для научных заседаний, конференций — это все практика мировая. Мы план приспособления здания НИФИ под библиотеку составили еще 15 лет назад, в нем учли и уже тогда имели в виду, что библиотека будет не библиотекой в прямом её смысле, а информационным центром. Центром, где человек будет работать с электронной информацией и по необходимости обращаться к книгам, при этом каждая книга должна быть доступна, всегда находиться под рукой.

Электронный каталог

На нашем сайте есть электронный каталог новых поступлений с 1995 года, но кроме этого, как и в Российской Национальной библиотеке, есть электронный алфавитный каталог всех имеющихся в нашей библиотеке русских изданий (http://www.lib.pu.ru/ArchiveServer3/login?login=guest&password=guest).

Эта огромная работа, которая была проведена в прошлом году, имеет важнейшее значение, потому что доступный каталог — это сохранность. Мы не имеем права допустить, чтобы после нас пришли другие люди, — и с самыми лучшими побуждениями, и под любым предлогом, расхитили лучшие книги — так же, как в конце 1920-х годов расхитили лучшие картины Эрмитажа, лучшие книги из Публичной библиотеки!.. Сколько тогда ушло и рукописей, и книг за границу под предлогом, что это необходимо!

У нас в библиотеке существует вынужденный запрет: мы не выдаем книги до 1945 года на руки; к сожалению, выдаем их только в читальные залы. И храним их в любом количестве экземпляров. И отечественные, и зарубежные. Почему — 1945 год? Прежде всего потому, что в предшествующие два десятилетия произошло огромное изъятие книг в связи с конфискациями и уничтожением запретных изданий. В 20-е–30-е годы случился обвал списаний непрофильных книг. У нас же в стране масса книг XIX века была списана из публичных библиотек, из общественных библиотек, из районных библиотек, где их было много. Всё было вычищено. Весь этот идеологический книжный террор слишком долго продолжался.

И все же у нас есть собрания иностранных книг, которые сравнимы с лучшими западными собраниями, вот в чем вся суть.

Поэтому смысл не в том, что бы создать из библиотеки сейф, где открывается окошечко, человека ощупывают, — нет, должны быть такие условия, чтобы каждый человек смог спокойно подойти и ознакомиться со всеми этими богатствами. Этой цели должна служить библиотека, которая реконструируется во дворе университета. Если переоборудовать нашу библиотеку, университету еще 50 лет не надо будет заниматься этой проблемой. То есть надо сжать средства в кулак, ударить по проблеме, решить её, и всё — больше вы её не касаетесь. Обычное финансирование, и всё.

Часто говорят: библиотека — лицо университета. Нет, библиотека — это еще и слава университета. Любой сайт откройте, любого американского, европейского университета — там, прежде всего, библиотека. Это гордость, это его богатство.

Хранилище национального репертуара

Ни одна книга на другую не похожа, как и сами библиотеки, добавим, по составу. Они, как говорит А.Х.Горфункель, похожи только в один момент, когда вышли из типографского станка, дальше их судьба абсолютно не похожа. Вырваны страницы, что-то дописано… За книгой всегда история.

Мы будем продолжать описание тех книг, которые у нас есть, готовить новые каталоги. Создание электронных библиотек постепенно наладится. А сама наша библиотека, как хранилище национального книжного репертуара и как памятник русской культуры, тоже будет функционировать соответствующим образом. Только тогда, когда библиотека переедет в новое здание, когда наш университет наконец получит её богатства, тогда эффект, я уверен, будет огромным.

Дмитрий Сергеевич Лихачев в свое время очень хорошо сказал: каждый человек, который работает в библиотеке, знает эту библиотеку ровно на столько лет, сколько он в ней проработал. Один, допустим, 10 лет отдал, следовательно, знает ее на 10 лет, 15 лет — значит, на 15 лет, 20 — на 20. У нас есть сотрудники, которые проработали 50 лет, вот они знают на 50. И здесь нет предела. Это самые ценные кадры. Они знают то, чего не знает никто. И мы их должны беречь, и всегда в традициях наших библиотек было их беречь, и мы их должны сохранять. Это и всем музеям присуще, кстати, и всем архивам. Всегда имеются какие-то события, которые очень важны, которые нигде не зафиксированы, а передаются из уст в уста. Поэтому от этих людей, действительно, зависит всё. Но их нужно сохранять. Именно сохранять таких людей, которые так работают.  

Подготовил Игорь Евсеев

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков