|
|
|
№ 1-2 (3657-3658), 19 января 2004 года
|
 |
|
Вахта памяти
|
|
|
Забвению не подлежит
Но нет забвенья, нет забвенья
Тому, кто в этом был аду
М. Дудин
Пригородный электропоезд медленно поравнялся с платформой, еще секунда, и по всей длине состава из многочисленных дверей хлынула разноцветная толпа дачников. Холодный весенний воздух внезапно наполнился гулом голосов, лишь на мгновенье потонувшем в грохоте отходящего состава. По мере того как люди спускались с платформы, толпа разделялась на отдельные ручейки, которые, в свою очередь, деловито стремились раствориться в лабиринте загородных построек. Но была среди этого потока группа людей, которые как-то не вписывались в целенаправленность всеобщего движения. Внешне они были почти неотличимы от участников этой утренней процессии и выделялись лишь тем, что создавали впечатление людей, впервые оказавшихся в данной местности. Покинув состав, они долго озирались по сторонам и сверяли местность с картой, после чего, наконец, выбрав маршрут, двинулись в направлении урочища Гайтолово. Их было девять человек, каждый из них имел при себе лопату и огромный запас энтузиазма. Так все начиналось, так я впервые шагал в составе новоиспеченного поискового отряда, чтобы принять участие в первой в своей жизни Вахте памяти.
|
 |
Алексей Яковлев, 1-й курс магистратуры химического факультета СПбГУ.
Заместитель командира. В отряде с весны 2000 года, то есть с самой первой Вахты. Участник всех десяти Вахт памяти. Без его «поискового нюха» – мы никуда. Треть найденного – заслуга Лёши. Награжден медалью «За активный
поиск». |
|
Тремя месяцами ранее я не имел ни малейшего представления о поисковой деятельности и существовании поисковых отрядов. Я бы не стал утверждать, что детально разбирался в предпосылках, этапах и результатах войсковых операций, проводившихся в годы войны в Ленинградской области. Но, тем не менее, безусловно, был знаком с основной последовательностью событий, изложенной в доступной литературе. Даже как неспециалисту, мне было совершенно очевидно, что авторы публикаций оперируют, в основном, языком цифр и географических названий, что, читая эти книги, невозможно увидеть войну такой, какой видели ее участники. Я четко осознавал, что за сухим перечислением номеров участвовавших в боях подразделений, невозможно услышать бешеный стук сердец за минуту до атаки, что в округленных цифрах из рапортов о потерях никогда не удастся разглядеть тысячи оборванных человеческих судеб, каждая из которых была по-своему неповторима, что абсолютно невозможно осознать всего трагизма потери каждой человеческой жизни, разглядывая красно-черные стрелки на картах боевых действий.
Может быть, такова природа человеческой памяти, которая инстинктивно пытается оттолкнуть от себя события, чудовищность которых сродни безумству. Я полагал: нет вины авторов в том, что строки их повествований несут скудную и, таким образом, намеренно не- полную информацию о событиях тех дней.
Однако, узнав о поисковом движении, я был немало озадачен самой абсурдностью мысли о том, что районы, которые от центра Санкт-Петербурга отделяют какие-то считанные десятки километров, после окончания боев Великой Отечественной войны, в буквальном смысле, практически не изменились. Иными словами, тела десятков тысяч людей, сгинувших в боях за Ленинград почти за три года войны, по-прежнему лежат на полях сражений. С тех пор как стихли в наших краях последние залпы, оружие и боеприпасы так и остались в охладевших руках павших героев.
Мысль, что эта информация является достоянием общественности, переворачивает сознание. Именно тогда стало приходить понимание того, что вовсе не свойства человеческого сознания определили ту сдержанность, с которой военные историки повествуют о событиях войны, а скорее малодушие, нежелание помнить, а значит, и нести ответственность.
Уже спустя сутки после тех событий, с которых начато это повествование, я столкнулся с плодами какого-то расчетливого фанатизма, с которым на протяжении многих лет проводилась работа по уничтожению памяти о людях, своими жизнями прокладывавших путь к победе. Именно работа, ибо то, что предстало моему взору, является, увы, даже не результатом просто забвения. Вдоль лесных дорог, за которые велись самые кровопролитные бои, аккуратные ряды елочек-одногодок, кропотливо посаженных поверх растерзанных тракторами тел защитников Ленинграда. Ну чем не Аллея славы? – какая омерзительная ирония, а ведь у кого-то поднялась рука, кто-то, должно быть, верил, что делает правое дело.
Если свернуть с дороги и пройти сквозь лесопосадку, то оказываешься на краю молодого смешанного леса, сплошь изрытого траншеями и разнокалиберными воронками. Совершенно очевидно: впереди простираются позиции частей в том виде, в каком их оставили, уходя в атаку или отступая, солдаты Великой Отечественной.
Увидев впервые эту картину, я подумал, что, работая здесь, я смогу с большой степенью достоверности воспроизвести в воображении фрагменты минувших сражений. Но время с присущей ему безжалостностью развенчало эти первые впечатления. Не фрагменты боев и не детали атак открываются там, а лишь картины смертей, многих смертей. При подъеме останков солдата удивительной четкостью поражает ясность картины его гибели, и только. Лишь спустя время и не единожды встретившись на одном участке местности с подобной трагедией одного солдата можно пробовать рассуждать о направлениях, целях, методах – в общем, фрагментах боя.
Покидая в тот год Синявинские болота, я точно знал, что вернусь сюда снова. Неопровержимым фактом стало для меня то, что в настоящее время, спустя уже шесть десятков лет после окончания войны, имена героев, место которым на гранитных плитах мемориалов и на страницах книг, по-прежнему никому не известны. И единственное, чем мы можем не исправить – исправить это не удастся, видимо, уже никогда, а хоть как-то изменить в лучшую сторону эту чудовищную несправедливость – это поехать в те места и своими руками возвращать имена павших будущим поколениям. 
Алексей Яковлев
|
