|
|
|
№ 10-11 (3632-3633), 2 апреля 2003 года
|
 |
|
конференц-зал
|
|
|
Куда нам идти,
чего мы хотим
и что мы строим?
В первый день весны на экономическом факультете работала научно-практическая международная конференция «Мировая экономика на пороге нового тысячелетия», посвященная 20-летию кафедры международных экономических отношений и 45-летию кафедры экономики современного капитализма. Через пять дней корреспондент «СПбУ» беседовал с заведующим кафедрой мировой экономики С.Ф.Сутыриным.
Темой беседы было экономическое положение в России.
– Как прошла конференция, Сергей Феликсович?
– Хорошо. И с моей точки зрения, и с точки зрения большинства участников она прошла очень хорошо, всем понравилось. Все удовлетворены и содержательной стороной, потому что были интересные доклады, присутствовали известные и неординарные ученые, и организационной.
– Сейчас говорят об очень непростой, тяжелой экономической и финансовой ситуации в стране. Так ли это?
– Все познается в сравнении. Мы ведь можем говорить и о том, что имеем сегодня по сравнению с ситуацией семи-восьмилетней давности. Опасения, которые высказываются в литературе и звучали на конференции, в большой степени являются результатом оценки ухудшения тенденций, если можно так выразиться, то есть была некая динамика, довольно неплохая, а сейчас и темпы снижаются, и, как принято говорить, качество экономического роста оставляет желать лучшего, потому что продолжается ориентация на сырьевые ресурсы. Идут разговоры о том, что пора оживить экономику. Конечно, отрадно слышать эти слова и осознавать, что правительство и законодательная власть озабочены нашим положением, но, по-моему, очень серьезных подвижек не происходит. Если же говорить о финансовых моментах, то наше время – время выплаты долгов, это сложный период. Так что я не думаю, что надо в ужасе рвать на себе волосы и кричать, что произошла катастрофа. Но и поводов для особой радости тоже нет.
– В первом докладе на пленарном заседании мы услышали, что денег у нас в государстве не хватает. В одном лишь Международном банке развития столько денег, сколько их имеют все банки России. И шла речь о законопроекте, который бы разрешил западным банкам работать у нас. Я слышал, что Европа такое уже переживала. Опыт говорит, что сначала наблюдается рост промышленности примерно до 10 процентов в год, а потом деньги начинают утекать за границу, и рост снижается до трех процентов, а эта цифра настолько мала, что сравнима со статистической погрешностью. Есть ли у экономистов мнения и решения на этот счет?
– Давайте по порядку. Здесь несколько аспектов, на которые есть смысл обратить внимание. Бесспорно, что у нас слабые банки, небольшие. Они слабые не потому, что их возглавляют никчемные люди и не знают, как работать, но объективно в государстве очень мало финансовых ресурсов. Поэтому вопрос пускать или не пускать иностранные банки, и в какой степени пускать, зачастую понимается таким образом, что вот придут сильные и нас съедят, слабых. Сегодня идут переговоры о вступлении в ВТО, а это определенные финансовые обязательства, это горячая проблема, и понятна озабоченность наших представителей финансовых кругов. Мы все отдаем себе отчет, что нельзя полностью открыться, но ведь и плюсы какие-то есть. Можно, конечно, отложить эту проблему на десять лет, но, по-моему, надо постараться не возлагать этот труд на плечи наших детей, а самим развязывать этот узел. Так что большая открытость, свобода, пространство, где действуют и некоторые западные финансовые институты, безусловно, нужны. Есть некий пакет, и в пакете мы должны это купить, даже если что-то нам и не нравится, но сопрягается с другими, более выгодными приобретениями. И потом, когда мы говорим о приходе иностранных банков, то это не означает, что так уж все бесспорно и бесповоротно, что иностранные банки стоят в очередь, стучатся, а мы их не пускаем. Сильной заинтересованности нет. У нас бытуют определенные стереотипы, которые не совсем согласуются с реальным положением дел. Многие считают, что у нас грандиозная экономика, что все спят и видят, как сюда придти со своим товаром, своими деньгами. Мы сравнительно небольшая экономика, я сейчас не говорю о ресурасах, не говорю о территории, но с точки зрения уровня экономики, развития – все очень скромно. Да и по населению мы были когда-то на третьем месте в мире, а сейчас уже занимаем седьмое. Не то что мы совсем безразличны для западного инвестора, но опасения на сей счет могут быть избыточными. Есть еще одно обстоятельство. Нашим клиентам, то есть потребителям банковской сферы, не безразлично, с какими банками работать, они заинтересованы, по крайней мере на некоторое время, чтобы были надежные источники средств, надежные банки, российским они не доверяют. То есть не я, не вы, а определенная часть населения, наученная горьким опытом, не доверяет, и оснований не доверять более чем достаточно. Западные банки стабильнее. А что касается наших темпов развития, то, конечно, мы наблюдаем печальную картину. Уровень трех- и четырехпроцентного роста явно недостаточен, и не должен казаться достаточным. Мы так упали в 90-е годы, что этими тремя и четырьмя процентами в год мы самих себя догонять будем довольно долго. А уж о сокращении разрыва с развитыми странами и говорить не приходится. Ведь разрыв между нашим уровнем развития и уровнем развития передовых европейских стран и США существенно увеличился за последнее десятилетие. Нашей экономике необходимо больше динамизма. Рост только за счет ресурсов нас не спасет.
– Разъясните вопрос о профиците. Бюджет закладывался из расчета определенной, не очень высокой, цены на нефть, а она, цена, уже несколько лет держится на более высоком уровне. Но эти деньги не тратятся. Почему не растут, или если и растут, то медленно, доходы населения? Почему бы не платить бюджетникам больше? Деньги будут возвращаться в экономику. Может быть, и тут дело в выплате долгов?
– Действия Центробанка направлены на то, чтобы преодолеть малой кровью время максимальных платежей. Кроме того, необходимо создание неких страховых резервов, которые нам нужны для того, чтобы, тратя ресурсы сегодня, не лишить перспективы наших детей. Это практика, существующая сегодня, например, в Норвегии, Кувейте, в других странах, богатых ресурсами. Необходимо различать два момента: профицит бюджета и положительное сальдо торгового баланса, это, бывает, смешивается. Бюджет, по идее, должен быть с профицитом или сбалансирован, но никак не с дефицитом. Мы должны получать больше, чем расходовать, и это не Бог весть какая мудрость. Правда, я думаю, что ориентация на сбалансированный бюджет более правильна. А то, о чем говорили на конференции – это огромный профицит торгового баланса. Мы продаем сегодня значительно больше, чем покупаем, и толково эти деньги не используем. У нас самая несбалансированная в мире торговля, профицит огромен по сравнению с объемом внешнеторгового оборота. И вот это является определенной угрозой. Здесь кроются и проблемы, и противоречия. Если мы не хотим покупать товары у других стран, вводим ограничения, слишком много продаем и слишком мало покупаем, то рано или поздно нам могут ответить тем же самым. Еще более значимая проблема состоит в том, чтобы доходы, получаемые от нашей экспортной деятельности, шли в экономику и направлялись на нужды отраслей, не только зарабатывающих деньги, но и тех, что не имеют сегодня таких благоприятных обстоятельств. Целостность народного хозяйства нарушается. Мы оцениваем как достаточно серьезную проблему восстановление единого хозяйственного механизма, единой экономики. Регионы набрали избыточную свободу, надо что-то делать. Кое-что делается, но далеко еще не все. Мы, например, можем фактически потерять Дальний Восток, у центра до него не доходят руки, а мы наблюдаем там активную миграцию китайцев. Тут появляется второе измерение, отраслевое, целостность экономики нарушается потому, что есть некоторые отрасли, которые замыкаются на себя и на заграницу, продают за границу и покупают за границей. Об этом уже говорилось, и отрадно, что люди обратили на это внимание.
Оценивая перспективные направления развития нашей экономики, хочется отметить, что здесь очень важна система образования. Конкурировать с Юго-Восточной Азией очень сложно, там дешевая рабочая сила, ориентироваться на нефть нам тоже нельзя. Наше участие в мировом образовательном процессе, с моей точки зрения, складывается очень неблагоприятно, мы теряем те позиции, которые у нас некогда были, и сегодня здесь нужно применить интеллектуальные и финансовые усилия для исправления ситуации. Все это многократно окупится. Я глубоко в это верю.
– В России, даже в самые тяжкие времена, всегда были головы. Здравых идей много. Прислушивается ли правительство к этим идеям, слышат ли вас, доходят ли все эти мысли до руководства? Или наша жизнь определяется совсем другим?
– Вопрос непростой, но ответ, хотя и неоднозначный, можно дать. К ученым не обращаются с просьбами: подскажите это, посоветуйте то. Этого нет, и в каком-то смысле хорошо, что нет. Преподавателям некогда создавать такие стратегические разработки, они бегают по лекциям и зарабатывают на хлеб. Зарплата невелика, нагрузка большая, и люди превращаются в говорящие головы. Может быть, наука – не искусство, но служенье муз не терпит суеты, надо бы подумать, посидеть, но некогда, надо бегать и тиражировать когда-то сказанное. Но то, что деятельность высшей школы, в том числе нашего университета значима для решений, принимаемых наверху, – это бесспорно, эти вещи хорошо известны, но их можно и повторить. Кем мы сейчас управляемся? Президент, министр финансов, вице-премьер, министр обороны, председатель федеральной комиссии ценных бумаг, председатель комитета по антимонопольной политике, советник президента по экономическим вопросам – наши выпускники, если что-то нам не нравится, то пенять, что, мол, власть плоха, нам неуместно, значит, мы их такими воспитали, так научили. Давно известно, что менталитет тех, кто стоит у кормила власти, определяется образованием, тем, чему их учили двадцать лет назад в университетах.
Наверно, я утрирую, дела и с точки зрения краткосрочного влияния обстоят не совсем однозначно, есть симпозиумы, различные каналы для того, чтобы довести информацию, например, Петербургский форум и прочее. Влияние есть, конечно. Но мы до сих пор не определили для себя, чего же мы хотим. Есть дефицит стратегического мышления, нет дискуссии, мы сломали все, чтобы ничего не оставить. Но что же мы хотим построить? Внятного ответа на этот вопрос мы не имеем.
– Все хотят, чтобы мы снова стали великой страной, правда, каждый под этим понимает что-то свое...
– Великая страна, достойная жизнь... Это на уровне: лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Хочется услышать более содержательный план. Социально ориентированное рыночное хозяйство... Но это тоже: что хочу, то и понимаю. Пока нет стратегии, тактические вопросы повисают в воздухе, неясно, куда идти, чего хотим. Строим капиталистическое общество? Да, строим, хотя многим и неприятно слышать такие термины. Когда все идет по накатанному пути – легко, а в сложные, трансформационные времена необходима стратегия... 
С заведующим кафедрой мировой экономики С.Ф.Сутыриным
беседовал Александр Шумилов
|
