И битвы, где вместе рубились они
А.С.Пушкин "Песнь о Вещем Олеге"
...А шляпу с гусиным пером
Стыдливо засунул в нужник...
Иваси
Рок-н-ролл мертв, а я еще нет!
БГ
Василий Голубев
выставочный зал
| Бойцы вспоминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они А.С.Пушкин "Песнь о Вещем Олеге"
|
Искусство — примитивизм на бытовые сюжеты: мужики у пивного ларька, женская заколка на столе с закуской. Названия картин поясняют эмоции, которые вкладывал автор в свои творения: “Домой не хочется...”, “Забыла...”. Медленное ленивое искусство, движения души двадцатилетней давности, полное отсутствие признаков современности. Картины В.Голубева — будто фотографии. У каждого найдется пара десятков карточек, где избражено застолье по тому или другому поводу: красные физиономии друзей в желтом свете люстры. Впрочем, такие фотографии потому и хранят, что они говорят об изменении времени, напоминают о самых мелких чертах прошлой жизни.
Последние годы, наполненные тотальной модернизацией, опровергают любимое утешение обывателя, не поспевающего за переменами: “Все новое — хорошо забытое старое”. Митьки старое забыли — пить бросили, купили по сотовому телефону, стали скрывать своих натурщиц (последние просто перевелись — мансардная романтика и кошки великих художников перестали интересовать юных красавиц). Время вроде бы не позволяет есть зельц и носить тельняшки: во-первых, невкусно, во-вторых, немодно. А в-третьих, за это почему-то перестали уважать. Приходится приторговывать иномарками и старательно всем напоминать, что, мол, я был митьком. И не год, а десять лет. Чего напоминать-то, и так все видно!
Недавно захожу в видеопрокат на Невском: стоит старик Гребенщиков. Длинные седые волосы, огромные темные очки — похож на тролля. Живая легенда питерского рок-н-ролла сдает голливудский боевик. И ни одного фаната вокруг — никто больше не хочет выпить с ним портвейна.
Кроме того, они перестали дружить. Нет, с БГ все митьки по-прежнему в хороших отношениях: с ним трудно поругаться, — он почти недоступен для общения. А вот “братушек” и “сестренок” больше не стало. Зато “братки” появились. У Тихомирова почти нет долгов, соответственно, и друзья ему теперь не нужны. Вася Голубев купил машину и на презентации выставки “Клуб застенчивых антисемитов” важно говорил об этом с кем-то из приятелей-зрителей благодарных.
Приятель: «Я вижу, ты купил машину. Картина твоя “Утро нового года” — об этом, да? Взгляд на мир через лобовое стекло — это интересно. Кстати, какая у тебя тачка? А у меня “Ауди” подержанная — полторы тонны. Уже месяц катаюсь».
Все закономерно: взгляд на новый год через стекло подержанной, но недавно купленной машины — вот они, митьковские признаки современности, на первый взгляд незаметные. Голубеву нравятся его творения. Он вроде бы даже не задумывается над пиаром: мне, говорит, все равно, какая публика смотрит, я, мол, соцопросов не провожу, аудиторию свою не вычисляю.
А чего вычислять-то? И так все понятно: те, кто на этих картинах изображен — и есть аудитория. Те, кто вместе с Васей Голубевым жил-пил, — те и прутся от того, что видят: бутылка водки—хвост селедки, и эмоция: хай-нане, с балета Гаяне! Мол, сейчас скоротаем вечерок.
Кстати, возвращаясь к митьковской дружбе: к Голубеву митьки не пришли — коротали свои вечерки по отдельности. Они давно друг к другу на тусы не ходят: чтобы быть митьком, нужно, оказывается, быть самым главным митьком, то есть единственным. Единственным остался только Митя Шагин. Он, как говорят, с тельняшкой по-прежнему не расстается. И машины у него нет. Впрочем, сейчас каждый, у кого нет машины — митек. В смысле — чудак такой. В бочке живет.
Вернемся к Голубеву — право на воспоминания, конечно, все имеют. Но что характерно — предыдущий его глобальный проект (выставка картин и выпуск одноименной книжки) назывался “Увертюра для подвига”. И вот, значит, подвиг свершился — создан “Клуб застенчивых антисемитов”. Автор выставки считает, что 80% его зрителей — юдофобы, и что вывеску “Клуб застенчивых антисемитов” нужно прибивать на российских пограничных столбах.
С просьбой подписать книжку к автору выставки обращались и те, кто в клуб входит, и те, кто явно не подходит.
— Антисемиты не хуже тех, кто антисемитами не является. Меж тем антисемиты все время подвергаются притеснениям. Эволюция моего творчества, — говорил В.Голубев, — заключается в том, что прежде картина считалась законченной тогда, когда мне надоедало ее писать, а теперь у меня есть время присмотреться, дописать. Тема моего искусства — уютная скука. То есть любимое. И не предлагайте мне обратить внимание на что-нибудь более, по-вашему, прекрасное, чем то, что я рисую. Я еще в школе обалдел от этюдов. А зрителю нравится видеть то, что ему знакомо. Я хочу поднять проблему социальной политики — национальный вопрос. Я сам себя считаю талантливым конъюнктурщиком, поэтому не стесняюсь.
Не стесняться — для этого, несомненно, нужен талант. Митьки — люди талантливые. Не стесняются в свои неполные семьдесят рассчитывать на славу и на любовь нового поколения. Потому что старое уже вроде бы полюбило. Впрочем, судя по всему, фокус с конъюнктурой не удался — те, кто тельняшек отроду не носил, себя в картинах Голубева не узнает. Да и застенчивых в новом времени почти нет. С антисемитами — непонятно, впрочем, молодым, ей-Богу, не до этого. А вот митьки — застенчивые. Застенчиво вытаскивают наружу краешки тельняшечек. Убеждают, что это искусство, стоящее их крутости. Но нет — конец полосатым кошечкам!
В малоинтересной для “дебиловатого среднего читателя” книжке В.Голубева “Клуб застенчивых антисемитов” (определение публики почерпнуто из вышеназванного произведения) есть такие строчки:
“— Спасибо вам, братцы, — прошептал Торчила, стыдливо икнув безалкогольной шипучкой. — Спасли вы меня от натуральной гибели.
— И тебе спасибо, — охотно ответила Канашка, — без тебя мы бы и не собрались. А так — и в бане попарились, и хорошему человеку помогли. Мы же тебя любим: ты у нас талантливый.
— Да, — едва не разрыдался Торчила, — это правда. Вы, вот, понимаете. Нам, талантливым, ведь так немного надо!
— А чего именно и сколько? — полюбопытствовал Пашка.
Торчила понизил голос, будто готовился сообщить страшную тайну.
— Нас надо оберегать от сравнения с неталантливыми, — и сам обалдел от своей мудрости. Заулыбался.
— Мы и не сравниваем, — загулила Наталья, — для нас ты всегда был самым лучшим.
— Здесь тебя точно никто сравнивать не станет, можешь быть спокоен”.
На том, собственно, презентация и завершилась. После фуршета ее участники вновь засунули поглубже свои платочки в полосочку.
Елизавета Агамалян