№ 6 (3728), 5 апреля 2009 года
главная | оглавление | <... | ...>	выпускники

Награда в начале пути…

Конкурс проводится Фондом World Press Photo, существующим с 1955 года под покровительством принца Королевства Нидерландов, для привлечения внимания к фотожурналистике и пропаганды своей деятельности. Каждый год выставки призеров World Press Photo показываются в 45 странах мира (в 2007 году выставки World Press Photo посетило около 2 миллионов человек).

Александр Таран. Фото Никиты Инфантьева.

Первые шаги в фоторепортаже Александр Таран сделал в журнале «Санкт-Петербургский Университет» в 2001 году. Дружеские отношения с журналом не прерываются и сейчас, и мы решили задать ему несколько вопросов «по поводу».

— Премия World Press Photo по сути означает мировое признание — какие перспективы отрываются для вас в связи с этим событием?

— О мировом признании и перспективах можно говорить пока условно. Результаты были объявлены 13 февраля, вручаться премия будет в Амстердаме с 1-го по 3-е мая. Это большое событие в фотографическом мире: съезжаются лауреаты, и каждый, получая премию, представляет себя и своё творчество. А ещё съезжаются агенты, представители СМИ, вот тогда, возможно, откроются перспективы. Но, в принципе, ничего так сразу не «повалило», ничего не произошло. Изменился статус, ведь для фотографа премия World Press Photo — это как Оскар в кинематографе и это, конечно, что-то невероятное. Для меня это чудо! Но «путёвкой в жизнь» пока это не стало. И я не стал резко лучше снимать, Но, может быть, отношение немного изменилось. Но скорее среди фотографов, тех, кто знает, что это такое. А средствам массовой информации, мне кажется, всё равно, по большому счёту.

— Премию вы получили за спортивный сюжет. Спортивная фотография — это специализация или так случайно получилось?

— Специализации, как таковой, пока не сложилось. Я ведь сравнительно недавно в профессии… Спорт — тема интересная. Вдохновляют, так скажем, спортивные достижения, поэтому какую-то часть времени я хотел бы посвятить и спортивной фотографии, российскому спорту. Но нельзя сказать, что это всё, что я хотел бы делать, ведь фотография так многообразна. Мне нравится чёрно-белая документальная фотография, больше в искусство уходящая. Я на плёнку снимаю, печатаю. В мире это существует, и мне в этом направлении тоже хотелось бы развиваться. Но в фотографии всё так переплетено, и что-то на виду, а что-то ты делаешь для себя.

— То есть два активных сюжета: репортёрская, журналистская работа — и то, что делается для души, то, над чем можно подольше поработать, подумать?

— То, чем я занимался до сих пор, и чем я хотел бы заниматься — это скорее поиск золотой середины, попытка объединить профессию и увлечение. Я долго работал в фотографическом агентстве. Агентская фотография специфическая: лаконичная, ясная, понятная, производится в сжатые сроки, отнимает очень много времени и сил и требует особых навыков. Кто-то остаётся в новостной фотографии, в агентской, но мне больше нравится другая — документальная фотография. Она создаётся в традициях журналистики, то есть это — не постановка, это исследование жизни. Пожалуй, жанровая фотография. Мне долгое время нравилась street photography — уличная фотография, есть такое направление на Западе. На мой взгляд, наиболее правдивый жанр, поскольку над ним не довлеет информационный повод, новость, задание. Жанр, конечно, творческий, но поскольку он в традициях журналистики, здесь имеет место синтез. Мастера этого жанра создают потрясающие изображения, которые иногда говорят даже больше, чем журналистские фотографии. Пока — да, документальная фотография — это, получается, работа скорее для себя. Но такая фотография широко присутствует в журналах, в основном, к сожалению, в западных. А у нас — она признана только среди любителей фотографии… Конечно, я пытаюсь воплотить в жизнь какие-то свои мечты, но при этом нельзя упускать из виду реальное положение дел. То есть я не могу заниматься только своей фотографией…

ГЕРМАН ПАВЛОВ, руководитель студии «Силуэт» Санкт-Петербургского городского дворца творчества юных: — Александр Таран был заметен с самого начала. Он пришёл в фотостудию будучи ещё учеником гимназии при Русском музее. Возможно, он выбрал себе такое средство выражения — фотографию. Во всяком случае, как мне кажется, долгое общение с шедеврами живописи оказало определённое влияние. И занимался он иначе, чем другие. Он всегда был «обучаемым», умел анализировать, исправлять ошибки. Умеет смотреть и видеть. Эта серия снимков, которая получила вторую премию на World Press Photo — возможно, начало нового этапа в его творчестве, хотя в нынешних условиях трудно говорить о полноценном использовании творческого потенциала. Но Александр, в любом случае, не затеряется.

— Уже удавалось где-то реализовать свои идеи? Как серию снимков, как какой-то проект?

— Нет, пока не удавалось. Может быть, при наличии какого-то статуса это будет возможно, в качестве авторского портфолио. Трудно развивать это направление при отсутствии интереса со стороны издателей и ограниченного интереса со стороны публики. Это, скорее, востребовано на Западе. Может быть, там культура фотографическая гораздо больше развита даже на простом, бытовом уровне: понимание фотографии, любовь к ней. В Петербурге, в Центре Росфото, в Московском доме фотографии проводятся интересные выставки и посетителей бывает довольно много. Но большей частью выставляются мастера западные.

— Это некий пиетет перед Западом или там жанр этот более развит? Может, это следствие более высокой фотографической культуры?

— Трудно сказать. Мы ведь равняемся на западные достижения в фотографии, и вот этот культ Картье-Брессона и традиций, которые он зародил, — это же западная фотография, и все, без исключения, под влиянием этого, в том числе и мы. И идём, естественно, на западных мастеров. Но есть такое ощущение, что у нас к самим себе такое отношение несправедливое: мол, это не Картье-Брессон, а Иванов-Петров… В интернете ещё можно видеть какие-то выставки on-line, иногда выставляются весьма достойные фотографии, но они только в интернете живут, а в интернете ведь можно увидеть только сюжет и композицию — больше от фотографии с экрана ничего не получаешь. А вот когда выставка, или книга — совсем другое дело, там совершенно другие средства выражения.

— Были ли у вас персональные выставки и остаётся ли после них что-то — впечатления, мнения, выводы, творческое общение?

— Больших персональных выставок у меня не было. Я делал выставку агентства «Интерпресс», где я работал, на Факультете журналистики. На мой взгляд, организационно всё прошло удачно, мы представили фотографов, которые работали в агентстве. Мне пришлось заниматься отбором фотографии. Выставку открыли, она какое-то время провисела, но какого-то особого внимания не привлекла. Ещё была выставка в Университете, к 275-летию. Тогда я работал в журнале, и главный редактор — Наталия Николаевна Кузнецова — поручила мне её организацию. Тема выставки — «Лица Университета». Я был рад, что можно было свободно работать — встречаться с людьми, делать их портреты, и сделал всё так, как хотел, как на тот момент мог, в соответствии с моими тогдашними представлениями. Я учился тогда на втором курсе. Сделал фотографии, сам напечатал. Но это не было каким-то итогом.

Александр Таран. Журналистская судьба может забросить куда угодно. Фото Ильи Снопченко.

Мы общаемся с коллегами, что-то для себя уясняем в творческом плане, какие-то выводы для себя делаем. После выставки «Интерпресса» я сделал вывод: как мало хороших фотографий! На выставку отбирали по пять фотографий от каждого автора, но это было для кого-то — архив за пять лет, для кого-то — за три… Для меня это прозвучало тревожным звоночком: снимаешь каждый день, бывает по несколько съёмок в день, а на выходе не можешь выбрать фотографию, которая бы что-то о тебе говорила. А если, скажем, рассматривать выставку как продвижение автора, темы, то реальная жизнь выставки — один день.

— А как начался путь к этой непростой профессии? Сейчас у вас уже есть о ней какое-то представление, а с чего всё начиналось?

— Я бы хотел вернуться к премии World Press Photo. Для многих такая награда является итогом, этапом, признанием многолетнего труда. Так вышло, что у меня всё случилось в самом начале. У меня нет какого-то «багажа», я даже не очень хорошо представляю, что буду рассказывать о своей работе в Амстердаме… А началось всё в студии «Силуэт». Там потрясающая школа!

— В фотостудию «Силуэт» Дворца творчества юных вы сами пришли, по своей инициативе?

— Да, сам. Это случилось в 1999 году. Я попал к отличному педагогу, Герману Павлову. Я до сих пор с ним поддерживаю хорошие отношения. Он действительно учит фотографии. Больше такого глубокого системного подхода я не встречал нигде. Там было всё: и технологии, их в фотографии очень много, и надо это всё знать и понимать. Сейчас это почему-то игнорируется, это видно по фотографиям. А там изучался и чёрно-белый процесс, и ручная печать — там я научился печатать, и могу сказать, что я умею хорошо печатать чёрно-белую фотографию. И любовь к чёрно-белой фотографии оттуда. Четыре года непосредственной учёбы, — и теперь, уже на дружеских отношениях, советуюсь и до сих пор ещё узнаю что-то новое для себя. Там, по сути, всё сформировалось, и любовь к фотографии возникла. Потом был журфак.

— А у вас к моменту поступления на Факультет журналистики был какой-то опыт практической работы?

— Нет, опыта ещё не было. Снимать я начал в Университете. К этому делу меня, второкурсника, привлекла Наталия Николаевна Кузнецова, главный редактор журнала «Санкт-Петербургский Университет». Она вела у нас на факультете семинар и пригласила меня «поснимать» для журнала. Михаил Юрьевич Дмитриев, который тогда работал фотокорреспондентом в журнале, собирался уходить в другое место и на его место пригласили меня. Я тогда вообще ничего не знал о репортажной съёмке. Наталия Николаевна не «давила», не было мелочной опеки, и это дало возможность довольно мягко и комфортно войти в профессию, почувствовать её. Были установки, как снимать «первые лица», но в остальном я чувствовал себя свободным. Хотя я не всегда соглашался с её оценками. Но в рамках университетского издания я смог прикоснуться к азам журналистской работы.

В Университете случались и большие события, скажем, «Петербургский диалог» с участием Президента В.В.Путина, на который я пробрался, не имея аккредитации. Там я смог увидеть, как работают профессионалы. Получилось так, что благодаря Наталии Николаевне в рамках журнала я смог мягко, безопасно войти в профессию, понять, что к чему. Очень помог Михаил Юрьевич Дмитриев, прекрасный фотограф. Я приносил какие-то снимки, он смотрел и что-то говорил. Говорил мало, но по делу. Не было такого — чтобы он за меня переживал, «радел» как-то по-особому. Смотрел мои снимки, байки не рассказывал, говорил мало и по существу. И его советы имели отношение именно к ремеслу, к профессиональной работе. Советы были простые, он не любил разных пафосных разговоров. Он любит фотографию, он всегда со своей «леечкой», хотя он уже и «цифрой» владеет. Какой-то системы воспитательной у него не было, но была любовь к фотографии и понимание профессии. Как-то я снимал в Петергофе стеклодува, принёс, показал. Снимаешь ведь каждый раз по каким-то схемам, правилам — вспышка, свет... А он посмотрел и сказал: «А ты бы взял газетку, свернул и поджёг. Газеткой над ним маши — и снимай». Ведь это же тоже свет, цвет пламени, атмосфера. Но часто в своих задумках или в понимании, оценке результата ты дальше, чем ты можешь сделать в настоящий момент. И даже понимаешь, что и как, и как можно по-другому, но не всё можешь реализовать.

Тут важен какой момент: во Дворце я получил представление о фотографии, научился чему-то, но как фотограф-репортёр ещё не умел ничего. В школьном возрасте, на первых курсах, — это такая «безопасная» фотография. Можно снимать натюрморт, своих друзей — это очень комфортно, ты получаешь удовольствие — от процесса, от творчества. Но в какой-то момент возникает вопрос: а ради чего ты всё это затеял? Надо куда-то двигаться, а чтобы куда-то двигаться, ты должен ставить вопросы профессионального роста. После этого ты начинаешь работать. Здесь творчества уже очень мало. Профессиональный рост — это совсем другие законы. Однажды, когда я снимал известного драматурга Евгения Гришковца, я услышал вопрос из публики о творчестве и вдохновении. Он ответил: «Я уже давно не пишу по вдохновению. Вдохновение — это не профессионально». (Смеётся.)

— А искания в духе авангарда, постмодернизма как-то привлекают?

— Тут важно понять, что фотография многообразна. Это тоже фотография, но она другая. Часто говорят, что это — не фотография, но… это просто другая фотография. Цифровая техника добавила другие возможности, другой визуальный язык. В литературе ведь тоже существуют разные жанры. Так и в фотографии. Меня, скажем, больше документализм интересует, реализм. И журналистика.

— Часто говорят, что техническое оснащение имеет второстепенную роль, поскольку снимает фотограф…

— Далеко не второстепенную! Конечно, само собой разумеется, снимает фотограф, но все эти разговоры про то, что снимать можно и ведром — это чушь полнейшая! Это моё мнение. Да, это любят на семинарах, для красного словца вставить, но это невозможно. Для хорошей съёмки должна быть хорошая аппаратура, иначе сложно бывает раскрыть замысел полностью. Нельзя, например, снимать спорт с «полтинником» одним (объектив с фиксированным фокусным расстоянием 50 мм — С.У.). Каждая съёмка требует своей аппаратуры. Что-то можно реализовать средствами минимальными и это будет уже другая фотография. Скажем, легендарная «Leica», небольшая плёночная камера, для документальной фотографии на улице — это здорово. У меня есть камера Minolta Highmatic, она бесшумно снимает, очень маленькая — для съёмки на улице она подходит прекрасно. Но возможности её ограничены, ею спорт снимать не станешь. Техника очень важна, и вообще, занятие это дорогостоящее.

— Насколько вам важен контакт с объектом съёмки? Картье-Брессон, которого мы уже не раз вспоминали сегодня, как-то признался, что он никогда не разговаривал с объектом съёмки, ему было неловко.

Александр Таран. Вижу цель! Фото Андрея Кульгуна.

— Это всё мифы! Это от ситуации в первую очередь зависит. Так много мифов вокруг Картье-Брессона. Всё это вбивается в голову начинающего фотографа, и в начале карьеры ему все эти мифы сильно мешают. Каждый на себе испытывает это: ты что-то делаешь, а вот Картье-Брессон — такой ещё есть миф — он ведь снимал только полтинником, а у меня совсем другой объектив; думаешь: наверное, это неправильно. В профессиональной среде вообще много таких разговоров. Когда сам снимаешь, не всегда понимаешь, как все эти рассказы сочетаются с действительностью. Пишут, что ради одного кадра Картье-Брессон стоял по шесть часов на одном месте, или расходовал плёнку километрами, или, наоборот, делал по одному кадру. Думаю, всё зависит от ситуации. Снимал он, конечно, всем, чем можно, и столько, сколько нужно было для реализации задачи.

— Есть ли у вас кумиры в фотографии? Или люди, к творчеству которых вы относитесь с уважением или которые повлияли на вас?

— Ну, конечно, Картье-Брессон, конечно, повлиял, заложил традиции. Его творчество неисчерпаемо. Естественно, сначала находишься под его влиянием. Но всё равно нужно выбираться оттуда, соблюдая традиции, конечно. Влияют не только мастера. В интернете на фотосайтах есть подборки фотографий — «выбор редактора». Фотографы смотрят и думают: наверное, это такая тенденция, направление такое. Это очень мешает. Так мне, с моим небольшим опытом, кажется. Даже если взять World Press Photo, и то, как я серию эту снял — я могу сказать, что снимал я её не так, как я снимал до этого.

— А как получилась эта серия? Это действительно не то, что вы снимали раньше, совсем не похоже на ваши работы для фотоагентства. Снимки лаконичны по сюжету и очень динамичны. И, кроме того, очень необычный цвет — плотный, немного жёсткий.

— Да, это специально так было сделано. Всё доведено до того, что вы видели, — в рамках допустимого в фотожурналистике. Добавлен контраст и наложена маска, чтобы отделить фон. Эта серия вообще создавалась иначе, чем те, что я снимал для агентства.

Вначале предполагалось снимать только Фёдора Емельяненко. Он чемпион мира по боям без правил, спортсмен-профессионал, человек-легенда. Известен во всём мире как «непобедимый российский боец». Выступает в профессиональных турнирах и в любительских — по самбо. Здесь, в Петербурге, он выступал в Чемпионате мира по самбо. Соревнования проходили три дня. Емельяненко выступал в самый последний день, но я решил «потренироваться». Любая съёмка требует определённых навыков, а спортивная, может быть, особенно. Самбо — спорт очень динамичный и напряжение чувствуется даже во время разминки.

К этому времени я уже не работал в агентстве, не был связан какими-то сроками, правилами. Это дало возможность освободиться от стереотипов, правил, и появилась идея сделать репортаж, серию снимков о виде спорта. Может быть, как начало большого проекта о спорте. Вначале я снимал, ещё не понимая, что будет в конце — были только общие идеи. Заставил себя поработать, поснимать без условностей и стереотипов, которые обычно насаждаются заданием, или редакционной политикой. Поснимать для себя, для удовольствия.

— Сюжет сам развивался?

— Я даже ещё не знал, как всё сложится. Представление было самым общим. Нужно было иметь динамичный снимок, какая-то деталь, что-то ещё. Пытался следить, как происходит бросок, за выражением лица. Что-то не успел снять — ищешь повторения, что-то типичное для этого вида спорта… Первые два дня были в чистом виде работой для собственного удовольствия. Было время рассмотреть то, что уже сделано, вернуться к непроработанным сюжетам. Во время съёмки что-то упускаешь из виду, здесь можно было вернуться, доделать. Работа была проделана большая, — гораздо больше, чем в обычном репортаже. Результат — порядка четырёх тысяч кадров! Но к концу третьего дня казалось, что «нужных» кадров ещё не было. Публикация, для которой я готовил эту серию, не состоялась, и у меня появилась возможность ещё поработать с этим материалом. Две недели из четырёх тысяч кадров я выбирал. Как таковой, идеи не было, вернее, было несколько расплывчатых. Хотелось показать что-то характерное для самбо — напряжение, жёсткость, жестокость. Потом хотелось сосредоточиться на спортсмене — взять простые сюжеты, крупные планы… Хотелось подчеркнуть какой-то этнографический элемент. Обычно, работая в Африке, Индии, мастера пытаются уйти от поверхностного туристского взгляда. Мне же хотелось, наоборот, этнографический элемент усилить. Красно-синие борцовки, шлемы, перчатки… Внешне форма очень невыразительна. Если поставить задачу снять просто спортсмена — это будет некрасиво. Но если подойти к форме спортсмена, как к национальному костюму. Я словно снимал племя, со своими ритуалами, костюмами… Потом была идея сосредоточиться на цветах: красный, синий, ничего лишнего. Чёрно-белыми такие снимки смотреться не будут. Если там будет больше цветов, это будет рябить. Фон очень «грязный», сюжет от фона изолировать очень трудно. Я специально искал такие точки съёмки, чтобы уйти от всего этого, и оставить цвет — красный-синий. Под эту идею отобрал снимки, напечатал — почти без обработки, стал смотреть. Но всё равно чего-то не хватало. И тогда я решил поработать с маской, чтобы совсем «оторвать» сюжет от фона. Вся работа была довольно нетипична. Времени было много, можно было спокойно, без спешки, отбирать, размышлять, снова отбирать, перекладывать, сравнивать. Я подумал, что это правильно, так и должно быть для нормальной работы с фотографией. Этого практически нет в работе с новостной фотографией, там другая специфика. Но в результате такой необычной работы сложилась нетипичная для меня серия. Результат даже для меня оказался неожиданным.

Вторая премия за серию фотографий о спорте (Sports Action 2nd prize stories) была присуждена Александру Тарану за снимки, сделанные на Чемпионате мира по самбо в Петербурге. Здесь мы приводим три из девяти фотографий серии.

— Может быть, эта серия оказалась типичной для World Press Photo?

— Не знаю. Результаты иногда вызывают такие споры среди профессионалов… В олимпийский год побеждают две серии прыжков в воду плюс моё самбо. (World Press Photo 2008: первая премия в номинации «За серии спортивных снимков» — Винсент Лафоре (Vincent Laforet, USA) — за серию «Divers»; третья премия — Джулиан Абрам Уэйнрайт (Julian Abram Wainwright, Canada) — за серию «Men’s 10m platform divers», сделанную на Олимпийских играх-2008 в Пекине, и вторая премия — Александр Таран — за серию снимков, сделанных на Чемпионате мира по самбо в Петербурге). Конечно, я не ожидал! Когда я сделал эту серию, возникло ощущение, что она сложилась — ни прибавить, ни убавить... Публикация так и не состоялась, а эту серию я отправил в жюри конкурса. Когда меня поздравляли знакомые, коллеги, они говорили мне: «Теперь мы видим, что это возможно!» Но я был полностью ошарашен, для меня это было что-то недосягаемое. Помню, сидел во Дворце пионеров, рассматривал снимки с World Press Photo — победа в конкурсе казалась невозможной, и вдруг!.. Я знал, когда будут результаты, даже настроение с утра испортилось, и вдруг увидел фотографию свою в ленте новостей… Больше всего поразило то, что премию дали за серию. И мне приятно, что это репортаж из России и это российский спорт, не экзотика, снятая в джунглях.

— У вас получилась довольно необычная в сравнении с вашими предыдущими работами серия. Значит ли это, что найден свой стиль, своя техника? Или всё же есть ещё желание повторить удачные образцы?

— Желание следовать чужим образцам, самым лучшим, конечно, — бывает, но лишь в самом начале работы. Потом быстро понимаешь: твоя хорошая фотография все равно будет сделана по-другому. Наверное, в этой серии сложилось что-то новое. Ведь из работ за те три года, что я снимал для агентства, мне не удалось выбрать ничего такого, что стоило бы послать на конкурс. Попадались довольно хорошие, добротные карточки, но они настолько разрозненны, настолько сиюминутны… Людям, которые включены в этот новостной процесс, они могут показаться интересными, — знакомые персоны, сняты оригинально… Но не было такого, что могло бы быть интересно само по себе. Есть некоторое количество снимков, которые я делал для себя — чёрно-белые фотографии, среди них, возможно, есть что-то характерное, о чём можно сказать: да, это моё. А в профессиональной работе ничего такого не было. Так что этот репортаж может оказаться стартом нового этапа. Это не итог, я не могу сказать: вот, я получил премию, я вам расскажу, как долго к этому шёл. Я честно поработал над этим проектом, и премия — это знак, что я двигаюсь в правильном направлении.

— Как вы пришли в журналистику?

— После школы я не очень хорошо понимал, чем заниматься. Фотографировать мне нравилось, и я хотел продолжать это занятие. Были мысли об операторской работе в кино. Но я выбрал фотографию и пришёл на журфак Университета. Повлияла жанровая фотография, было желание снимать людей. Потом, когда начинаешь работать, оказывается, что всё по-другому, не так, как в студии, и ты теряешься. С другой стороны, ты же опираешься на примеры большого мастерства, именно они привели тебя в профессию, они ведут тебя и ты стараешься как-то «дорасти» до них.

— Если бы не было этой награды, можно было бы с определённостью говорить, что фотография приносит удовлетворение?

— Премия убедила в правильности выбора профессии. Я, конечно, не бросил бы фотографию, но в тот момент я ушёл из фотоагентства, и кризис сделал так, что я ушёл «в никуда», работы было мало. С другой стороны, поступи я «на службу» в периодическое издание, ежедневную газету, например, не смог бы я так долго работать над этой спортивной серией. Но многие ведь уходят из профессии, не дождавшись никакого признания.  

Вопросы задавал Сергей Ушаков

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2009 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков