Олег был очень заметным студентом на факультете. Он участвовал в работе студенческого научного общества, был членом редколлегии газеты, выпускавшейся на факультете, написал вместе со своим другом Олегом Гроссманом (он учился на курс старше нас) стихотворный конферанс к совместному вечеру двух курсов во Дворце пионеров. Оба Олега также написали пародийную стихотворную поэму «Комсомольское собрание». Разумеется, эту поэму читало ограниченное число студентов, авторы могли очень пострадать, стань она общим достоянием. Яркая личность Олега Птицына и без «антисоветчины» вызывала раздражение у некоторых представителей партийно-комсомольского руководства факультета. Было проведено комсомольское собрание курса с обсуждением «барски-пренебрежительного отношения к товарищам комсомольцев Олега Птицына и Владимира Бревдо». Два подобных собрания, где разбирались личные дела двух других студентов (один не пошел голосовать, на другого поступила жалоба его бывшей девушки, ожидающей ребенка), окончились их исключением из комсомола и из Университета. Комсомольское собрание «по делу» Птицына и Бревдо, к счастью, не привело к радикальным решениям. Олег рано начал заниматься научной работой, сначала в качестве экспериментатора на кафедре полимеров, руководимой В.Н.Цветковым, а затем переключился на разработку теории под руководством М.В.Волькенштейна. Их первая совместная работа была опубликована в 1951 году, когда Олег был еще студентом. Работа была напечатана в Докладах АН СССР и называлась «О геометрии линейных полимеров». В ней был предложен метод расчета равновесных характеристик цепных молекул, ставший впоследствии общепризнанным. Авторы смогли на основе этого метода воспроизвести все выражения для средних размеров макромолекул, опубликованные без вывода в ряде работ. В частности, они получили ставшую в дальнейшем наиболее часто используемой формулу Тейлора (опубликованную Тейлором без описания способа вывода), что позволяло им в шутку называть ее «Формула Тейлора, выведенная нами». Олег с удовольствием дарил своим друзьям оттиски этой первой своей работы (как позднее и других работ), сопровождая их стихотворными посвящениями. В частности, на подаренном мне оттиске он написал: Немало различной науки просеяно Здесь нужны пояснения. Я училась на кафедре электрофизики. Среди книг и учебников, которыми я пользовалась, были монография Ф.Ф.Волькенштейна (кузена М.В.Волькенштейна) «Электропроводность полупроводников» и С.В.Птицына (дяди Олега) «Оксидный катод». Работа Олега и М.В.Волькенштейна была тогда совершенно вне моих интересов, однако слова Олега «Быть может, тебе пригодится…» оказались пророческими. Мы окончили Университет в 1951 году. Это было очень страшное время. Борьба с «безродными космополитами», «дело врачей-вредителей» — сильнейший государственный антисемитизм. К счастью, Олегу удалось получить распределение (тогда это было необходимо) в недавно созданный Институт высокомолекулярных соединений АН СССР, где М.В.Волькенштейн заведовал лабораторией. Олег смог успешно продолжать заниматься развитием теории полимеров под руководством и вместе с М.В.Волькенштейном. В написанном значительно позднее сборнике статей об активных молодых ученых раздел, посвященный Олегу, назывался «Путь без извилин». Значительно хуже обстояло дело с распределением других студентов, у которых в пятом пункте анкеты было указано: «Национальность — еврей». Так, мне, на просьбу направить меня на работу в какой-либо институт в любом городе, в министерстве сказали: «Институтов для вас нет» (хотя я окончила Университет с отличием), и дважды направляли меня на разные заводы (конечно, вне Ленинграда) в качестве инженера для замены производственников без диплома. Разумеется, там я была абсолютно не нужна. После долгих мытарств и поездок на заводы и в министерство я получила свободное распределение и начала работать инженером Проектно-конструкторского бюро (ПКБ) в Ленинграде. Тут возникли новые проблемы. Отдел, в котором я работала, занимался контролем, редактированием и изданием справочно-нормативных документов (нормалей). Документы поступали из других организаций, входящих в то же министерство. Однако поступали они изредка. При их отсутствии делать было абсолютно нечего, но нужно было строго «отрабатывать», проводя на работе все рабочее время. И тут мне помог Олег. Он дружески «поделился» со мной своей любимой наукой. Он посоветовал мне заняться в рабочее время решением конкретной задачи о размерах полимерных молекул, организованных несколько сложнее, чем рассматриваемые ранее, и предложил свою помощь. Это определило всю мою дальнейшую профессиональную жизнь. Олег уже в эти свои совсем молодые годы оказался прекрасным руководителем. Он четко знал, что делать и как делать. Хотя я кончала Университет не как теоретик, но помощь Олега и четко поставленная им задача, а также полученное образование и большое количество времени, которым я располагала в ПКБ, позволили мне разобраться в этой исходно чуждой для меня науке, так что уже в 1952 году мы с Олегом опубликовали первую совместную работу в «Журнале физической химии». Еще две совместные статьи были опубликованы в 1954 году.
В 1954 году завершился трехлетний срок моей работы как молодого специалиста в ПКБ. По законам того времени я получила принципиальную возможность поступать в аспирантуру. К 1954 году государственный антисемитизм был уже не столь силен, как три года назад. В 1953 году умер Сталин, было прекращено «дело врачей-вредителей», начались какие-то послабления. Одним из удивительных мест в это время оказалась кафедра теоретической физики физико-математического факультета Ленинградского государственного педагогического института им.А.И.Герцена. Ее заведующий, профессор Сергей Валентинович Измайлов, смог включить в состав кафедры крупных ученых, которые по анкетным данным (пятый пункт или другие «огрехи») были изгнаны с прежних мест работы. Профессорами кафедры были М.В.Волькенштейн, Л.Э.Гуревич (оба прежние профессора ЛГУ), М.А.Ельяшевич. Более того, С.В.Измайлов прилагал большие усилия, чтобы принимать в аспирантуру сильную молодежь, невзирая на анкетные данные. Благодаря Олегу у меня был уже некоторый опыт теоретической работы, были публикации, и я сделала попытку сдать экзамены и пройти по конкурсу в аспирантуру этой кафедры. Попытка оказалась успешной, правда, не сразу. Мне поставили тройку на экзамене по истории КПСС, что не позволило преодолеть конкурс. Однако двух выпускников Герценовского института, принятых по конкурсу, сразу же призвали в армию, и на освободившиеся места стараниями С.В.Измайлова приняли меня и еще одного выпускника Университета, также (и, видимо, по той же причине) получившего тройку по истории партии. Моя работа с Олегом продолжалась и в период моей аспирантуры (где моим руководителем был М.В.Волькенштейн), и позднее, когда я (не без труда, и все по той же причине) была принята в ИВС в лабораторию М.В.Волькенштейна. Олег был лидером в науке. Он много и активно работал, очень рано (в 33 года) защитил докторскую диссертацию. Будучи прекрасным теоретиком, он хорошо знал эксперимент, позднее создал группу, объединившую теоретиков и экспериментаторов. Он понимал общие тенденции развития науки и четко знал не только что и как делать, но и когда делать. Именно поэтому он в дальнейшем перешел от исследования синтетических («дохлых», по его любимому выражению) полимеров к исследованию белков. Но тогда, в 50-е — в начале 60-х годов, актуальной была проблема гибкости макромолекул, особенно важная для «дохлых» полимеров, и именно решению этой проблемы была посвящена часть работ Олега. По-моему, очень важно, что эти работы, начавшиеся его студенческой работой, не только были выполнены в нужное время, но и стали достоянием мировой полимерной науки. Наша с Олегом в то время (под давлением Олега) написанная монография «Конформации макромолекул» вышла не только в СССР, но и в США, и была широко востребована. (Я видела абсолютно истрепанные экземпляры в нескольких лабораториях в США). Активность и таланты Олега проявлялись не только в научных исследованиях. Он был центральной фигурой в институтском коллективе (тогда преимущественно молодежном), будучи, в частности, одним из организаторов и авторов (вместе с А.П.Кавуненко, Э.А.Пяйвинен и С.С.Скороходовым) так называемой «оперетты». Было создано и поставлено несколько оперетт на волнующие коллектив темы. Обсуждались как внутри-институтские, так и внешние проблемы, ведь это был период «оттепели». Приведу пару примеров. Ох, на шею вы мне волокно навесили. Это ария С.Я.Френкеля, которого сделали завлабом для занятий предложенной Москвой проблематикой. А вот из песни Московского гостя : В Москве событий много, Прямым наследником оперетты в ИВСе стало кафе «Молекула», куда приглашались интересные люди. Это тоже был «глоток свободы». Олег активно участвовал в работе кафе. Я вспоминаю, как Олег и Ирина уезжали на своей машине из Ленинграда в Пущино прямо с выступления А.А.Галича, которое, правда, происходило не в кафе (Галич не хотел подводить кафе), а в квартире одного из постоянных участников встреч в кафе. Галич пел все свои песни, всю ночь. Когда в одной из песен прозвучали слова: И вот я зам, — раздался громкий хохот. На магнитофонной пленке выделяется характерный смех Олега. Он уезжал в Пущино как замдиректора нового, созданного при его активном участии Института белка. Вторая часть научной жизни Олега связана с изучением самоорганизации белков, с обнаружением структуры «расплавленной глобулы» и с международным признанием. Подробности же можно узнать из книги воспоминаний: «Олег Борисович Птицын. Человек. Учёный. Учитель. Друг», — М., 2006. Прорыв к свободе общения— Вы не жалеете о том, что не смогли стать экспериментатором и всю жизнь занимались теорией? — Нет, не жалею. Жизнь идёт как идёт, и жалеть бессмысленно. — Чем вы занимаетесь сегодня?
— Тем же, чем и прежде: некими сложными образованиями. В частности, так называемыми «полимерными щётками» — это полимерные молекулы, которые одним хвостом физически или химически привиты к какой-либо поверхности, причём они модифицируют свойства этой поверхности, её взаимодействие с другими объектами и являются частью более сложных систем. — Как происходит работа в вашей группе? — Предлагается какая-то система для рассмотрения, затем анализируется. Если рассматриваются равновесные структуры, то рассчитываются термодинамические характеристики, термодинамический потенциал. Учитываются все возможные взаимодействия, которые могут происходить в этой системе, и все возможные структуры. — Как изменилось сегодня положение учёного и условия для исследований? — Условия для исследований кардинально изменились благодаря тому, что появился компьютер. Это был гигантский прорыв, который дал совершенно новые возможности для общения. Сегодня вы можете общаться с любым человеком в любой точке земного шара, причём дойти до него вы можете, как правило, в течение пары часов. — Это важно для динамики исследований? — Да, разумеется. Кроме того, изменились условия в нашей стране: она перестала быть коммунистической и закрытой и стала открытой — то есть вы свободно можете общаться с другими людьми по всему миру. Раньше подобное общение было практически невозможно. А между тем общение, поездки, конференции очень часто дают толчок к поиску новых направлений, объектов и так далее. Так что открытие страны — это еще один колоссальный прорыв. Правда, сегодня многие вообще уезжают из страны: таковы условия. Сегодня у нас очень тяжелые условия для работы. Молодые люди не могут целиком посвятить себя учёбе и научной деятельности, потому что они вынуждены зарабатывать деньги — просто для того, чтобы выживать. Активные молодые люди очень рано уезжают, унося полученное образование в другие страны. Плохо, разумеется, не то, что они уносят его в другие страны, а то, что у нас в науке не хватает молодёжи. Мне представляется, что на кафедрах физфака университета и, в частности, на кафедре молекулярной биофизики, ситуация в этом плане лучше, чем в нашем академическом институте. К сожалению, никаких положительных изменений в сегодняшнем положении дел я не вижу. — Что стимулирует исследования сегодня? — Интерес. Вопросы задавал Вадим Хохряков © Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2007 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков |