№ 26-27 (3718-3719), 15 декабря 2005 года
главная | оглавление | <... | ...>

Африка... ключ к осмыслению России ?

Выдающийся ученый и учитель Д.А.Ольдерогге любил повторять на своих лекциях: «Африка – это музей человечества». Дмитрий Алексеевич говорил, конечно, в эволюционистском смысле – на Черном континенте и сейчас представлены архаические формы организации жизни, пройденные когда-то всеми народами. Следуя этой научной логике, его ученик В.М.Мисюгин убедительно демонстрировал, как современные африканские реалии могут служить ключом к пониманию истории России. Отталкиваясь от суахилийской терминологии родства, он по-новому посмотрел на период феодальной раздробленности Руси, доказал, что княжеская междуусобица была обусловлена конфликтом между старой и формирующейся новой системами наследования княжеского титула. Впоследствии высказанные им идеи нашли отражение в работах видных специалистов по истории Древней Руси.

Однако события конца 1980-х в СССР и последовавший за ними развал страны показали, что российско-африканские параллели не ограничиваются историей. Общественно-политические процессы, захлестнувшие с началом Перестройки советское общество, имели прямые аналоги в государствах Африки – государствах так называемого «третьего мира». Вспоминаю свое удивление и, я бы даже сказал, растерянность.

В своей книге, которая писалась до Перестройки, я уделил много внимания рассмотрению бытования, как мне казалось, архаических форм сознания на всех уровнях социально-политической иерархии обществ Черного континента. Там было показано, например, что вера в колдовство в ряде африканских государств сохраняется не только в крестьянской среде, но и в образованных слоях общества, включая высокую политическую сферу. Тогда и в голову не могло придти, что вскоре вся эта архаика пышным цветом расцветет в «самой передовой стране мира». Начался настоящий бум колдунов, различного рода магов, прорицателей и так далее, причем не где-то в сельской глубинке, а в Москве и Питере. Знахари и целители вещали по центральным каналам ТВ. Политики также обещали сотворить «чудо», за 500 дней превратить государство в процветающий край с рыночной экономикой (Г.Явлинский), за 24 часа справиться с преступностью (В.Жириновский). Возникли своего рода секты, предводимые бывшими комсомольскими лидерами (например, «Белое братство» во главе с Марией-Дэви-Христос), которые нередко ставили перед собой политические цели. И сейчас вполне серьезно говорится о возможности баллотироваться в президенты колдуна Г.Грабового, прославившегося обещанием воскресить детей Беслана, погибших во время известного террористического акта.

На всей территории бывшего СССР вместо ожидаемых политологами, декларированных борцами за власть «демократических систем» появились авторитарные режимы архаического типа, восточные деспотии, зачастую раздираемые межэтническими конфликтами. Это опять же имело прямые аналогии с Африкой периода деколонизации. Большинство освобождавшихся в 60-е гг. ХХ века колоний первоначально исповедовали демократические ценности, создав политические системы по образу и подобию бывших метрополий, но уже в 70-е годы на всем континенте возобладали государства с однопартийными или военными авторитарными режимами. Наконец, именно революция, как и в Африке, стала основным механизмом смены политической власти в государствах СНГ.

Не случайно именно африканист – Г.Киселев – выступил инициатором сборника статей (Угол зрения. Отечественные востоковеды о своей стране. 1992), в котором востоковеды одними из первых сделали попытку научного (не публицистического) осмысления перестроечных процессов. Мой доклад ««Африканский синдром» в советской перестройке», сделанный в 1991 году на международной конференции африканистов в США, был также спровоцирован известными аналогиями, которые стали еще более очевидны после образования СНГ.

В конце 90-х гг. на поразительные совпадения с процессами, имеющими место в государствах Тропической Африки, обратили внимание отечественные социологи и политологи: «При всей иногда гигантской количественной разнице (степень индустриального развития, урбанизация, образование) можно зафиксировать поразительные совпадения экономико-политической проблематики, с которой сегодня вынуждены иметь дело страны СНГ и африканского континента».

Словом, произошла любопытнейшая метаморфоза: не Африка стала развиваться по модели СССР, что прогнозировалось советскими обществоведами, а наоборот. Оказалось, что Афpика не только «музей» прошлого России, но, в известной мере, образец ее будущего. Причем яркие представители «ленинградской школы африканистики» (по определению известного отечественного знатока Африки В.Р.Арсеньева), похоже, предвидели это задолго до начала Перестройки. В доказательство приведу свои студенческие воспоминания.

В 1970-х гг. в науке активно разрабатывалась тема «государство в Африке», навеянная, прежде всего, политико-идеологическими мотивами – стремлением руководства СССР убедить африканские политические элиты в том, что для молодых государств континента выбор социалистической ориентации развития гарантирует быстрое преодоление социально-экономической отсталости. Правда, этому теоретическому посылу мешало основополагающее положение марксизма, утверждавшее, что построение социализма невозможно без опоры на рабочий класс, которого в большинстве государств Тропической Африки не было в помине. Тогда-то африканисты (прежде всего московские, в большинстве своем добросовестно выполнявшие политические заказы власти) решили, что рабочий класс должен целенаправленно формироваться именно государством (элитой), последовательно проводящим курс на построение социализма по модели СССР.

Преподаватели кафедры африканистики ЛГУ во главе с ее заведующим Д.А.Ольдерогге нарочито уходили в своих лекциях от современности, ориентируя студентов на написание квалификационных работ по истории, языку, литературе, традиционной социальной организации и так далее. Теперь понятно, что они предпочитали вообще ничего не говорить о «животрепещущих темах современности», нежели изначально давать вверенным им молодым людям пример научной недобросовестности, социального конформизма, карьеризма. Подвергать же сомнению теоретические положения, исходящие от ЦК КПСС, было далеко не безопасно.

Занявшись «современной» темой африканских политических элит, я постарался все-таки выяснить мнение Вячеслава Михайловича Мисюгина. Хорошо помню его ответ, сводившийся к тому, что во всех странах, где отсутствует институт частной собственности, роль государства состоит во внеэкономической мобилизации трудовых ресурсов для создания хозяйственно-экономической инфраструктуры, объекты которой должны затем быть переданы в частную собственность. Вроде бы, преподаватель имел в виду развивающиеся страны, к которым СССР по принятой тогда классификации никак не мог быть отнесен. Но указание в качестве главной характеристики «третьего мира» именно отсутствия частной собственности, а значит, и рыночной экономики, говорит теперь о многом. Я тогда с большим скепсисом отнесся к словам учителя, так как много читал наших московских теоретиков по проблеме государства в Африке. Вспомнил эти слова только через 20 лет, с началом полномасштабной приватизации государственной собственности в собственной стране.

Еще один пример. Как-то на лекции В.М.Мисюгин, объясняя суть идеологии культа предков, широко представленной в культуре народов Африки, а также ее роль в наследовании титула вождя, вдруг заговорил об СССР. Его мысль сводилась к гипотетической ситуации реставрации в СССР монархии, когда, по его мнению, население сочло бы подобный шаг легитимным в случае, если бы трон занял законный наследник из рода Романовых. Выбор примера мне показался странным; наверно, поэтому я его и запомнил. Сейчас же подобный поворот нашей политической системы представляется очень даже возможным. Добавим логику: нынешний президент был, по сути дела, назначен предыдущим в качестве наследника, задача выбора достойного продолжателя дела стоит и перед ним самим. Об этом рассуждают большинство политологов, как бы забывая, что вообще-то по нашей Конституции президент избирается всеобщим голосованием. Они же, не без оснований, уверены в том, что с выбором верховного правителя население безоговорочно согласится. Глядишь, чтобы наследника знать заранее, соответствующим образом воспитывать с детства, и перейдут к монархической форме правления...

Сегодня ученые, наблюдая архаические проявления в поведении россиян – стремление к сакрализации власти или к уравнительному распределению ресурсов – все чаще характеризуют современную Россию как «традиционное общество». Иногда констатируются также «нарастающая демодернизация российского социума, возврат к архаическим формам жизнедеятельности, которому подвержено большинство населения страны».

Нечто подобное наблюдалось в Африке. Если в 60-х гг. ХХ века, после обретения колониями независимости, казалось, что вновь возникшие государства быстро идут в сторону цивилизации, то уже в 70-80-х годы ученые заговорили о традиционализации, возврате архаики во все сферы жизни.

Однако отнесение не только России, но и Африки к «традиционному обществу» может вызывать протест уже на уровне здравого смысла. Например, трудно отождествить современного африканского президента, зачастую окончившего престижный западный вуз, с вождем африканского племени доколониального периода. Применительно к России это выглядит еще более нелепым. Невозможно отрицать, например, быстрое развитие товарно-денежных отношений, появление значительного социального слоя не только крупных, но и средних и мелких предпринимателей. В разы выросло количество вузов и обучающихся в них студентов.

Для осмысления фактов, выявляющихся в ходе сравнительного анализа Африки и России, необходима адекватная теория, располагающая соответствующим понятийно-категориальным аппаратом. Концепции же модернизации, которые сегодня используются для этого, демонстрируют, как видно, свою несостоятельность. Их философская база покоится на эволюционизме, а значит, предполагается однолинейное развитие развивающихся государств в сторону цивилизации по западноевропейской (или североамериканской) модели. Этот вектор исторического движения выводится из борьбы «нового» и «старого», в которой победа модерна («нового»), в конечном счете, считается предрешенной. В то же время, ни государства Африки, ни Россия не спешат превратиться в аналог США или, например, Франции. Наоборот, по мере углубления модернизации у них все четче наблюдаются признаки возврата «к истокам», которые только с большой натяжкой квалифицируются как «традиционное общество».

Изъян теорий модернизации как раз и заключается в том, что они трактуют начало исторического движения развивающихся территорий именно с момента столкновения «традиционного общества» с «цивилизацией». При этом «традиционное общество» понимается как статичное, лишенное внутренней динамики. Считается поэтому, что вектор движения целиком и полностью определяется представителями «цивилизации». Как справедливо отметил Л.В.Поляков, «при таком взгляде процесс «модернизации» остается мистически-таинственным, поскольку сам переход от «традиционности» к «модерну» оказывается необъяснимым и неуловимым. Вернее, такое объяснение не выходит на уровень универсальной социально-философской теории, оставаясь сознательно и принципиально этноцентричным».

Фотоархив Китаисты (в верхнем ряду студенты: Модестов, Андреев, Колоколов, Штейн, Сипягин, Брандт, Рождественский, Богоявленский; в нижнем ряду: Гроссе, Павлухин, Коссович, Рудановский). В центре профессора: Д.А.Пещуров, А.М.Позднеев (?), В.П.Васильев, К.Ф.Голстунский, Н.И.Веселовский, С.М.Георгиевский (?). 1892 г. (?).

Представляется, что адекватная методология изучения развивающихся систем может быть возведена в заслугу основателя нашей африканистики Д.А.Ольдерогге, который еще в 1970-х гг. предложил концепцию «колониального общества как особого типа социальной структуры». «Колониальное общество» – феномен, известный не только Африке, но, практически, большей части человечества, развитие которого происходит преимущественно под воздействием внешнего (западноевропейского) фактора. Россию отличает от Африки лишь то, что в ней подобная структура сложилась еще в XVII-XVIII вв., а европейская культура была привнесена сюда не носителями ее, колонизаторами, а собственной политической элитой. По выражению А.Голднера, «это был внутренний колониализм». Действительно, уход от привычного эталона (Запада), при сопоставлении с которым Россия всегда рисовалась «уникальным образованием», и сравнение ее с другими колониальными обществами обнаруживает множество схожих типологических характеристик.

Возврат к концепции «колониального общества» не может быть осуществлен, в свою очередь, без разработки общей теории «традиционного общества». Необходимо, например, понять, что такое «застой», «стагнация», каким образом они реагируют на внешние импульсы развития... Изучение африканского материала доколониального периода дает основания предполагать, что для традиционного общества характерны фундаментальные противоречия, образующие его динамическую структуру с определенными интенциями развития. При столкновении же с европейской культурой динамическое равновесие разрушается, и традиционное общество приходит в движение. Таким образом, историческая динамика колониального общества определяется не борьбой «модерна» с «традицией», как предполагают теории модернизации, а, в первую очередь, разрешением заложенных внутри традиционного общества противоречий, осуществляемым, однако, в символах западной политической культуры. Поэтому, похоже, повсюду отмеченная «архаизация» является для колониального общества необходимой предпосылкой для обретения устойчивого экономического развития.

Современная реальность дает массу поводов для такого рода выводов. Достаточно в качестве примера сравнить Китай и Россию. В первом при очевидной архаизации политической сферы, когда, казалось бы, произошел возврат к институциональной смене властвующих поколений (хорошо известный африканистике на примере наиболее «примитивных» восточноафриканских социумов с так называемыми возрастными классами), наблюдается мощная экономическая динамика. В России же, наоборот, огромные достижения в модернизации политической сферы сопровождаются застойными явлениями в экономике.

Словом, концепция Д.А.Ольдерогге содержит в себе большой научный потенциал. Не сомневаюсь, что сегодняшние студенты кафедры африканистики, на которой, благодаря профессору А.А.Жукову, продолжает царить дух творческого поиска, внесет свой вклад в разработку этой концепции. А это обещает стать и ключом к пониманию России.  

В.В.Бочаров,
профессор кафедры культурной антропологии
и этнической социологии факультета социологии СПбГУ

© Журнал «Санкт-Петербургский университет», 1995-2005 Дизайн и сопровождение: Сергей Ушаков